Дворецкий, грумы и лакеи уже ждали их около парадного входа. Люк кинул поводья груму и спустился на землю. Потом помог спуститься Амелии. Несколько мгновений, пока слуги леди Хайтем суетились вокруг, отвязывая багаж от задка кареты и внося его в дом, Люк крепко удерживал ее рядом с собой, чуть ближе, чем позволяют приличия. С мрачным выражением лица он посмотрел на нее.
— Ведь вы согласны, не так ли? — Он впился в нее взгля дом. — Никаких продвижений вперед, по крайней мере на этой неделе.
Она весело ему улыбнулась. Будь они одни, она прижалась бы к нему и поцелуями прогнала его тревоги, наверное, даже хорошо, что вокруг люди. Подняв руку, она погладила его по щеке.
— Я же сказала — перестаньте волноваться. — Повернувшись к дому, она добавила: — Вам совершенно нечего бояться.
Выйдя из кольца его рук, она направилась к парадному подъезду. Он некоторое время смотрел ей вслед, потом она услышала скрип его сапог и почувствовала его взгляд на своей спине. Он шел за ней. Губы ее изогнулись в улыбке. Он не поверил — и не поверит — ей; к несчастью, он слишком хорошо ее знает.
Подняв голову, она взошла по ступеням, обдумывая еще один жгучий вопрос, который у нее оставался: как ей соблазнить того, кто благодаря своему легендарному успеху все на свете уже видел?
Глава 8
Нужно будет подготовиться. Придется захватить его врасплох.
Они приехали в хорошее время — был почти полдень. И вместе с Люком, шедшим за ней по пятам, она вошла в гостиную, где хозяйка занимала тех, кто уже приехал.
— Мама и леди Калвертон еще едут, — ответила Амелия на вопрос леди Хайтем. — Меня привез в своей коляске Люк.
Ее светлость просияла и похлопала по стулу рядом с собой:
— Садитесь же, милочка, вы должны поведать мне ваши новости!
Амелия села, пряча усмешку, в то время как Люк холодно проигнорировал лукавый насмешливый взгляд ее светлости. Он склонился над ее рукой, после чего подошел к группе молодых джентльменов, столпившихся у окна. Амелия не возражала против его ухода. Она много раз бывала на приемах в загородных поместьях и знала распорядок не хуже, чем он.
Леди оживленно болтали. Прибывали все новые гости. Кареты Калвертонов и Кинстеров подъехали как раз к позднему ленчу.
После этого мужчины разбрелись и попрятались по каким-то своим мужским берлогам, а дамы стали расходиться по комнатам. Вторую половину дня женщины всегда посвящали удобствам — выясняли, кому какую комнату отвели, проверяли, аккуратно ли повесили их платья, нашли ли горничные их туалетные принадлежности. А также узнавали, кто расположился рядом и где находятся пожилые дамы и опасные сплетники.
Позже тем же вечером леди, желающие остаться наедине со своими поклонниками, обязательно найдут возможность открыть места, где они обитают, своим партнерам по желанию. Дальнейшее, если оно будет, произойдет в последующие дни — это был обычный, общепринятый и всем известный порядок, — и, стало быть, ничего, отдаленно напоминающего скандал, никогда не происходило в первый вечер на приеме в поместье.
Добравшись до отведенной ей комнаты — очаровательной спальни в конце одного из флигелей, удобно расположенной рядом с черным ходом, — Амелия убедилась, что горничная Диллис выполнила все ее указания в точности. Ее наряды уже были развешаны, гребни аккуратно разложены на туалетном столике. Пеньюар, который она просила оставить, лежал на кровати. В награду за свой тяжелый труд Дилли получила отпуск на весь вечер, а потому могла одаривать жгучими взглядами лакеев, отбивая их у других горничных.
Сложив руки, Диллис стояла у изножья кровати, с нетерпением ожидая, когда ее отпустят.
Закрыв дверь, Амелия отметила, что все, о чем она просила, выполнено.
— Очень хорошо. А теперь еще одно, последнее, дело.
Она вынула из ридикюля записку, которую написала внизу в гостиной.
— Когда пробьет три часа, отдайте это дворецкому. Адресат здесь указан. Просто скажете, что я просила доставить eе немедленно.
— В три часа. — Диллис взяла записку.
Амелия посмотрела на часы на камине; стрелки стояли на 2.
— Чем бы вы ни были заняты, не забудьте. Когда вы мне понадобитесь, я позвоню.
Усмехнувшись, Диллис поклонилась и вышла, закрыв за собой дверь. Амелия повернулась к пеньюару, разложенному на кровати.
Напольные часы, стоящие в углу библиотеки, пробили три — это было три тяжелых удара. Люк посмотрел на джентльменов, заполнивших просторную комнату; кроме двоих, лениво обсуждающих какие-то соревнования двухместных экипажей, остальные сидели с закрытыми глазами. Кое-кто даже похрапывал.
Им хорошо, а вот он не мог расслабиться и подремать. Держа перед собой газету с новостями, он делал вид, что читает что-то очень интересное; на самом же деле голова у него была занята уже ставшими привычными навязчивыми мыслями.
Ее образ стоял у него перед глазами — нежная улыбка, которая в последние дни порхала у нее на губах, заставляла его бороться с неудержимым желанием целовать ее. А потом…
Чертыхнувшись себе под нос, он с трудом оторвался от созерцания той самой дороги, по которой по его настоянию они не должны были идти. Пока что. Когда-нибудь, конечно, но не сейчас. К несчастью, укоренившуюся привычку сломать трудно: само пребывание здесь, в гостях, в загородном доме, прекрасно приспособленном для того, что он так решительно откладывал, только усиливало и без того немалое напряжение, вызванное необходимостью стоять на месте. Необходимостью сопротивляться.
Не стоило ему приезжать. Явившись сюда, он добился одного — плеть для самобичевания стала гораздо тяжелее. Насколько тяжелее, он понял, когда держал ее в своих объятиях во дворе у парадной двери, понимая, что здесь, в доме, куда она приехала со своей матерью и под его опекой, проще простого воспользоваться многолюдьем и обрести облегчение, которого давно жаждало его тело.
Только здесь он полностью осознал, насколько сильно его желание овладеть ею.
Прикрыв глаза, он снова вспомнил все, что она сказала, снова услышал слова ее заверений.
Он не поверил ей ни на йоту. Он наолюдал за ней — начиная с этого вечера он будет настороже…
Мгновение спустя он поморщился и тихонько поерзал в кресле. Его тело попало в тиски самого странного порока. С одной стороны, он грыз удила от нетерпения овладеть ею, с другой — он отчаянно натягивал поводья, стараясь отложить столь желанный миг. Если бы кто-нибудь когда-нибудь мог предположить, что его вот так скрутит, он рассмеялся бы в лицо этому человеку.
Дверь отворилась. Надменный дворецкий заглянул в комнату, вошел и закрыл дверь. Подойдя к Люку, он протянул ему поднос:
