Но епископ, клир и народ не приняли этих мер, и патриарх их охотно отменил. Выход же его на свободу для ликвидации обновленчества принес огромную пользу Церкви, восстановив и утвердив в ней законное церковное управление. Конечно, большевики должны были выпустить его и без этого заявления, но для престижа власти оно все же было необходимо, и они добились его от заключенного патриарха.
Народ же не усомнился в нем и верно понял его жертву, сделав освобождение его из заключения апофеозом его славы, усыпав дороги его цветами, ободрив малодушных и колеблющихся, как мирян, так епископов и клириков, которые охотно бросали обновленчество.
Ни один воскресный или праздничный день не проходил, чтобы Святейший не служил в московских храмах или окрестностях Москвы. По-прежнему храмы эти даже в будние дни во время служения бывают переполнены. В уездных городах Московской губернии стечение народа было огромное, встреча и проводы патриарха очень торжественные. Рабочие везде покидали работу, и все советские и промышленные учреждения не работали в течение всего пребывания патриарха в городах.
После заключения патриарх проживает не в Троицком подворье, а в Донском монастыре. К нему со всех концов России приезжают разные лица, и в часы приема в его приемной можно увидеть епископов, священников и мирян: одни по делам церковным, другие — за получением патриаршего благословения и за утешением в горе. Доступ к нему свободный, и келейник его лишь спрашивает посетителей о цели их прихода. Патриарх помещается в трех комнатах, первая из коих в указанные часы служит приемной. Обстановка патриарших покоев поражает своей простотой, а беседа с ним, по словам видевших его, производит сильное впечатление. Святейший находит всегда несколько слов для каждого, даже приходящего только за благословением. Приезжих подробно расспрашивает о положении Православной Церкви в провинции. По Москве он ездит на извозчике в сопровождении келейника. Встречные обнажают при виде его головы, и надо быть смельчаком, чтобы решиться не подчиниться установившемуся в этом отношении обычаю. Когда он ездит по железной дороге, то, хотя советская власть не устанавливает для него никаких исключений, никто не входит в занятое патриархом купе.
Московский корреспондент парижской газеты «Энформас он» так описывает, между прочим, свои впечатления о Святейшем и о приеме у него. «Спокойный, умный, ласковый, широко сострадательный, очень просто одетый, без всякой роскоши, без различия принимающий всех посетителей. Патриарх лишен, может быть, пышности, но он действительно чрезвычайно дорог тысячам малых людей, рабочих и крестьян, которые приходят его видеть. В нем под образом слабости угадывается крепкая воля, энергия для всех испытаний, вера непоколебимая…
Постоянные изъявления сочувствия и преданности, которые он получает со всех концов России, делают его сильным и терпеливым… Густая молчаливая толпа ожидала приема. Странники, заметные по загорелым лицам, большой обуви и благочестивому виду, ожидали, сидя в тени башенного зубца. Они сделали несколько тысяч верст пешком, чтобы получить благословение патриарха. Сельский священник, нервный и застенчивый, ходил вдоль и поперек… Женщина припала к скамье и закрыла лицо руками. Тяжелые рыдания судорожно вздергивали ее плечи. Несомненно она пришла сюда искать облегчения в каком-то большом несчастии, и невольно пришли в голову тысячи и тысячи расстрелянных…
Горожане и крестьяне, люди из народа главным образом, долгие часы, порою дни ждут, чтобы открылась маленькая дверь и мальчик-певчий ввел их к патриарху Тихону».
Характерно, что торговцы Сухаревой башни, рыбники и зеленщики, отказываются от платы за продукты для кухни патриарха Тихона. Когда во время ареста патриарха пытались забрать у этих торговцев для «живоцерковников» продукты, то в ответ послышалось: «Для патриарха, что угодно, а для стервятников и за деньги не дадим». А советской властью жилищному коменданту Донского монастыря предписано освободить помещение патриарха Тихона от вселенных туда по распоряжению местной жилищной комиссии посторонних лиц, нарушающих покой патриарха.
Но несмотря на прекращение прямого преследования, положение патриарха Тихона продолжало быть очень тяжелым. Большевики окружили патриарха сетью сыска, и каждое движение, каждый шаг главы Православной Церкви подвергался с их стороны строгому наблюдению. Верующий народ, боясь, чтобы большевики не увезли Святейшего патриарха тайно, чутко следил за своим верховным архипастырем, не спуская с него глаз. У Донского монастыря поэтому наблюдается беспрерывное скопление народа.
Однажды православная Москва была взволнована слухами об убийстве патриарха Тихона. Слухи эти оказались неверными. В Донском монастыре 9 декабря 1923 г. в 8 часов вечера был убит келейник патриарха Яков Полозов. Преступление совершено двумя лицами, похитившими, между прочим, две шубы патриарха. Однако в Москве были уверены, что убийство совершено не с целью грабежа, который должен был только послужить прикрытием для истинных мотивов преступления; утверждают, что Полозов убит врагами патриарха: случись в комнате сам патриарх, он был бы убит.
Весть об убийстве в покоях патриарха с быстротой молнии разнеслась по Москве и вызвала чувство живейшей радости по поводу того, что патриарх жив и невредим. Смерть Я. Полозова окружила его в глазах москвичей мученическим ореолом, тем более что вся Москва считает, что он пал жертвой своей преданности патриарху. Патриарх Тихон был сильно потрясен этим убийством. Келейник Полозов уже несколько лет был неразлучен с ним, всюду оберегая покой патриарха. Случай этот, являющийся уже не первой попыткой большевиков расправиться с ненавистным для них служителем Божиим, сильно взволновал население Москвы и вызвал острое возбуждение. Чтобы не вызвать эксцессов в толпах верующих, тело убитого было похоронено в Донском монастыре. Поклониться праху покойного стекалось так много народу, что огромный храм Донского монастыря не мог вместить и половины молящихся. Восемь епископов и сонм духовенства совершили заупокойную литургию. Одним из представителей духовенства было сказано посвященное памяти покойного слово на изречение Евангелия: «Больше сия любви никтоже имать, да кто душу свою положит за други своя» (Ин XV, 13). Сам патриарх в слезах напутствовал прах Полозова.
Потрясения от этих событий вызвали некоторое недомогание у патриарха, который со времени его освобождения из тюрьмы подвержен обморокам, изредка повторяющимся. Но и во время этих недомоганий патриарх, несмотря на советы врачей, продолжал выезжать и совершать продолжительные богослужения.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
