— Не-е-е-ет!
— Правильно! Один из них попросил передать Балатону привет с надеждой, что тот «Помнит Своих Друзей», а второй ущипнул меня за бедро! Прах побери — при всем кабинете!
— Да-а-а-а!
— А вот и НЕТ! — вдруг зло рявкнула Кадия и с грохотом топнула ногой, чуть не проломив сцену. — В том-то и проблема, что НЕТ! Что вы ржете, идиоты? Вы думаете, это смешно?!
— Да-а-а-а!
— Это НЕ СМЕШНО! От этого хочется помыться! Вы скажете: это нормально, девочка, относись к этому снисходительно. Но я не хочу быть снисходительной! Горите в лавовых щелях, вы, смиренные! Я никогда не буду улыбаться вам в ответ на ваши сальные улыбки! Я ни монеты не положу в кошелек стражи, вы, жирные ублюдки! Я ненавижу вас всех! И их! И больше всего — я ненавижу себя!
— Да-а-а! — уже непонятно что, но крайне радостно поддерживала публика.
— Еще вина всем этим мерзким людям! — исступленно крикнула Кадия с высоты сцены, со странным, брезгливым, но внимательным выражением лица наблюдая за радостной и гнусной жизнью Чрева, вскипающей под ней и по её вине. Мчащаяся залпом допила своё вино и с ненавистью швырнула пустую бутылку куда-то в центр зала, положив начало общей свалке…
Мелисандр наконец пробился к сцене.
Над ними уже летали феи, жужжа, как стрекозы; ботинки прилипали к полу, грязному от браги; привычный бармен, подхватив сундук с выручкой, сиганул в окно.
Кадии в голову прилетел гобой, брошенный кем-то из музыкантов (они скромно выглядывали из подсобки, пытаясь хоть как-то найти путь к былой славе) — и Мелисандр удачно подхватил отрубившуюся стражницу…
Рывком стащив ее со сцены, раздав пару тумаков на обратном пути, пару минут спустя патологоанатом вывалился из душной, накуренной, пропахшей отчаяньем таверны в ледяную ночь.
* * *
— Кхм, ну и вот мы здесь, — закончил Мел, потягиваясь и оглядываясь назад, где на топчане, перевернувшись лицом вниз, спала Кадия.
Мы сидели на полу у дивана. Как-то так получается из года в год, что, сколько гостям кресел не ставь, все равно все заканчивается на ковре… Ох, гравитация. Ох, нравы.
Я обхватила согнутые колени руками и тоже обернулась на подругу:
— Не знаю, что сказать.
— Да ничего не говори, Стражди. Все мы имеем право на маленькую истерику.
— Получается, Кадия назвала им и своё имя, и должность?… И всё такое?
— Получается, так.
— Прах. Возможно, нам стоит поехать туда сейчас и… Не знаю. Предложить им всем молчать?
Мел расхохотался и дружески взъерошил мне волосы:
— Детка. Если ты хочешь замять какое-то дело, просить людей молчать о нем — худшая идея. Вообще, учитывая, как трясся и стонал «Полёт бражника» за моей спиной, не факт, что там останется хоть кто-то с воспоминаниями завтра. Как говорят в Саусборне: небо отвернётся, как-нибудь обойдется.
Я покачала головой:
— Спасибо, что ты привёз её, Мел.
— Обожаю выручать вашу троицу, — саусбериец подмигнул. — Вот, сегодня днём еще господину Смеющемуся помогал. Может, и тебе подсоблю, малышка?
— А чем ты помогал Дахху? — я несколько удивилась.
— Пообещай сгонять со мной в Мудру летом — и я расскажу.
Мелисандр и Дахху были настолько контрастны, что даже просто оказываясь в одной комнате одновременно, вызывали у случайного свидетеля лёгкий диссонанс и подёргивание глаза. Будто в рамках одного обеда тебе подают свиные уши по-крестьянски и — тут же — дьи`га музз ай`я брэ дебрийор[2].
* * *
[2] Я без понятия, что это, но, когда Дахху вспоминает об этом блюде народа шэрхен, создается впечатление, что это что-то недоступное простым смертным. Настолько отделяющее мир гурманов от мира людей, что даже вопросом о составе блюда я оскорблю гастро-небожителей. Чего бы не хотелось. Тонкие ж натуры.
