Нахмурившись, Ульяна вчиталась в мысли женщины, но нашла там лишь то же недоумение, что прозвучало в голосе: мать Керна думала о том, что никогда не занималась организацией похорон и хорошо бы её не обязали устраивать их. У неё и так полно дел с тремя детишками, не хотелось бы решать новые задачи.
– Вы предпочитаете, чтобы мы сами захоронили тело? – медленно уточнила Ульяна, и ей с огромным облегчением ответили «да».
С прежней милой улыбкой магам открыли дверь, когда они собрались уходить. Несколько минут постояв за порогом квартиры, менталисты уловили лишь одну мысль матери об ушедшем в мир иной сыне: успокоение, что ей не прибавилось дополнительных хлопот. И женщина полностью переключилась на своих малышей-погодок, выкинув из головы все мысли о Керне.
– И часто бывает так? – потрясённо спросил Стак.
– Нет. Впервые сталкиваюсь с подобным материнским равнодушием, – хмуро ответила Ульяна, беря на заметку ещё одну странность жителей этого мира. Впрочем, вероятно, такая странность свойственна лишь этой женщине.
– Они тут все такие... флегматичные? – эхом к её мыслям пробормотал Стак.
– И доверчивые и нелюбопытные – она даже не поинтересовалась, кто мы такие и как погиб её сын.
– Намекаешь, она уже знала об этом?! Мне показалось, что она смотрит на нас, как на знакомых, – встрепенулся Стак.
– Я бы сказала: как на хорошо знакомых людей, в чьих словах не сомневаются, – пробормотала Ульяна.
– В её мыслях нет сведений о чьём-либо визите с новостями, – свёл брови Стак, – но в её воспоминаниях царит такой идеальный порядок...
– Что это наводит на размышления. Да.
Тревожное ощущение, что некто неизвестный играет с ней в опасную игру, не отпускало Ульяну. Она с детства изучала законы магии и твёрдо знала обо всех её ограничениях. Например, что невозможно «загрузить» в разум человека новую версию всей его жизни, сколь простым ни сделать её сценарий. И невозможно полностью выключить искренние сильные чувства, такие, как любовь матери к ребёнку: они будут тлеть подспудно под гнётом ментальной магии, ясно видные сильному менталисту, но в случае с матерью Керна она не уловила ничего подобного. И никаких следов имеющихся ментальных установок, вообще никаких следов воздействия ментальной магией. Мысли, что подобное отсутствие следа свойственно ей и её матери, не успокаивало. Похоже, она погорячилась, когда сказала первокурсникам, что ни в одном из известных миров настолько сильных менталистов больше нет.
С другой стороны, чего добивается гипотетический противник? Допустим, что группа магов из мира Керна прибыла в университет с определённой миссией – это заодно объясняло их многочисленность, ведь к порталу изначально явилось больше тридцати человек! Что же за миссия на них возложена? Кто и как намеревается командовать ими, раз никаких ментальных установок в головах у иномирцев нет? Получается, их предводитель уже здесь? Возможно ли, что он маскировки ради пришёл из другого мира?
Заставив себя перестать в сотый раз перемалывать версию причастности одного из новеньких к смерти парня, Ульяна переключилась на другие варианты. Все преступники когда-то совершают своё первое преступление, и тогда злодея можно обнаружить и в давнем знакомом. Причины могут быть совершенно разные: произошедшая личная трагедия; сработавший триггер, уходящий корнями в далёкое прошлое; состояние стресса, побуждающее одним махом решить все проблемы, когда человек утрачивает способность к объективному мышлению и может все свои беды увязать с одной личностью. Задача менталиста-криминалиста отыскивать такие болезненные изменения в сознании людей, но сложность в том, что часто они прорываются лишь мимолётными всплесками, «вспышками», когда срабатывает очередной толчок. Ей пора поискать такие «вспышки».
