— У Нуруллы в лагере стоят пулеметы и минометы. Нам туда лучше не соваться.
Крики продолжались еще минут двадцать, пока наконец все бандиты не отправились на другую улицу.
Чон Дин подошел к Падериной.
— Наш связной умер три дня назад от малярии, — тихо сказал он, — ничего более подробно узнать не удалось.
— Здесь кричали люди, — очень тихо ответила Падерина.
— Слышал, — кивнул Чон Дин, — поэтому так быстро и выскочил.
— Они говорят, что Нурулла где-то недалеко. Там сейчас его отряд. Завтра он снимется и переберется ближе к Ишкашиму.
Чон Дин понял все без слов.
— Думаете, стоит рискнуть?
— У нас есть другой выход? — невозмутимо парировала женщина.
— Да, действительно, — согласился Чон Дин.
Он отлично понимал ситуацию. Конечно, нужно было узнать более подробно о лагере Нуруллы, постараться выяснить их место расположения. Но идти они могли только вдвоем. Оставлять одну женщину или посылать ее обратно в лагерь было нельзя. Если в городе любая женщина находилась под защитой негласных законов, то на дороге одинокая женщина без мужчины могла стать легкой добычей любого прохожего. Раз ее не ценят близкие мужчины, отпуская одну в такой дальний путь, значит, ее могут не ценить и другие мужчины. Логика в таких рассуждениях была «абсолютной».
— Идти нужно вместе, — поняв его состояние, кивнула Падерина, — у нас есть еще время до возвращения. Полтора дня. Узнать и принести сведения для нас важнее всего.
— Согласен, — Чон Дин услышал, как возвращаются люди Алимурата, и, нахмурившись, быстро сказал: — Нам все-таки лучше уйти отсюда.
Они быстро покинули торговые ряды городка, направляясь на север. А вернувшиеся бандиты снова начали кричать и шуметь. Кончилось это тем, что они попытались ограбить несколько лавок, стоящих в конце улицы. Но хозяева уже знали, как нужно разговаривать с незванными пришельцами.
Изо всех лавок показались вооруженные винтовками люди. Бандиты растерялись. Вести бой с жителями городка не входило в их планы. Кроме того, они знали, что им не простят бойни в Зебаке.
Гордые пуштуны вообще традиционно не доверяли узбекам и таджикам, составляющим основу таких банд-формирований. Пострадавшие более всего от ввода советских войск, живущие на севере миллионы таджиков и узбеков подвергались нападениям, принудительной коллективизации, насильственно переселялись в другие места. Причем зачасгую это делали из особого рвения правительственные пуштунские чиновники, всегда с подозрением относившиеся к своим национальным меньшинствам. Именно поэтому наиболее непримиримыми и самыми отчаянными стали живущие на севере представители этих меньшинств. И именно поэтому их было так много среди бандитов, осуществлявших контрабанду наркотиков и оружия через границы.
В тот момент на торговой улице появилось несколько человек из отряда Нуруллы, отличавшихся большей дисциплинированностью и порядком. Тут же раздалось несколько выстрелов. Растерявшиеся люди Алимурата спешно покинули городок.
Среди погибших оказался и неосторожно выбежавший с винтовкой брат Али-Рахмана. Стоявший за прилавком молодой парень, напуганный грохотом выстрелов и смертью второго хозяина, оттащил тело в лавку, прикрыл его мешками и тут же сбежал, решив больше не искушать судьбу.
Падерина и Чон Дин неспешно, как и подобает настоящим путникам, двигались на север. До предполагаемого лагеря Нуруллы было около тридцати километров, и их можно было пройти за весь день. Привыкшие к физическим нагрузкам, оба офицера старались максимально беречь силы, делая короткие привалы через каждые два часа. Наконец, поздно ночью, они все-таки вышли к небольшому каменистому плато, освещенному со всех сторон огнями.
Недалеко шумели машины. В отряде Нуруллы были даже два БМП и пять грузовых машин, что позволяло ему быстро перебрасывать своих людей в случае необходимости. Нурулла занимался контрабандой, не брезгуя доставлять наркотики из Пакистана для последующей переправки в Иран и в бывший Советский Союз, откуда груз часто шел в Европу. Несмотря на строжайшие меры исламского правительства Ирана, боровшегося с торговцами наркотиками и контрабандистами самыми решительными мерами, вплоть до смертной казни, этот бизнес по-прежнему процветал, так как приносил невиданные прибыли.
