— Смелый ты парень.
— Иди, Дик. Они наверняка скоро приедут на дело рук своих посмотреть.
Журавлев вышел, а Сергей принялся за работу.
На улице он появился минут через двадцать. Вадим сидел на скамеечке возле детсадовской площадки. С этого места подъезд хорошо просматривался, а детскую площадку загораживал низкий штакетник. Сергей перепрыгнул через забор и подсел к Вадиму.
— Обезвредил?
— Навредил. Смотри, как щедро они со мной расплатиться хотели. «Кукла».
Он подал Журавлеву пачку денег: пять долларов сверху, остальное — бумага.
— Я же тебе сразу сказал, что ничего тебе никто не заплатит. Мавр сделал свое дело, мавр может умереть. Алчность. Сам говорил. Ну что, пошли?
— Посидим немного. Я хочу на рожи этих халдеев посмотреть. Сейчас придут. Они уверены, что я пулей сюда полетел.
— Они не ошиблись.
— Ошиблись. Квартира-то цела.
Ждать пришлось долго. Знакомая «волга» появилась через полтора часа. Машина остановилась у подъезда и стояла в ожидании.
— Интересно, о чем они там думают? — спросил Сергей.
— Хотят убедиться, что все сделали правильно, но что-то не сработало. У них один способ проверить — заглянуть в квартиру и убедиться, что «кукла» лежит на месте.
— Вот и я так думаю. Но «куклы» на месте нет, и они остались в дураках.
Сергей криво усмехнулся.
Все так и происходило. Саратовским сыскарям надоело ждать. Любопытство победило. Они вышли из машины, огляделись по сторонам и нырнули в подъезд. Через десять минут грянул взрыв и посыпались стекла из окон. Журавлев остолбенел.
— Что это?
— Ничего. Попали в собственный капкан. Заряд пришлось сократить вдвое, чтобы соседей не потревожить, но им и этого хватило.
— Зачем ты это сделал, Серега? — Журавлев схватил парня за ворот куртки.
— Война есть война. Либо ты их, либо они тебя. Третьего не дано. А по-другому меня воевать не научили, Дик.
Журавлев отпустил парня.
— А ты зверь!
— Хочешь, чтобы они и других подрывали? Хватит. Я и до Хитрово дотянусь.
— Дурак ты, братец. Сваливаем. — Вадим встал.
Вечером в саратовской квартире подполковника Хитрово раздался телефонный звонок. Когда он был дома, то всегда сам брал трубку. Судя по всему, его опять беспокоила междугородная линия. Он уже отчитал своих командированных из Москвы за откровенные разговоры по телефону, но, видимо, они так ничего и не поняли.
С недовольной физиономией он рявкнул в трубку:
— Ну что еще стряслось?
— Много чего, Роман Аркадия. Тебя Сергей Точилин беспокоит, который по твоей воле теперь Кравцовым стал. Отчет от своих придурков получил?
— Откуда ты взялся?
— С того света. Решил, что у меня есть еще дела на этом, и поменялся ролями с твоими придурками. Я не виноват. Они сами себе яму выкопали.
Хитрово скрипнул зубами.
— И что ты теперь хочешь?
— Работать, как и работал. Твой покупатель Григорий Ефимыч Семенов возместил мне ущерб. Так что в следующий заезд пять штук с тебя вычтут. К тому же я ему приглянулся. Остаюсь работать на него. А к тебе буду наведываться раз в месяц. За тем же товаром. Придется тебе, подполковник, примириться со мной. А если не пожелаешь, то тобой самим займутся серьезные авторитеты. И не зонов-ские, а в генеральских погонах. Не тащи одеяло на себя — и жить долго будешь. В хорошем бизнесе обходятся без жертв. Научись сдерживаться. И привет передай своему племяннику и моему корешу Ру-дику Воротникову. Встретимся через месяц.
В трубке раздались короткие гудки. Хитрово со злостью сбросил со стола телефонный аппарат. Ничего у него не клеилось в последние дни. Все из рук сыпалось. Группировка Семаги от своей доли отказываться не хочет. Что-то готовит поганец. Газеты подняли шум вокруг серии убийств таджиков. Свое следствие затеяли. Начальник управления спрятал голову в песок подобно страусу. Только барыши собирать хочет, а как до дела дошло — нырь в кусты.
Тут еще муж родной сестры пропал. В Москве ответили, что домой уехал, а в Саратове не появлялся. Кругом одни проблемы. И решать их приходится одному. Опереться не на кого.
7.
Работа должна иметь отдачу, считал майор Братеев. А они третий день вместе с участковым лейтенантом Митюхиным грязь месили по поселкам да деревням. Пустая трата времени. Правда, особой работы у оперуполномоченного не было. Вот когда дачники на свои фазенды приедут, тут придется побегать. Сотни заявлений посыпятся со всех сторон. Чистят бомжи дачи, а строители из ближнего зарубежья подливают масла в огонь. Многие шабашники на зиму уезжают на родину, другие остаются. Кто где живет, кто кого обкрадывает, разобраться непросто. Вот они по ходу дела и готовили списочки нарушителей паспортного режима. В одном Братеев был уверен: ни один из местных шабашников или бомжей на мокруху не пойдет.
