что поил собаку водой и начал молча строить рядом свой замок. Ирка «провела» к его замку дорогу, снова вручила шоколадку, а ещё узнала, что его зовут Нур.
Потом к ним присоединились два мальчишки постарше. Те начали снизу, ближе к морю и прорыли целый канал, окружив свои замки рвами с водой. Ирка помогала им возводить мост, а когда тот был готов, пришло ещё пацанов пять.
Теперь Ирка приходила на берег не только с едой для собак, но и с целой сумкой шоколадок, которые щедро раздавала своим чумазым «строителям» в конце вечера, прежде чем поехать домой.
Ещё она научилась пользоваться переводчиком. И хоть он вызывал неизменный смех у детей и её вопросы были не так уж и важны, главное, что им вместе было интересно и весело, а переводчик всё же облегчал общение.
Однажды Ирка начала убирать с пляжа мусор, ей пришёл помогать Вадим. И дети тоже стали охотно помогать. В результате вышел субботник, пляж стал чистым и ухоженным, а на разросшийся песочный город, как на достопримечательность теперь приходили посмотреть жители.
Конечно, и Ирка, и дети понимали, что это всего лишь песочные замки. Однажды пошёл дождь и изрядно подпортил архитектуру, на следующий день поднялся шторм и большую часть песочного города смыло. Но это был всего лишь повод построить новое — лучше, выше, красивее.
— Ну как там твой пионерлагерь, госпожа пионервожатая? — спрашивал её каждый день Вадим.
Завалившись рядом с ним на диван, она взахлёб рассказывала, что случилось за сегодняшний день.
Два мальчишки о чём-то поспорили, даже подрались, но потом помирились. Щенок накакал прямо на «центральную дорогу», все фукали, но никто не хотел убирать. Нужны ещё ведёрки и лопатки, и мел, много мела — будут рисовать на стенах.
И Вадим смеялся вместе с ней, и переживал, и сочувствовал, если что-то не получалось или опять вмешалось море, и привозил вёдра, мел, краску в баллончиках и шоколадки.
А ещё он, конечно, не сидел без дела. Всё же они сюда не куличики лепить с сомалийскими детьми приехали. Встретился со своим «важным человеком», получил списки сотрудников шести из двадцати местных больниц. Пока это всё, что удалось достать, но он был в процессе.
Теперь они не просто ехали в больницу наугад, а «вылавливали» врачей по списку.
Да и беседы выходили предметными и плодотворными. Врачи звонили в другие больницы своим коллегам, коллеги опрашивали местных: всё же когда вопросы задаёт врач — это всё равно что отвечать перед богом. А если этот врач ещё вытащил с того света твоего ребёнка или сохранил тебе ногу, тут уж постараешься выложить всё, что знаешь.
— Ну ладно, ты тут ещё посиди немного, если хочешь, — отряхнул Вадим руки от песка. — А я пойду закажу нам ужин в номер. Что-то устал, не хочу идти в ресторан. Ещё сделаю парочку звонков, — посмотрел он на часы и погладил Ирку по руке расставаясь.
— Да, я скоро, — улыбнулась ему Ирка. — Вот эту стену только доделаю. Чёрт! — расстроилась она. Мало увлажнила песок, стена рассыпалась.
Она как раз принесла с моря воды и плеснула на кучу песка, когда её тихонько позвали.
— Да, малыш, — подняла она голову. Переминаясь с ноги на ногу, в тени кустов стоял Нур. — Что ты хочешь, милый?
Он позвал её рукой.
Ирка удивилась. Поднялась, отряхнула колени.
Охрана доблестно перещёлкнула затворами — так они обычно напоминали о своём присутствии, но Ирка остановила их рукой, почти приказывая, что идти за ней не надо: мальчишка и так заметно нервничал.
Она свернула за ним к разрушенной стене.
За стеной стоял пожилой мужчина. Можно сказать, старый. Морщинистый, по-стариковски сгорбленный, с седой бородкой и в тёмных очках.
— Это кто? Твой дед? — улыбнулась Ирка. — Набад! — поздоровалась она.
Мужчина потрепал мальчишку по голове и прогнал. А потом ткнул узловатым пальцем в её почтальонскую сумку.
— Что? — не поняла она. Он повторил. — Фото? — удивилась Ирка. — Это? — достала Петькину фотографию.
— Кейсаней, — тот ткнул в фотографию.
— Кейсаней? — опешила Ирка. — Он был в госпитале Кейсаней? Вы его видели?
Мужчина скривился, давая понять, чтобы не трещала, как сорока, он всё равно не понимает её птичьего языка, повторил:
— Кейсаней.
Развернулся и ушёл.
Ирка ни Мухаммеду позвонить не успела, ни переводчик в телефоне открыть.
— Кейсаней. Кейсаней, — повторяла она себе под нос, пока неслась обратно на пляж.
Кейсаней — турецкая клиника в здании бывшей тюрьмы была расположена у кромки берега на окраине города, как и положено тюрьме. И высоченный забор, и неприступные стены всё напоминало в ней о былом предназначении, и это была одна из самых укреплённых клиник в городе.
— Мы принимаем пациентов независимо от того, к какому клану они принадлежат, какой религии и каких политических взглядов придерживаются, — сказал им с Вадимом главврач. — Тридцать тысяч человек только с огнестрельными ранениями, больше двухсот тысяч всего за время существования больницы прошли через наши руки. Война есть война, и мы лечим всех, — имел он ввиду и крестьян, и приезжих, и исламистов. — Вашего парня я не помню, но поспрашивайте у врачей, они знают лучше.
Вадим поговорил со всеми в травматологии, ожоговом и общем отделениях. Со всеми, кто был в тот день на смене. Списка сотрудников госпиталя Кейсаней у них не было, но…
— Кейсаней, — торопясь, собирала Ирка свои вещи, повторяя одно только слово, как тот доктор Айболит, твердящий про Лимпопо.
Она высыпала из сумки батончики, решив раздать их сразу, и бежать быстрее в гостиницу, когда воздух содрогнулся.
Взрыв.
Самый настоящий. Совсем рядом.
Глава 37
Содрогнулись берег и полуразрушенные стены. С одной даже сорвалось несколько камней и покатилось вниз. Ирке показалось, уши заложило. В воздух поднялся столб пыли или дыма: понять, из чего состоит серое облако, от которого запершило в горле, не представлялось возможным. И сначала всё словно затихло, а потом она стала различать шум и крики, что долетали даже до берега.
Но страшно Ирке стало, когда она увидела лица своей охраны.
Парни подобрались, словно готовые для прыжка овчарки. И на задранных к небу лицах читалась тревога и предчувствие беды.
— Вадим, — опомнилась Ирка, вдруг сообразив, что взрыв произошёл на одной из соседних улиц, а Воскресенский только ушёл. То
