– Мистер Латтимер, – продолжал доктор, обращаясь к Бренту, который стоял позади Тейлор, положив руку на ее плечо. – Я не могу обещать, что процедура восстановит его зрение, но я совершенно уверен, что это – очень хороший шанс. Конечно, вы знаете, как мои уважаемые коллеги уже говорили вам, что операция может быть опасной. Мы будем оперировать на глазах…
Голос доктора монотонно бубнел, повторяя то, что она уже слышала много раз от разных врачей. Тейлор ощутила страшную усталость и волнение. Ей хотелось, чтобы они просто сделали операцию и покончили с этим делом. Она начинала ненавидеть Лондон, стремясь всем сердцем к открытым пространствам «Хартс Лэндинг», к своей семье и друзьям. Она ненавидела туман, дождь, испытывала отвращение к застывшим больницам с их специфическими запахами, – слишком много болезненных воспоминаний об искалеченных молодых парнях, солдатах, лишившихся рук, ног, глаз…
Брент прервал врача.
– Доктор Смайз, извините, но мы так много раз говорили об этом летом. Мы рассмотрели все варианты, и я думаю, понимаем все осложнения, которые могут возникнуть. Нам кажется, что пришло время решиться. И Карлтон тоже так думает, правда, сын?
– Да, сэр, – отчетливо ответил Карлтон. Почувствовав, как рука Брента сжала ее плечо, Тейлор умоляющими глазами взглянула на врача, спросила:
– Доктор, пожалуйста, скажите нам, когда вы сможете начать операцию.
Смайз откинулся вместе со стулом назад, засовывая большие пальцы под лацканы пиджака. Он посмотрел на нее поверх очков, находящихся на кончике носа.
– В эту пятницу.
Глава 15
Октябрь 1870 – «Спринг Хейвен».
Смех Бренетты легко раздавался в осеннем воздухе от веранды до сарая, где Рори подковывал лошадь. Капельки пота выступали над бровями, и когда он вскинул голову, взглядывая на дом, крупная капля скатилась к носу. Рори стряхнул назойливую влагу и отвел взгляд от жизнерадостной сцены. Бренетта раскачивалась на качелях возле Стюарта. На двух стульях напротив них расположились Меган с Джозефом. Мариль сидела в стороне от молодежи, ее руки ловко работали с мотком шерсти и парой спиц.
Чуть раньше Бренетта звала его сделать перерыв и присоединиться к ним, но он отказался, сказав, что слишком много работы, и он лучше займется делом. Мартин предпочитая не присоединяться к веселой компании, держал вместо этого под узцы лошадь, пока Рори крепил ей подковы. В то время, как лицо Рори не выражало абсолютно ничего, Мартин мрачно нахмурился.
Заметив быстрый взгляд Рори, он сказал:
– Некоторые люди имеют все. Посмотри на этих двоих. Им совершенно нечем занять свою жизнь, кроме как рассиживаться с парой глупых девиц и упражняться в красноречии. Меня тошнит от одного вида, как Стюарт Адамс ловит каждое слово Нетты. Они так обходятся мило друг с другом, что можно удавиться.
Рори откинул старую подкову, выпрямился и еще раз пристально взглянул на веранду. На Бренетте было легкое льняное бледно-лиловое платье, постоянно обмахиваясь веером такого же цвета – она делала привлекательный жест, но дающий слишком мало прохлады в этот на удивление жаркий осенний день. Даже на расстоянии, Рори мог различить, как заботливо Стюарт склонялся к ней. Когда он заговорил, Бренетта приподняла подбородок с улыбкой на губах, пока ее глаза кокетничали с ним. Рори не мог видеть их, но он знал – что это так.
– Уведи лошадь. Я закончу позже, – тихо сказал Рори Мартину и вошел в сарай.
Через пару минут он выехал верхом на своем любимом жеребце. Скинув рубашку и ботинки, он поскакал без седла. Застывшее лицо казалось каменным, когда он рысью пронесся мимо Мартина по направлению к реке. Рори не смотрел ни вправо, ни влево, переходя на галоп как только выехал со двора. На мгновение восприятие мира исчезло, осталось только ощущение восточного ветра на теле и скачущей лошади под ним. Он неожиданно освободился от мыслей – о плантации, банке, даже семье Латтимеров. Будучи «Медвежьим Когтем», храбрым Чейенном, сыном «Белой Голубки», и внуком «Бегущего Медведя». Он был частью земли и воздуха, свободным, как ветер.
Улыбка застыла на губах Меган, и она надеялась, что выглядит не так фальшиво, как она чувствовала. Ее юное сердце разбилось внутри, пока она наблюдала за Стюартом и Бренеттой. Застигнутая мучительной болью первой любви, она была уверена, что ничто не наладится вновь.
Мысли вернулись назад к барбекю. Съезжались ближние гости, прибывая в самых разнообразных экипажах. Большинство из них принадлежали к поколению, которое помнило величественные балы и пикники, охоту на лис и лошадиные скачки, красивые одежды и полное благополучие. Сейчас для многих богатство и все, что оно приносит, безвозвратно исчезло, но воспоминания их остались живыми и яркими, и они уверяли, что этот прием был совсем таким, как в старые добрые времена. Их дети не могли помнить дней, о которых они говорили, но для них это стало грандиозным событием. Столы ломились от угощений, повсюду слышался веселый разговор, и погода стояла великолепной.
Меган находилась рядом с мамой и Мартином, встречая гостей. Она с изумлением слушала и наблюдала, как ее мать молодела прямо на глазах.
– Мариль, ты совершенно не изменилась. Такая же хорошенькая, как в тот день, когда Филипп умчал тебя в Чарльтон на медовый месяц.
– Мариль Беллман, ты, должно быть, украла этих детей. Ты слишком молода, чтобы действительно быть их матерью.
– Почему мы так редко видим тебя, Мариль Стоун? Ты просто должна начать принимать приглашения, которые, я уверена, ты получаешь. Времена, может, и тяжелые, но мы-то, южане, знаем, как веселиться.
– Я открыто объявляю, что эти Беллманы всегда захватывали самых лучших и красивых девушек во всей Джорджии.
– Мариль Беллман, ты все время была такой любезной хозяйкой. Преподобный Стоун – успокой Господь его душу – не смог бы достичь ничего, если бы рядом с ним не было его очаровательной дочери. Бог свидетель, то же самое можно сказать и о твоем покойном муже.
Меган смотрела на мать новыми глазами. Бог мой, они ведь правы! Ее мама была когда-то молодой и привлекательной. Она была девушкой, совсем как Меган сейчас, и влюбилась в отца Меган, испытывая то же самое, что испытывает сейчас она.
Много позже, или ей так показалось, она смогла отойти и присоединиться к гостям помоложе. Неожиданно она перестала ощущать себя бедной Меган Беллман в трижды залатанном платье. Она была хорошенькой дочкой когда-то известного плантатора и юриста. Ее дом – это величественная плантация «Спринг Хейвен», а дни – беззаботны, заполнены только мыслями о нарядах, безделушками и пустой болтовней с такими же, как она, девицами. Она заставляла себя верить в это.