Греблин был большим островом, но по размерам и количеству населения сильно уступал Кресси и другим крупным городам империи, в которых доводилось работать Ульяне. В мысленном видении он представлялся бесформенным туманным облаком, в котором ярко сверкали искры отдельных сознаний: целая вселенная звёзд, открытая взорам менталиста. Концентрируешься на одной «звездочке» – и тебя затягивает в воронку мыслей и чувств, ты начинаешь видеть глазами этого человека, начинаешь слышать его ушами, и только коллега-менталист способен ощутить твоё присутствие в его голове, если... его уровень не слишком отличается от твоего или больше его. Ульяну не замечал никто, кроме матери, если она не желала быть замеченной.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Она скользила серой тенью по краю чужих сознаний, не оставляя по себе ни следа, ни воспоминаний о своём визите, выискивая ключевые метки в мыслях и эмоциях людей, как нужные слова в тексте. После многих дней тренировок, действие выходило у неё почти автоматически, реакции были заточены на негативные чувства и слова-сигналы, сигналы-ожидания: враг, месть, кровь и смерть, упоение от чужих страданий и боли, эйфория от переполнения резерва. Ульяна просеивала свет сознаний, как зерно через мелкое сито, отделяя подозрительные крупицы и внимательней прислушиваясь к ним. Имя скончавшегося ночью парня звучало во многих мыслях и речах, но сопровождалось лишь закономерным сочувствием и горечью от осознания, что не всё подвластно силам человеческим.
Попутно Ульяна собирала все возможные сведения о пребывании погибшего Керна в стенах университета: все его контакты, круг общения, всё, о чём могли позабыть те, кто сталкивался с парнем, но то, что хранилось в их памяти под пеленой забытого. Время от времени она наталкивалась на ментальные блоки: в основном у преподавателей и старшекурсников менталистов, но её узнавали и открывали ей сознание при «стуке в дверь», мысленно желая удачи в поисках.
«Ничего? – заодно поинтересовался профессор Листиц. – Помощь нужна?»
«Пока нет. Работать в Греблине намного легче, чем в городе, население которого панически боится менталистов».
«Багира рядом?»
«Да. Не волнуйтесь, аскольд не даст затянуть меня в бездну враждебного сознания или слишком надолго оторваться от реальности».
Ничего подозрительного в ментальном фоне жителей университетского городка так и не нашлось, если не считать одного-единственного нераскрытого сознания. Самая яркая искра принадлежала как раз этому сознанию и манила к себе Ульяну, как огонёк свечи влечёт мотылька. Она точно знала, кому принадлежит эта искра: узнаваемо светлая, ослепительно белая, лучистая и тёплая. Отчётливо излучающая задумчивость, настороженность, готовность идти к цели сквозь любые преграды. Сдавшись магнетическому притяжению, Ульяна тенью закружилась у закрытого разума Яра. В спектре его чувств интенсивно полыхнули удовлетворение и яростная непреклонность, и Ульяне стало любопытно, чем вызвано такое изменение. Переключившись на соседние с Яром «искры», она наблюдала за ним чужими глазами:
Вот его лицо озарилось какой-то идеей и он развернулся в холле первой зоны, быстро идя мимо аудиторий в обратном направлении. Кабинетами первой зоны пользовались все факультеты, тут проводились совмещённые семинары и диспуты, а также читались лекции общих направлений: по философии, математике, физике, теории магии, по оказанию первой медицинской помощи (спецкурс для всех, кто не учился на целительском факультете) и так далее. Похоже, Яр изначально двигался как раз к кабинету врачебной службы, но отчего-то передумал.
Сосредоточенное лицо сероглазого мага то появлялось, то исчезало из зоны видимости Ульяны: в наступившие выходные дни коридоры университета оскудели посетителями. Мимо Яра прошёл ещё один студент, и Ульяна увидела, как сероглазый замер перед одной закрытой аудиторией, дотронулся до ручки на двери и воровато огляделся по сторонам, как грабитель, вышедший на «дело». Столкнувшись с взглядом замедлившегося прохожего, Яр сделал вид, что рассматривает стенд на стене. Вот он исчез из зоны наблюдения, а близких «искр» поблизости имелось лишь две – как раз за дверью той аудитории, у которой встал, как вкопанный, подозрительный иномирец. «Искры» принадлежали двум стихийникам со второго курса, вряд ли способных противостоять опытному магу с уровнем в стихийке 58.
