О господи!
Автобус, хоть и рейсовый, на этом маршруте пассажиров раз-два и обчелся, да и водитель сидит, отгороженный от салона плексигласовым экраном и занавеской, — значит, шансов, что кто-нибудь что-то заметит, мало, 3а каких-нибудь две секунды мой одноглазый бандит превращается в подобие флагштока, а она вдруг открывает глаза и устремляет взгляд прямо на… меня! Я молниеносно отворачиваюсь и делаю вид, будто меня безумно интересуют огромные ели, стоящие вдоль моей стороны шоссе. Это не мешает мне видеть ее отражение в оконном стекле. Я вижу, как она все быстрее и быстрее работает руками, но не могу разглядеть, смотрит ли она по-прежнему на меня. И в тот момент, когда замечаю еще одну необычайно стройную ель и любовь к природе вспыхивает во мне с новой силой, я вдруг слышу, как соседка издает едва слышный стон. Красивый, милый, чувственный, возбуждающий женский стон. Положение у меня в брюках становится нестерпимым, но как бы там ни было, мне ничего другого не остается, как терпеть. О том, чтобы сменить позу, не может быть и речи.
Я по возможности еще усерднее таращусь на ели, делая вид, что, кроме них, для меня ничего не существует, а мое тело распирает от желания, которого с лихвой хватило бы на целый гвардейский полк.
Она выпрыгивает из автобуса на две остановки раньше меня.
Добравшись до работы, я прямиком ковыляю в туалет, где плыву, едва успев расстегнуть молнию брюк.
"Прощай, красивый сон, — думаю я, стоя на остановке в ожидании автобуса на следующее утро. — Вряд ли я когда-нибудь еще тебя увижу".
Но, войдя в автобус, вижу ее на прежнем месте, Я собираюсь было сесть в середине салона, как вдруг мы встречаемся взглядами. Она смотрит на меня, улыбаясь. Я краснею, понимая, что бой проигран, игра продолжается.
И сажусь на привычное место. Но ничего не происходит. Всю дорогу до города она сидит, уткнувшись в журнал, и выходит на той же остановке.
Все начинается на следующий день. Она одета в джинсы поверх купальника — мода, которую я очень скоро получаю возможность оценить по достоинству, ибо моя соседка вдруг расстегивает молнию, распахивает джинсы и спускает их до самых колен. Затем упирается ногами в переднее сиденье и двумя пальцами оттягивает в сторону оранжевый купальник. Все происходит без единого слова, мы лишь время от времени переглядываемся, а уж проблемы выбора между елями за окном и этим импровизированным спектаклем для меня просто не существует, Волосы у нее на лобке светлые, почти белые.
Она мочит средний палец левой руки во рту, медленно проводит им по ложбинке между грудями вниз, к пупку, по плоскому загорелому животу и, наконец, он полностью исчезает в вульве. Она начинает осторожно водить пальцем вверх-вниз, правой рукой массируя грудь, а меня опять распирает от желания.
Продолжая шалить левой рукой, правой она открывает свою сумочку и достает оттуда… ножницы! Затем берет и, не моргнув глазом, разрезает купальник в паху. Эластичная ткань расходится, закручивается в волан вокруг вульвы, а палец движется все быстрее. Я сижу и смотрю на это, разинув рот, не веря в реальность происходящего — когда я в последний раз читал в газетах об эксгибиционистах женского пола? А шоу тем временем принимает новый фантастический оборот: это милое создание вынимает из сумочки пластиковый фаллос телесного цвета. Она сперва берет его в рот, как бы проверяя на вкус, затем подносит массивную каучуковую головку к своей половой щели, вставляет ее туда и начинает медленно вращать. У меня возникает опасение, что все это плохо кончится, мне кажется, что эта штукенция слишком велика для ее юного тела. Но я, видно, плохо знаком с анатомией, потому что в конце концов ей удается всунуть в себя эту громадную штуковину целиком. А сделав это, она начинает медленно, потихоньку вынимать ее оттуда, потом снова так же медленно всовывать и при этом неотрывно смотреть на меня своими синими глазищами.
Проделав эту операцию раз пять или шесть, она откидывает голову назад, и я вижу, как ее тело начинает биться в оргазме. Почти целую минуту она лежит неподвижно, потом натягивает штаны и заправляет в них свой купальник.
Все это время я сижу с самой сильной эрекцией за последние три года и сгораю от стыда, что не внес свою лепту в столь блестящее шоу. И вдруг эта добрая фея придвигается ко мне, я закрываю глаза, утыкаюсь носом в ее волосы, от которых пахнет лимоном, и чувствую, что она сразу же переходит к делу: одним рывком расстегивает мне ширинку и извлекает на свет мою вибрирующую твердую плоть. Неожиданно крепко сжав ее в кулаке, она начинает быстро и уверенно водить рукой вверх-вниз… Уже после двух-трех ее движений чувствую, что изнутри меня распирает от горячей спермы, и в самый последний момент, перед тем как начинается бурное толчкообразное извержение семени, она плотно сжимает свои ярко-красные губы вокруг моей головки, и ее рот превращается в мокрый, горячий и тесный спермоприемник.
А вот и ее остановка…
Двое
("Влюбленный")
Он уснул, но проснулся, когда автобус вдруг выехал на ухабистую горную дорогу. Он лежал щекой на чем-то мягком и теплом, а грудью — на чем-то теплом и твердом. На задней площадке микроавтобуса, где они лежали вповалку, качало и трясло. До него доносились голоса тех, кто сидел впереди и разговаривал с водителем, чтобы тот не уснул.
Они направлялись за перевал кататься на горных лыжах, поздно выехали, и поэтому пришлось провести полночи в автобусе. Трое сидели впереди, а шестеро лежали здесь, сзади, на матрацах и одеялах: он сам, трое парней и две девицы.
Когда он проснулся, было совсем темно, на расстоянии вытянутой руки ничего вообще не было видно, а вокруг себя он слышал, как сопят спящие и как кто-то беспокойно ворочается во сне. Вдруг до него дошло, что щекой он лежит на чьем-то бедре. От него-то и исходило тепло. Пошевелив ногами, он уперся в чью-то голову и понял, что во сне он развернулся на сто восемьдесят градусов. Осторожно приподняв голову, он почувствовал легкий запах человеческого тела и вдохнул полной грудью нежный аромат чужого пота. Его бросило в жар, он стал лихорадочно гадать, кто бы это мог быть. Он знал всех за исключением Генриха. Он видел, как тот вошел в автобус, но в пути он едва осмеливался смотреть на него — настолько тот был красив.
После того как автобус выехал на ровную дорогу, он с предельной осторожностью повернулся лицом к тому, на чем до этого покоилась его голова, и медленно, сантиметр за сантиметром, стал скользить губами вверх по бедру к мягкой выпуклости в паху. Когда тело под ним вдруг беспокойно зашевелилось, он на мгновение замер, притаился, как мышь, не дыша. Потом так же осторожно двинулся дальше, ощутил подбородком мягкое вздутие в промежности, почувствовал носом характерный запах пота, услышал биение собственного пульса, когда мягкое под его подбородком стало вдруг превращаться в твердое. Вот это номер!
