Еще на площади находилось восемь-десять скандаров. Наверное, они выбежали из дома, услышав крики Коринаама о помощи, и теперь неуверенно шли следом за метаморфом, держа наготове свои энергометы. Однако без прямого приказа Харпириаса действовать явно не собирались.
Харпириас догнал их и спросил Эскенацо Марабауда, что происходит.
— Они собираются его убить, принц.
— Что?! Почему?!!
Скандар в ответ лишь пожал плечами.
А тем временем Коринаама уже подтащили к алтарю, и стражники-отиноры бросили его на камень. Метаморф дрожал от страха, тело его беспорядочно менялось, с молниеносной быстротой принимало одну форму за другой: на мгновение он становился причудливым зверем, потом приобретал человекообразный облик, затем снова возвращался к обличью метаморфа, но пугающе искаженному и почти неузнаваемому. Несколько отиноров, стоя на коленях рядом с каменной плитой, крепко держали его. Они явно были испуганы этим странным вихрем превращений, но мужественно не выпускали метаморфа из рук. Двое из них привязывали веревки к конечностям Коринаама и прикрепляли их к колышкам, вбитым в землю вокруг алтаря.
Выругавшись, Харпириас бросился вперед.
Король, мрачный и огромный в своих толстых черных мехах, поднял руку, чтобы его остановить, когда он был еще в пятнадцати или двадцати шагах от алтаря. Тойкелла торжественно указал на огромный меч, потом на Коринаама и жестом пояснил, как произойдет казнь.
— Нет! — топая ногами и отчаянно жестикулируя, завопил Харпириас. — Я запрещаю! — Тойкелла, возможно, не поймет его слов, но, несомненно, почувствует выраженное в жестком тоне и яростных движениях неудовольствие.
Король нахмурился, покачал головой, вытащил меч из земли и медленно начал заносить его над головой.
Харпириас в ответ на это еще энергичнее замахал руками и разразился потоком слов, в котором, как он надеялся, можно было различить отинорские слова и обрывки фраз, которым он научился у Ивлы Йевикеник, — нескончаемой чередой резких восклицаний, то ли имевших смысл, то ли совершенно бессмысленных, в надежде заставить короля Тойкеллу помедлить хотя бы мгновение.
Его отчаянные выкрики, по-видимому, возымели желаемое действие.
Король с озадаченным ворчанием остановился посреди замаха. Воткнув меч обратно в землю, он качнулся вперед и всем своим весом оперся о рукоятку, ни на секунду не отрывая взгляда от Харпириаса, словно тот был сумасшедшим.
Харпириас подошел к алтарю. Тойкелла не шевелился. Харпириас разыграл перед остолбеневшим королем энергичную пантомиму, показывая, что следует убрать веревки, удерживающие Коринаама. Король метнул в его сторону злобный взгляд и ничего не ответил. Уголком глаза Харпириас заметил еще одну группу вооруженных копьями и мечами отинорских воинов, которые бесшумно пересекали площадь, направляясь к алтарю.
Некоторые из скандаров подошли поближе к Харпириасу. Он поманил их к себе:
— Станьте за мной полукругом. Достаньте и зарядите энергометы. Но проследите, чтобы они не были нацелены в сторону короля. И что бы ни случилось, не стреляйте без моего приказа. — Затем обратился к распростертому на алтаре и по-прежнему дрожащему от страха Коринааму:
— Ну так что же здесь происходит, во имя Божества?
Щелеподобный рот Коринаама раскрылся, но произнес он нечто нечленораздельное. Глаза его остекленели.
— Говори же! Ну?! — настаивал Харпириас.
— Они подумали… шпион… враги… — сделав над собой огромное усилие, слабым голосом произнес метаморф.
— Враги? Высокогорные метаморфы, ты хочешь сказать. Здесь их название означает «враги». Эйлилилалы.
Услышав знакомое слово, Тойкелла издал явно удивленное рычание.
— Отвечай же, — приказал Харпириас Коринааму — Король думал, что ты шпион диких метаморфоз с гор, так? — Коринаам слабо кивнул. — И он собирался принести тебя в жертву на алтаре? — Еще один утвердительный кивок — Мне следовало позволить им это сделать!
— Вы же знаете, что я не шпион. — Коринаам с большим трудом выталкивал из себя слова. — Пожалуйста… Умоляю вас, принц, скажите ему об этом.
— Ты хочешь, чтобы я сказал ему об этом?
— Я… слишком испуган… — прозвучал еле слышный шепот.
— Слишком испуган, чтобы умолять его ради спасения собственной жизни?
— Пожалуйста… пожалуйста… — обезумевший от страха метаморф трясся и дрожал.
Харпириас разочарованно фыркнул. Король начал проявлять признаки беспокойства. Казалось, он снова готов был вытащить огромный меч из земли.
Настало время призвать на помощь высшую власть.
— Корональ! — крикнул Харпириас, с важным видом размахивая руками. — Ко-ро-наль. — Король Тойкелла нахмурился. — Корональ, — со всей возможной резкостью снова повторил Харпириас и указал на небо. — Лорд Амбинол.
Корональ Маджипура.
Он лихорадочно подыскивал слова. Но в этой суматохе все его познания в отинорском языке куда-то улетучились. Болтать с Ивлой Йевикеник в уединении его комнаты было гораздо легче. Внезапно то немногое, что Харпириас знал из грамматики, перестало иметь значение, а половина слов словно испарилась из памяти. Но он должен был говорить. Он вспомнил и произнес отинорское слово, которое, как он считал, означает «величество»: «хелминтак». Кажется, это слово как-то подействовало на короля. Затем Харпириас ткнул пальцем в сторону Тойкеллы, выразительно затряс головой и, запинаясь, произнес по-маджипурски:
— Ты не должен его убивать. Корональ говорит: не должен убивать. Не — должен — убивать.
Слуга короналя!
Тойкелла выглядел сбитым с толку. Но кончик меча оставался воткнутым в землю.
— Ко-ро-наль, — еще раз повторил Харпириас, выговаривая это слово медленно и тщательно, словно оно было могущественным талисманом. — Корональ Маджипура. Хелминтак. — Он жестами показал, что надо развязать путы Коринаама и поднять метаморфа с алтаря.
Тойкелла уставился на него в упор. Его глаза раскрывались все шире.
Низкий рокочущий звук вырвался из горла.
«Он, конечно же, считает, что я сошел с ума», — подумал Харпириас. И вдруг понял, что король смотрит не на него, а на кого-то или на что-то за его спиной. Неужели воины племени тихо окружили их и готовы всем скопом броситься в атаку? Или скандары что-то замышляют?
Харпириас бросил быстрый взгляд через плечо.
Там стояла Ивла Йевикеник. Несмотря на морозный ночной воздух, она была одета лишь в короткую накидку из сшитых крупными стежками шкур, небрежно наброшенную на голое тело. На лице девушки застыло выражение страха и неуверенности. Здесь, у алтаря, она оказалась единственной женщиной из племени. Выражение изумления и едва сдерживаемой ярости на лице ее отца свидетельствовало о том, что она не имела права даже приближаться к священному месту.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
