Это значит — вшивайте клапан.
Я смотрю исследования, что проделаны на прошлой неделе. Ничего. Функция сердца еще удовлетворительная. И печень в порядке. Рентгенограмма — умеренное расширение сердечной тени.
— Нет, не могу. Вы еще можете жить так, без операции.
— Но я же хочу быть здоровой!
— Не уговаривайте меня. Я уже объяснил. Выпишите ее, Владимир Карлович. Прошу вас дома соблюдать строгий режим: минимум физических движений, лекарства. Вы должны продержаться год; если у нас с клапанами будет порядок, тогда я обещаю вам операцию. Все. Следующая.
Вижу: недовольна. «Какой он жестокий».
А может быть, прооперировать ее? Уже девять месяцев прошло после первой операции у Симы. Все хорошо. Нельзя же оперировать только тяжелых больных — вон сколько было осложнений. Если не умерли, так только по счастью, везет. Она же сама настаивает. Нет. Она не понимает опасности.
Многие сейчас меня осаждают с такими просьбами: «Вшейте клапан!» Помощники тоже: «Давай!» Мне и самому очень хочется оперировать побольше. Все-таки престиж. Ни у кого в Союзе еще клапаны не идут. Да и в Америке митральных немного.
Довольно. Все обговорено, решено. Если через год после первых операций будет хорошо, значит начнем оперировать более легких больных. Уже не только для спасения жизни, но и для труда, для радостей.
Саша работает, Сима писала — на танцы ходит. А эта должна лежать, ждать.
Да, должна. Осторожность. И ответственность.
Иду от одной больной к другой. У каждой — своя болезнь, своя судьба.
У этой стеноз, но «кальцинаты». У нас отличный рентгенолог — все видит насквозь. Как ей это удается? Кусочки кальция, отложенные в толще измененных клапанов Операция сразу делается опасной и ненадежной. Кусочки могут оторваться и попасть в мозг — эмболия. Не проснется. Даже если все обойдется — створки толсты и неподвижны, все равно плохо закрываются.
Снова та же проблема — говорить или нет? Или просто отказать? Но операция, возможно, удастся. А так — безнадежно. Смерть через два-три года, не больше. Может быть, сама откажется. Снимет ответственность. Подловато.
— Вы сильно настроены на операцию?
— Да, а как же? Разве нельзя?
— Я еще не уверен. Муж у вас есть? Я бы хотел поговорить с ним.
Опечалена. «Я так надеялась...»
Пожалуй, «расчеты» у взрослых еще сложнее. Первое — это болезнь: нужно или нет оперировать, какой риск, чего можно ждать. Второе — домашние обстоятельства. Третье — характер: выдержит ли? Пожалуй, есть еще и четвертое — врач. Хватит ли сил, способен ли взять ответственность...
У каждой кровати идут эти расчеты. Вот, наконец, Лена. Клапан вшит три месяца назад. Лежит довольная, всем улыбается.
— Совсем хорошо себя чувствую, когда вы меня домой отпустите?
Тон даже немного капризный. Так много с ней возились, что уже вообразила себя центром вселенной. Умишка маловато, девушка молоденькая. Но не буду пресекать. Спасибо, что не умерла.
— Выпишем. На этой неделе сделают все исследования, и в следующий понедельник домой. Довольна? Давай послушаем.
Я уже слушаю эти клапаны без страха. Уже знаю, что прирастают — и прочно. Почти уверен в успехе. Много можно людей спасти. Так и хочется начать широко оперировать, каждую неделю. Вон американцы вшили несколько сот аортальных клапанов. Хорошая статистика. А вот митральные у них не получаются. Молодец Миша — такой клапан сделал отличный. Мы, русские, тоже не лыком шиты. Сильно на него надеюсь. А ткань, идущая на клапаны, проверена. Сам слышал в Штатах, как хирург говорил, что оперировал одного больного через год — и створка как новенькая, ничего ей не сделалось.
Приятно, когда чего-то достигнешь. Даже если не знает никто. Но лучше, если знают. Мы уже доложили в Москве на научной сессии о первых трех операциях. Статью в журнал попросили. Напишем.
Дальше. Идем дальше.
Последняя палата этого отделения. Устал. В общем все хорошо. Есть, конечно, осложнения, ошибки, но «в пропорции». Даже у Степы в палате порядок. Все записано, исследования сделаны. Лечение получают правильно. Петро небось в субботу проверил. Оберегает. Месяца два ходил в героях после Саши, того случая с прямым переливанием крови. Но потом опять проштрафился, правда, не сильно. До ультиматума не дошло. Может, и притрется? Парень честный.
— Послушайте, а что этот больной так часто дышит? Что с вами, товарищ?
— Ох, профессор, что-то тяжело дышать. У меня это и раньше бывало, такие приступы. Вот увидел вас, разволновался... вдруг откажете?
