На форуме сайта «Комсомолки» до сих пор обсуждают эту историю, а отклики потом публикует бумажная газета; угадайте, что там пишут, если даже колумнист «Комсомолки» Александр Милкус, комментируя случай с учительницей, ненавязчиво подверстывает москвичей Тагиевых к вот этому: «С каждым годом в Москву все больше приезжает гостей из стран СНГ. И в школах все чаще можно услышать легкий акцент». Сейчас, когда у нас в экономике происходит сами знаете что, «Комсомолке» именно как официозному изданию очень нужны сюжеты, которые волновали бы ее читателя сильнее, чем кризис. А когда надо, можно и соврать.
XI.
История Гоголевской между тем уже пополнила список «народных сюжетов» - от «дела Иванниковой» до «новгородского дела», заняв среди них вполне заметное место.
Так получилось, что мне в свое время приходилось писать практически обо всех «народных сюжетах» - и каждый раз, как заклинание, я повторял одно и то же: «Здесь все не так однозначно». Некоторые читатели даже до сих пор думают, что у журналиста Кашина такая склонность к саморекламе за счет того, что он пишет об этих историях «так же, как все, только наоборот»; глупо оправдываться, но нет у меня такой склонности, более того - в какой-то момент я даже сам недоумевал: почему активисты выбирают для каждой своей кампании именно такие истории, в которых «все не так однозначно».
Потом понял. Просто историй, в которых все однозначно, не бывает вообще, в принципе. И, наверное, активисты сами это прекрасно знают. Знают, но стараются об этом не думать, потому что любая кампания (или истерика, как угодно) - в блогах, на площадях, в газетах - возможна только когда «все однозначно», и если факты вступают с этой однозначностью в противоречие, то тем хуже для фактов.
* ВОИНСТВО *
Александр Храмчихин
Есть что вспомнить
Битва за Днепр
О 65- летии битвы за Днепр никто не собирается вспоминать. Причем отнюдь не потому, что для России это теперь иностранная река (ее истоки, правда, находятся в Смоленской области, но ассоциируется она, конечно, с Украиной, по которой, в основном, и протекает), а Украина, расставаясь с «наследием прошлого», мягко говоря, несколько перегибает палку. Фактическое игнорирование периода Великой Отечественной между Курском и Берлином сложилось в советское время, и нынешняя историография просто продолжает эту традицию. Как-то исчезли из «памяти народной» Белорусская, Львовско-Сандомирская, Ясско-Кишиневская, Висло-Одерская операции, блестящие по масштабам и достигнутым результатам.
Впрочем, о 60-летии битвы за Днепр у нас вспомнили, правда, таким образом, что лучше бы этого не делали. Осенью 2004 года Москва поставила на Януковича как на будущего президента Украины и решила поднять его рейтинг, организовав с его участием торжества по случаю 60-летия освобождения Киева в день… 61-й годовщины данного события! Все российские СМИ с позорным послушанием (и позорным незнанием истории) транслировали цифру, спущенную сверху, многократно повторив, что Киев был освобожден в ноябре 1944 года (на самом деле к тому времени советские войска сражались на территории Польши, Венгрии и Югославии). Потом о сражении забыли снова.
Между тем именно этот «выпавший период» между Курской и Берлинской битвами был, пожалуй, лучшим в истории российской армии со времен Суворова. Больше не было не только страшных поражений, как в 1941-1942 годах, но и завал противника трупами перестал быть единственным способом достижения победы. Хотя численное преимущество, то есть «число», никуда не делось, но и «умение», наконец-то, появилось. Впервые это проявилось на Днепре осенью 1943 года.
Под Курском обе стороны понесли потери, многократно превысившие самые худшие ожидания. Мы выиграли эту битву потому, что просто не могли ее проиграть, но был момент, когда это невозможное поражение чуть было не стало реальностью. По результатам Курской битвы Советская армия утратила значительную часть своего наступательного потенциала (особенно много этого потенциала было выбито в сражении под Прохоровкой, которое у нас до сих пор продолжает числиться победой), а Вермахт лишился наступательного потенциала навсегда. Из-за этого советское наступление на Левобережной Украине шло гораздо более низкими темпами, чем планировала Ставка, однако для немцев и такое наступление уже было проблемой, удерживать фронт им становилось все труднее. В итоге среди немецкого генералитета возникла естественная мысль укрыться за «противотанковым рвом шириной 3 км», как они называли Днепр. Главным проводником этой идеи стал Манштейн, который в тот период командовал группой армий «Юг».