Особенно раздражало иранские власти и то обстоятельство, что среди контрабандистов было много бывших моджахедов, боровшихся с неверными и соответственно получавших оружие и деньги из Ирана. Теперь, когда основного врага уже не существовало, многие бывшие «идейные» оппозиционеры переключились на «прибыльные» переправки запрещенных грузов, охраняя их полученным прежде оружием для борьбы с безбожной властью.
Иранские власти не просто преследовали контрабандистов, они вешали их после показательных процессов, дабы никто не мог усомниться в чистоте помыслов настоящего исламского правительства. И здесь действия Ирана получали абсолютную поддержку стран Запада, так сильно страдавших от наплыва наркотиков.
Но к тому времени вся Средняя Азия превратилась в огромную дыру, через которую просачивались тысячи контрабандистов, переправляя свой смертельный груз. Граница, некогда единая и монолитная, превратилась в лоскутное одеяло, где каждый участок охраняли собственные пограничные войска только что образованных государств. А в самом Таджикистане шла непрекращающаяся гражданская война. Все эти события, наложенные друг на друга, позволяли почти беспрепятственно переправлять грузы наркотиков из Средней Азии в Европу, зачастую даже на специально зафрахтованных самолетах.
Чуть в стороне от плато, там, где находились машины, было небольшое поселение, домов на сто-сто пятьдесят. Уставшие путники направились туда. Они постучали в первый попавшийся дом.
— Входите, — радушно открыл им какой-то старик.
После обмена приветствиями их провели во внутренний дворик. Старик сел перед ними.
— Откуда вы пришли, — спросил он, — как долог был ваш путь?
— Мы идем из Зебака, а до этого прошли много дорог пути. Наша цель добраться до границы, но мы хотим еще войти в город Ишкашим, где нам нужно передать поручение нашего брата, да сохранит Аллах ему жизнь на долгие годы, — ответил Чон Дин.
— Ты, я вижу, не пуштун и не таджик. Скажи мне, как тебя зовут и откуда ты пришел? — спросил старик.
— Мы путешествуем из славного города Шибиргана и прошли много дорог. Я кореец. Мое имя Ван Дин, а это моя супруга.
— Я сразу понял, что вы с запада. В Шибиргане живут много твоих сородичей?
— Да, — офицер знал, что в городе действительно компактно проживала довольно большая колония киргизов и корейцев. Это входило в часть его легенды, и он спокойно продолжал беседу.
Падерину в это время увели на женскую половину дома. Она осторожно отцепила пояс с пистолетами под паранджой и сняла его вместе с нею. Затем устало опустилась на подушки, любезно предложенные женщиной.
Хозяйка внимательно рассматривала гостью.
— Ты не пуштунка? — спросила она на фарси.
— Нет, мой муж кореец, а я из туркменов — сообщила Падерина.
— Я поняла сразу, едва взглянув на тебя, наверное, твоя мать из рода хорезмцев или хазарейцев, ты слишком высокая и светлая, — улыбнулась женщина.
— Да, — кивнула Падерина, чувствуя как от усталости кружится голова.
Принесли еду и, прочитав короткую молитву, они принялись есть. Рядом с хозяйкой дома сидели две женщины, примерно лет тридцати пяти-сорока. Это были невестки хозяйки. Одна была таджичкой, другая узбечкой. Обе женщины молчаливые и покорные спокойно слушали свою свекровь, не решаясь принимать участие в беседе. Они сидели на полу, как и положено в настоящем мусульманском доме местных таджиков. Еду приносили девочки — внучки хозяйки.
— Говорят, в Зебаке сегодня утром убили несколько человек, — вздохнула женщина, — вы ничего там не видели?
— Нет, мы сразу ушли, но мы слышали, как там стреляли, — ответила Падерина.
— Трудный, очень трудный путь вы прошли. Сам Аллах помогает вашему испытанию, — сердечно отозвалась хозяйка дома, — в такое трудное время идти куда-нибудь требуется большое мужество. И терпение.
— Мой муж храбрый человек, — улыбнулась Падерина, — Аллах не послал нам детей и я благодарна ему за такого мужа. — Хозяйка понимающе наклонила голову.
— А что за лагерь здесь совсем рядом? — спросила Падерина, зная, что женщины бывают всегда осведомлены даже лучше мужчин.
— Этого бандита Нуруллы, да покарает его Аллах, — негромко ответила женщина, — мои дети в Файзабаде в полках генерала Дустума, а здесь хозяйничает этот безбожник.
— Он давно здесь находится?
— Несколько дней, — охотно ответила женщина, — мы ждем, пока наконец он уберется. А вчера к нему прилетала летающая машина.
