— А может, это ты меня не слушала? Помниться, вожжа попала под хвост при первом же упоминании замужества, а дальше была лишь истерика с последующим бегством, после которого я ещё и добрых полгода искал тебя по городам и весям! А между тем, — отец встаёт и, порывшись в сейфе, кладёт передо мной очередную «папку с секретами» — для начала стоило бы хотя бы заглянуть в портфолио претендента. Ну а вдруг? Хотя бы просто потому, что женить тебя насильно у меня и в мыслях не было!
Я заторможенно открываю папку и на первом же листе внутри вижу большую цветную фотографию Димки. Взгляд этот его искристый, ямочки на щеках…
«Нет, серьёзно, совсем не узнаёшь меня?..»
А как бы я узнала, если сразу же нарисовала себе образ престарелого, охочего до молодых прелестей похотуна и сама же в него свято поверила?
«Причём тут домострой, если последнее слово остаётся за женщиной? Наоборот — подход, указывающий на серьёзные намерения мужчины… Разве плохо?..»
Нет, не плохо. Скорее, нестандартно, как и всё что связано с НИМ. Просто отец чисто по-мужски начал разговор с того, что считал преимуществом он — родословная и, конечно, перечисление текущих бизнес-активов претендента, а я, чисто по-женски, хотела исключительно по любви, большой и романтичной…
«Я думаю, Лис, что это всё херня какая-то. И тут надо конкретно разбираться…»
Интересно, как объяснили ему тогда мой отъезд — моим категоричным отказом от его кандидатуры?
— Значит так, — смотрит на часы отец, — сейчас уже поздно, но завтра с утра, раз уж таким образом всё вывернулось, да ещё и с заделом на потомство — звоню Бинюжикову. Митяй парень с хорошей наследственностью. Выбор одобряю. И помогу!
И вроде всё сложилось наилучшим образом, но я всю ночь не могу уснуть. Сначала в голове не укладывается — счастье было так близко, стоило лишь усмирить строптивость и хотя бы просто выслушать отца… А потом понимаю, вдруг, что примерно за год до «сватовства» Димка уже засветился в паре с Ниной. Ну и что тогда было это сватовство? У голубков случилась размолвочка и Дмитрий решил подкатить с предложением ко мне? Или сама размолвочка из-за меня и случилась, а после, когда я «отказала», парочка воссоединилась?
Впрочем, какая теперь разница, если в итоге именно Нина — законная жена!
Кстати, а что, если об этом узнает отец? Он-то, хотя и не любитель светских хроник, а в последние годы так и вовсе, едва ли не помещик-затворник, но если решит полюбопытствовать делами Дмитрия сейчас — то вот тут-то его и ждёт сюрприз…
Следующие несколько дней проходят в напряжённом томительном ожидании, и вот отец вдруг сам приходит ко мне в комнату.
— Ну что, хорошие вести для невесты! — Он действительно в радостном возбуждении, а у меня от слова «невеста» холодные мурашки по загривку… — Бинюжиков запрос принял, по своим канал пустил. И мне только что сообщили, что шансы у Митяя не просто хорошие, а почти стопроцентные. Не сразу, конечно, такие вещи с наскоку не делаются. Посидит ещё в СИЗО, потом, возможно, под домашним придётся пожить месяц-другой. Да даже если и пару лет — это всё же не пятнашка строгача. Вот только со свадьбой придётся погодить. Во исключение малейших подозрений на связку Бинюжиков-Ерофеев-Пригожин любые контакты с Митяем для тебя исключены. Включая телефон, скайпы и смс-переписки, особенно любовные.
Значит, ещё не знает… Я сникаю, отец успокаивает:
— Ну ничего, ничего! Три года вам роли не сыграло, а уж тут и подавно пролетит время. Зато у тебя будет возможность нормально к свадьбе подготовиться! — С потеплевшим взглядом кивает на мой живот: — Думаешь, внучок?
Я жму плечами, отец принимает это за смущение и спешит оставить меня одну. Оседаю на край кровати. Блин. Ну вот и как быть теперь? Тянуть время — только лишний раз обнадёживать отца, считай — обманывать. А сказать сейчас… Страшно.
И всё же, промаявшись от сомнений очередную ночь, утром я появляюсь в кабинете отца.
— Пап, я тебе сказать хотела, насчёт нашей с Дмитрием свадьбы… Ты только не заводись, ладно?