Днепр сам по себе является труднейшим препятствием для войск, причем ситуация в данном случае усугублялась для нас тем, что, как положено рекам Северного полушария, он имел крутой правый, то есть западный, берег. Если этот берег еще и хорошо укрепить, то форсирование реки в направлении с востока на запад становится сверхтрудной задачей. Немцам удавалось месяцами и годами удерживать гораздо менее удобные для них в географическом отношении плацдармы (Ржевско-Вяземский, Демянский) против многократно превосходивших сил Красной армии. За Днепром они планировали держаться вечно. При этом надо учитывать, что за счет железной руды криворожского бассейна, марганца, меди и никеля Запорожья и Никополя покрывалось до 30 % потребностей Германии в соответствующих ресурсах. Сдавать их немцы никак не хотели.
Разумеется, вечно просидеть за Днепром немцам бы не удалось. Во-первых, их можно было бы обойти с севера, через Белоруссию, во-вторых, наши, в конце концов, проломились бы «в лоб». Однако оба варианта потребовали бы очень много времени, а второй, к тому же, колоссальных, даже по нашим понятиям, жертв. Второй фронт сокрушить Германию не смог бы. Более того, если бы Советская армия застряла на Днепре, Второй фронт, скорее всего, вообще не был бы открыт, англичане и американцы ограничились бы достаточно безопасным как для них, так и для немцев воздушным наступлением. Что касается Итальянского ТВД, он доставлял больше проблем союзникам, чем немцам.
Проблемой Вермахта было то, что Днепр, два года находившийся в глубоком немецком тылу, никак не был укреплен. Сначала немцам казалось, что им это не нужно, а потом как-то сразу стало уже поздно, особенно в условиях обостряющегося дефицита ресурсов и личного состава. Кроме того, Гитлер считал (возможно, даже не совсем безосновательно), что наличие за спиной мощного укрепленного рубежа провоцирует войска на отход к этому рубежу. Главное командование сухопутных войск только к 12 августа 1943 года завершило проект создания «Восточного вала» (системы укреплений на правом берегу), однако реально не было сделано ничего. Тем не менее, даже чисто географических обстоятельств было достаточно для эффективной обороны правого берега. Впрочем, войск для этой обороны в начале осени 43-го у немцев тоже не было, они находились на левом берегу, пытаясь сдержать советское наступление. Гитлер требовал удерживать каждую пядь земли, невзирая на обстоятельства. Манштейн требовал либо резервов, либо права на отход за Днепр. Гитлер соглашался предоставить резервы, в реальности либо не давал ничего, либо нечто чисто символическое. В середине сентября немецкий фронт начал разваливаться, и Манштейн известил Гитлера, что отдаст приказ отходить за Днепр по собственной инициативе. После этого Гитлер смирился и 15 сентября 1943 года отдал приказ об отходе.
Отступающая немецкая группировка имела почти 1000 км по фронту, включала 4 армии и до миллиона человек. Отход такой массы войск через 6 переправ под давлением превосходящих сил противника был сам по себе сложнейшей задачей, а немцы, кроме того, осуществляли тактику «выжженной земли», пытаясь не оставить Советской армии ни людей, ни промышленности, ни даже скота. Поэтому через Днепр переправлялись не только войска, но и угоняемое население (немцы хотели лишить Советскую армию людских ресурсов), скот, промышленное оборудование, продовольствие и т. д. и т. п. Операция была проведена, в целом, весьма успешно. Вермахт оставался, несмотря на огромные потери, безупречно функционирующим организмом, к тому же солдатам и офицерам очень помогала вера в «светлое будущее». Немецкая пропаганда, говоря современным языком, «отпиарила» «Восточный вал» по полной программе, отступающие войска верили, что теперь они смогут занять хорошо подготовленные позиции или вообще отдохнуть в тылу (то есть, Гитлер был прав, считая, что наличие укреплений в тылу автоматически приводит к тому, что войска стремятся отойти за эти укрепления). Они не знали, что никакого вала нет и что оборонять правый берег должны были они же, поскольку никаких войск там тоже нет. Перед Днепром немецкий фронт «свернулся» к переправам, между ними на левом берегу немецких войск уже не было, а на правом еще не было.