— Да ну, зачем же. Давайте-ка послушаем вас. Петр Александрович, подойдите.
Слушаем сердце, легкие. Стеноз, еще не тяжелый. Но много хрипов в легких.
— Доктора, а ведь это отек легких. Правда, пока не тяжелый. Давайте-ка все меры, быстро! Где Дима? Возможно, придется интубировать, дышать с повышенным давлением.
Все засуетились. Дело известное: нередко у больных со стенозом внезапно развивается отек легких. Правда, почти всегда удается спасти — есть у нас стройная система всяких воздействий, вплоть до срочной операции. Но бывают и смерти. Каждый год один-два человека погибают от этого осложнения.
Вот здесь камера должна помочь без осечки. Высокое давление кислорода «пробьет» барьер влажных альвеол.
— На всякий случай предупредите Марину.
Это значит — операция. Если не помогут другие средства.
Первый этаж. Последнее отделение. Семен уже ждет у дверей палаты. Слава Богу, близок конец.
Здесь быстро. Большинство мест занято легочными больными, у них гораздо меньше трудностей и проблем. Можно оперировать почти с уверенностью. Нет нужды разводить дипломатию. «Операция вам необходима. Опасность невелика. Я советую». И все.
Если бы не было раковых больных! Я как-то отошел от этой проблемы, не чувствую ее остроты. Сердце заслонило все остальное.
Рак — это страшно. Выпал тебе жребий — берегись. Не совсем так, утрирую, но в нашей, грудной хирургии — почти верно. Не будем об этом. Все-таки есть, живут. Искусство хирурга — удалить легкое, если опухоль еще оставила такую возможность. Это в общем не так трудно. Душещипательные моменты редки. Потом, правда, бывают неприятности — сердечная слабость, почки, инфекция. Но не часто, если не оперировать очень слабых и старых.
— Семен Иванович, были нагноения за прошлую неделю?
— Нет, не было.
— Точно?
— Да у одного было немножко. В двух швах.
Тоже оптимист. Всегда чуть-чуть прибавит. Не настолько, чтобы можно ругаться.
Последний больной, которого я ждал, — Козанюк Степан Афанасьевич. Пятый больной с клапаном, шесть недель тому назад. Положительный мужчина, сорок один год. Отец семейства. Упросил: «Помогите детей поднять». Рассказал: пенсия маленькая, он не помогает, а разоряет семью. Жена из сил выбилась, работает, трое ребят. «Или я ее освобожу, или будет лучше». Я долго колебался, уж очень был тяжелый. Готовили три месяца. Потом решились. Были всякие осложнения: кровотечение, сердечная слабость. Три дня — на искусственном дыхании. Мужественный человек.
— Как, Михаил Иванович, теперь уже можно надеяться?
— Да, друг, можно. Разве сам не чувствуешь?
— Когда аппарат-то, дыхание-то мне подключили, я уже думал — крышка. Меж больными плохая слава идет об этом аппарате.
— Глупости. Конечно, не от хорошей жизни его подключают, но все-таки половину больных спасли с его помощью. Вот!
Слушаю ему сердце. Смотрю свежий снимок, анализы.
— Можно, Степан Афанасьевич, ходить. Помалу.
Все, обход закончен.
Выходим в коридор. Час дня. Закурить.
— Петр Александрович, получите список операций. Удивительно, никто не отменился. Идите на прием.
— Мария Васильевна уже ушла, и наши ребята тоже. Мы вам оставим сомнительных и трудных, в которых не разберемся.
В коридоре перед дверью сидят посетители. С опаской поглядываю на них — родственники, другие с письмами. Нельзя отказывать.
Кабинет. Так приятно сесть в кресло и выкурить сигарету. Даже голова немного закружилась. Почему-то устает спина от этих обходов.
В общем неплохо.
Нужно идти смотреть Юлю. Анализы, наверное, готовы. Все-таки это не кровотечение. Слишком уж благополучно с давлением. А впрочем, все может быть. Анализы и рентген решат.
И этот больной с отеком легких опасный. Но тоже должен обойтись без операции.
Валя. Вот что самое главное. Наверное, матери сказали. Сердце уже у нее сжалось. Представляю Леночку. Кошмар! И некуда деться. Камера нужна. И для этого — с отеком легких — тоже. Вале придется без камеры. Не будем заранее загадывать.
Покурил и хватит. Третья часть программы — посетители. Терпение. Подставляю стул. Открываю дверь.
— Заходите, пожалуйста, по очереди.
Прием, как у большого начальника. Не хватает двойных дверей с войлоком. Входит ловкий человек.
— Михаил Иванович, извините, пожалуйста, но мы так много о вас слышали... Вот вам письмо от профессора...
Письмо так письмо.