* * *
Мы вышли из комнаты, тихонько притворив за собой дверь, чтобы не будить Кадию и вновь задремавшего Мараха.
Я жестом поманила Мелисандра на кухню — лучшее место для ночных посиделок, — но историк категорично покачал головой:
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
— Ну, нет, Ти. Я собирался гулять и радоваться жизни, поэтому не жди, что я закончу вечер среди твоих ситцевых штор. Хочешь слушать мои байки — упаковывайся в плащ и дуй за мной. Можешь прямо в саване.
— Мел, у меня утром работа.
— Ой, да когда тебя это останавливало. И да, про Мудру — я не шучу. Я очень давно туда хочу. Я даже оплачу тебе билет на караван, если ты будешь паинькой и сейчас оденешься за пять, четыре, три, два… Ну вот. Видишь. Билет у тебя в кармане, детка. Стоит только захотеть.
Мы отправились к святилищу богини Авены — величественной лесной скульптуре, спрятавшейся в чащобе неподалеку от моего дома. Я не уверена, что Мелисандр хотел радоваться жизни именно так, но всегда приходится искать компромиссы: зато мы вышли из дома!
Огромный каменный бюст богини-воительницы (размером с хижину), поросший мхом и опятами, торчал наверху небольшого водопада в глубокой лесной расщелине, видимо, появившейся здесь еще в XII веке[3].
* * *
[3] В XXI веке Авена, Теннет и Карл порезвились с геологическими породами всего материка. Случайно, но от души.
* * *
Мы сначала долго спускались по скалам, потом — карабкались уже наверх, на, собственно, скульптуру. Два дерева ошши подсвечивали бюст снизу и, казалось, Авена пламенеет в оранжевом свете древесных плодов.
Интересно… Новые боги культистов Жаркого Пламени — с которыми мне тоже нужно не забыть разобраться — хоть немного похоже на наших, нормальных богов? Или голые танцоры насочиняли себе кого-нибудь менее… земного?
Мы с Мелисандром по очереди вскарабкались богине на голову, пару раз непочтительно врезав ей по каменному уху, шугнули со шлема свору светлячков-ушастиков, и, усевшись спина к спине (единственная доступная вариация на покатом камне), принялись общаться.
Как всегда, со стороны можно было подумать, что мы ссоримся.
Как всегда, моя извращенная психика находила в этих перепалках колоссальное удовольствие.
— В общем, сегодня днем для господина Носатого я сыграл роль газетчика, — после целого ряда взаимных колкостей Мелисандр, наконец, приступил к волнующей меня теме. — Дахху выдал мне фирменный блокнот «Вострушки», какую-то дурацкую куртку, пахнущую типографской краской, велел сутулиться и отправил к госпоже Марцеле из Дома Парящих, чтобы я, значит, прогнал дамочку по идиотскому опроснику: вашему чурбану требовалось разъяснение некоторых моментов для биографии, но сам он…
— Знаю, знаю! — перебила я. — И про что ты спрашивал? Про Иджикаян?
— Да про всё. Я действовал масштабно. Но недолго. Меня выгнали.
— За что?
— Понимаешь, Марцела оказалось дико необщительной бабой. Я к ней уже и так, и эдак, и подольстился, и деловитостью брал, а у нее эмоций, как у деревяшки. В какой-то момент она отошла, и тогда я подумал: ай, была не была, детектив я или кто? Медик или что?
— Или что, — буркнула я.
— Ответ неправильный! — возразил Мел, — И на правах медика я решил капнуть Марцеле в кофе — мы вкуснейший кофе пили — сыворотку красавки[4]. Только вот беда. Марцела оказалась на диете: сыворотка разлилась по столу, пролившись мимо иллюзорной чашки… Госпожа Парящая вернулась, и у нее глаза сразу, как два блюдца — непростой трюк, когда тебе сто сорок лет, — и она давай на меня орать. Вернее, не на меня, а — «охрана, охрана»! Ну, что делать, пришлось мне экстренно смываться.
* * *
[4] В других странах её называют «сывороткой правды».
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})* * *
— Хм… Очень интересно, — я задумалась. — Получается, на твои вопросы она так и не ответила?
— На восемь штук успела.
— Ого!
— …Из девяноста.
— Небо голубое. Дахху — псих.
— Так а я о чём, детка? Давайте, пинайте его со скалы — так делали в древней Тилирии со слабаками — и берите меня третьим. Сразу заживём.