Одну компашку прижали к стенке. Четверо молдаван жили на одной даче. Говорили, что деньги платят хозяину. С документами, конечно, полный недочет, но сейчас Братеева другой вопрос волновал. Забрав паспорта у нелегалов, майор сказал:
— Будем выдворять.
— Послушай, начальник, зачем так? — лебезил старший из четверых. — Договориться можем. Гараж мы строим одному хорошему человеку…
— Помолчи. Вы здесь давно ошиваетесь?
— С прошлой весны. Хорошо работаем, вот и зимой простоя нет. Дозволь дело закончить.
— На селе кроме вас зимой две полуслепые старухи живут. Кого еще видели?
— Кого мы можем видеть? С утра до вечера на работе. Ходить приходится за три версты.
— Не темни, мужик. Я могу делать скидки, но не люблю, когда мне лгут. Местных мы знаем. Кого видели из тех, кто жил, но не шабашил?
Тот, что помоложе, толстячок, не выдержал.
— Жил здесь грузин один. Через два дома. Зовут его Гиви. Машина у него, «опель» старенький, но номера московские. На 77 кончались. Знаю только, что жил он легально. Дачу еще осенью на зиму сняли. Русские снимали. Москвичи. Это точно. А Гиви приехал в конце ноября. Дом и забор уже снегом занесло. Он нас нанял сгребать сугробы. Сам работать не любил, но деньги у него водились.
— И он сидел безвылазно на даче?
— Нет, конечно. Днем его машины возле участка не было. Иногда не ночевал. Но мы мало общались. Нелюдимым этот грузин был. И разговаривал свысока.
— Номер машины кто помнит?
— А 326 МБ 77, — сказал паренек, сидящий в углу. — Я ему один раз мыл машину. Случайно запомнил.
Майор осмотрел мужиков. Вроде нормальные люди и живут в чистоте.
— С чего вы взяли, что дачу снимали русские осенью?
Толстячок ответил:
— Я им калитку поправил. Начало сентября было, машина остановилась возле дома. Какая, не помню. Двое мужиков в ней сидели. Один окошко открыл и спрашивает: «Ты здесь хозяин?» Ну я позвал хозяйку. Он у нее спросил: «Зимой на даче живете?» Она ответила «нет». Тогда он и предложил ей сдать до весны. Мол, с женой жить будет, чтобы детям, молодой семье, не мешать. Она согласилась. Да, вот еще. Летчиком мужик тот был. Погоны полковника. Солидный, лет под пятьдесят. Того, что за рулем сидел, я не видел. Но помню точно, задаток он оставил.
— А приехал грузин в ноябре?
— Точно. В конце февраля съехал, и мы его больше не видели.
— Ладно, мужики. Живите пока.
Майор встал, и они с лейтенантом вышли на улицу.
— Что скажешь, Митюхин?
— Кому дом принадлежит, установить недолго. Надо вызвать хозяйку и сделать осмотр. Отпечатки, но найдем. Следов-то он не оставил.
— Надо Коптилину звонить. Пусть сам решает. А ты займись хозяйкой дома. Бабу нужно сегодня же найти. Может, зря все это, но отмахиваться от фактов тоже нельзя. И машину проверить надо.
Всех собрать удалось только на следующее утро. Санкцию на обыск Коптилин так и не получил, но хозяйка дома не возражала против, как выразился следователь, тщательного осмотра.
Вера Сергеевна рассказала, что сдала дачу на зиму полковнику. Документов она его не проверяла. С виду понятно, что человек солидный. Да ей не столько деньги нужны, сколько присмотр. Лазают, воруют. А потом надо, чтобы в доме жили люди, иначе быстро в негодность придет. Перевоспитывать ее никто не собирался. Женщине под шестьдесят, что ей можно внушить?
Понятых пригласили для протокола, который к делу без санкции не пришьешь. Две старушки сидели в углу на сундучке. Дом осматривали вчетвером: участковый, майор, следователь и криминалист.
Коптилин перекрестился.
— Надеюсь, здесь мы замороженных трупов не найдем.
Отпечатки были везде. Никто их не стер. Даже пустые бутылки из-под коньяка остались. Человек, живший здесь, и не собирался заметать следы. Уехал и постель за собой не убрал. Возможно, уходил в спешке. На подушке обнаружили черные волосы. Уже результат. Но две находки превзошли любые ожидания.
В сенях под старым сломанным холодильником был найден нож, завернутый в тряпку. Острый, как бритва, с лезвием в тридцать сантиметров и в кожаных ножнах. Вот на нем-то отпечатков не нашли. А на половике в маленькой комнатушке, похожей на чулан, обнаружили женскую сережку. Золотую, с зеленым камнем, смахивающим на изумруд.