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
— Трудно оставаться спокойным, после просьбы не заводиться, — хмурится отец. — Он что, не хочет жениться? Да я его, сукина сына… — Сжимает кулак, а я жмурюсь и выпаливаю испуганной скороговоркой:
— Просто он уже женат, пап!
Говоря «не заводись», я взяла слишком мелко. Лучше было бы сказать «не бомби» — лицо его багровеет так сильно, что мне становится страшно.
— Пап, ну не надо так! — Обнимаю его. — Ну я же спокойна. Мы с ним с самого начала договорились, что ничего личного. Просто так получилось, что беременность. Бывает.
Но отца так просто не унять. Он ещё долго пыхтит и порывается куда-то бежать, может, даже, звонить, отменять процедуру вызволения, но я не пускаю.
— На ком женат-то хоть? — гневно бурчит он.
— Тебе зачем?
— Спрашиваю, значит надо!
— Я скажу, но только сохрани это в тайне, ладно? Это Нина Шестакова, дочка дяди Саши. Ну, Сан Саныча твоего.
— Кто-о-о? — то ли недоверчиво, то ли возмущённо восклицает отец. Пауза… И начинает вдруг смеяться, молотит ладонями по столу: — Вот сукины дети! Оба!
Я не понимаю, что тут забавного. Мне даже слегка обидно. А отец, просмеявшись, удовлетворённо обмякает в кресле:
— Свадьбе быть, можешь готовиться.
— А как же…
— Этот брак фикция, не бери в голову.
— Ну да. Может он и был когда-то фиктивным, не знаю, но на данный момент там всё серьёзно. Нина тоже беременна, пап.
— Я не знаю, от кого она там беременная, у вас, современной молодёжи, с этим слишком уж просто, но что не от Митяя — это я тебе голову на отсечение даю. Просто потому… — Отец подаётся ко мне через стол, хитро заглядывает в глаза. Его словно распирает что-то, но он держит это внутри. И аж искрится весь от неудержимого, похожего на ажиотаж веселья. — Эх, не должен бы я это говорить, явно ведь афера там не шуточная закручена, о таком даже шёпотом нельзя… Но ты, думаю, трепать точно не станешь, не в твоих интересах Митяя своего закапывать. Брак сто процентов фиктивный потому, что Митяй с Нинкой брат и сестра по отцу, и прекрасно об этом знают. А кроме них, не считая почившего Сан Саныча — только я. Ну и, теперь уже, ты.
Глава 28. Об одном только жалею
Глава 28. Об одном только жалею
Дмитрий
Когда тебя угораздило родиться в семье «Не жили богато — нечего и начинать» и «Больших денег честно не заработать» — любое стремление вырваться за рамки воспринимается как отклонение от нормы. Особенно, если это стремление с каждым годом всё больше превращается в нестерпимый зуд. Жажду. Манию взять и сделать хоть что-то и посмотреть, что из этого выйдет, вместо того чтобы долго и нудно рассуждать почему это бесмысленно. Рискнуть. Проверить себя…
Но нет. Для мамы, учителя литературы в школе, «бизнес» было синонимом «криминальный мир», а отец просто ленился лишний раз шевелиться, кроме как на своих «два через два, с восьми до шести» На меня же была возложена почётная обязанность учиться на пятёрки, что, по интуитивно непонятной мне причине, являлось для родителей мерилом моей будущей состоятельности как личности. Система эта была душной и вязкой, словно трясина. Шаг влево, шаг вправо — и вот тебе скандал вселенского масштаба и ярлык «трудный ребёнок»…
Всё изменилось, когда мамы не стало. Возраст у меня тогда был самый поганый, бунтарский, и ничего хуже, чем всего через три месяца после похорон жениться на своей уже глубоко беременной любовнице отец придумать не мог. Но с другой стороны — именно тогда я и понял окончательно, что никто мне не указ как жить. И природа взяла своё.
Сначала пошёл в отрыв — гулянки, курево, сомнительные компании. Потом прибился к «блатным» — мужикам с лодочной станции, которые днём работали спасателями и водным такси, а в свободное время промышляли браконьерством: раками, осетриной и прочими мутными, но прибыльными делами. Не раз мог и загреметь по малолетке, но судьба отводила. А может, и Бог миловал.
