Андрей почувствовал себя оплеванным. Он уже и забыл, когда последний раз с ним разговаривали в таком тоне.
«Он говорил со мной так, как если бы я был подозреваемым, — мелькнула внезапная мысль. — Подозреваемым, которого нужно любыми средствами вывести из себя, чтобы подтолкнуть к очередному преступлению… Черт, неужели генерал действительно считает, что я мог убить Алферову? И эту дуру Жанну заодно?»
Неожиданное открытие ошеломило Андрея. В то время, как он рассматривал генерала в роли предполагаемого убийцы, ему как-то не приходило в голову, что генерал может рассматривать в этой роли его.
В мрачной задумчивости он поднялся в кают-компанию и попросил у стюарда стакан свежевыжатого сока. Тот удивился, но немедленно выполнил заказ.
Андрей присел на кожаный диван под иллюминатором. Незаходящее северное солнце отбрасывало на лед длинные тени. Смотреть на надоевший арктический пейзаж не хотелось, и Гумилев принялся раскладывать на лакированной поверхности столика зубочистки — чем-то подобным занимался в виденном им в детстве фильме советский разведчик, вычислявший предателя…
Вот переломанная зубочистка — Алферова. А вот еще одна — Жанна. Что их объединяет? Во-первых, обе они женщины… что за бред? На станции действует маньяк-женоненавистник?
Во-вторых, Алферова перед своей смертью была крайне взволнована, пыталась рассказать Андрею о какой-то опасности, нависшей над станцией. А Жанна устроила истерику, требуя повернуть «Землю-2» назад.
Нет, ерунда. Если Алферова боялась чего-то скрытого, известного ей одной, то истерика подруги писателя была вызвана ужасной гибелью капитана. Скорее всего, об опасности, про которую твердила Надежда, она ничего не знала…
Так, стоп! Истерика… Истерика была связана с тем, что… Жанна хотела вернуться обратно. Хотела, чтобы станцию развернули. А Надежда была капитаном станции и также отвечала за ее передвижение. Так, так, так… На совещании были люди, которые категорически отказывались разворачивать станцию и возвращаться на ледокол… Беленин? Беленин вложил в проект кучу денег и очень хотел найти здесь нефть… Если бы станцию развернули… Нет. Опять не то. В этом был мотив убрать Жанну, которая первая подняла тему возвращения, но не было смысла убирать Алферову, ведь она и так вела станцию к предполагаемым месторождениям. Бред.
Что еще? Жанна последние два дня не отходила от Беленина. Журавлев-Синицын вполне мог приревновать ее к олигарху. А Алферова могла пасть жертвой человека, который ревновал к ней Андрея.
Марго?
Да что же это такое!
Он положил рядом с двумя сломанными зубочистками еще одну — Бунина.
Профессор теоретически мог убить Алферову. И совершенно точно не мог убить подругу писателя.
Либо он вообще ни при чем, либо на станции находятся два убийцы. Допустим, Бунин убил Алферову — зачем? — и, испугавшись, отдал Конька кому-то другому. Назовем этого другого Мистер Икс. Когда Бунин начал рассказывать Андрею о тайнах предметов, Мистер Икс убил Жанну. Опять же, каков мотив?
А может быть, никакого мотива не было? Может быть, Мистер Икс убил первую попавшуюся жертву просто для того, чтобы отвести подозрение от Бунина?
Значит, профессор все-таки может быть убийцей. И Свиридов был прав, что не согласился вернуть ему спрута даже для следственного эксперимента?
Андрею показалось, что в голове у него медленно закипает мозг. Это только в книжках и фильмах проницательный герой легко разоблачает козни преступника. А в жизни возможны десятки вариантов, каждый из которых, так или иначе, затрагивает хорошо знакомых тебе людей…
— Головоломку разгадываешь? — за столик присел Кирсан Илюмжинов с чашечкой кофе в руке. — Как сложить слово «ВЕЧНОСТЬ» из четырех букв?
— Вроде того, — хмуро ответил Андрей. — Гадаю, кому выгодно было убивать Алферову и Жанну.
— Что Свиридов? Отказал?
— А как ты догадался?
— Знаешь, я никогда не питал к нашему бультерьеру особой симпатии, но после убийства Алферовой он стал еще больше похож на держиморду. Я бы не удивился, если бы он попробовал запереть нас всех в каютах — так, для профилактики.
— Может, еще и попробует… Сейчас они пытаются переключить на себя ручное управление станцией.
— Ну, для этого им придется долго ругаться с Ковалевым. А твой дружок умеет быть таким занудой, что я им, честно говоря, не завидую.
— Странно все это, — покачал головой Гумилев. — Из того, что Свиридов подозревает Бунина в убийстве Надежды, совсем не вытекает, что его помощью нельзя воспользоваться для обнаружения Конька. Между тем, стоило мне об этом заикнуться, он едва ли не прямым текстом послал меня по известному адресу…
Илюмжинов помолчал, отхлебнул кофе.
— Логически рассуждая, такое может быть, если Свиридов не хочет, чтобы Бунин — или кто-то, кто будет рядом с ним во время эксперимента — увидел, какой предмет у него самого. Но Бунину никто не мешал увидеть это и раньше, пока его ни в чем не подозревали. Значит…
— Значит, этот предмет появился у генерала уже после того, как у Бунина отобрали спрута!
Андрей почувствовал, как по спине у него пробежал холодок.
— Думаешь, это мог быть Морской Конек?
Илюмжинов пожал плечами.
— Слишком мало информации. Что мы знаем о предметах? Что они дают своим хозяевам определенные сверхспособности, что к некоторым из них, таким, как спрут, надо более или менее долго привыкать, и что на станции «Земля-2» их, по крайней мере, три, а скорее всего, больше.
— Вот что значит — шахматист, — невесело усмехнулся Гумилев. — Все разложил по полочкам!
— Один предмет — у меня, — продолжал, не слушая его, Кирсан. — Это Единорог. Второй предмет был у Бунина, а теперь находится у Свиридова. Это Спрут. Третий, о котором мы можем судить только по характеру повреждений, нанесенных Алферовой и этой… Жанне — вероятнее всего, Морской Конек.
— Хочешь сказать, на станции есть и другие предметы?
— Во всяком случае, это очень вероятно. Меня, честно говоря, вообще напрягает это обилие предметов. Я за всю свою предыдущую жизнь видел только два — Лиса да Единорога, а тут просто какое-то хранилище. Вот сижу я и думаю: а кому понадобилось всю эту коллекцию предметов тащить с собой на Северный полюс? И главное — для чего?
Андрей допил свой сок, знаком показал стюарду — повторить. В горле пересохло, как если бы он пробежал десять километров по пересеченной местности.
— У меня нет на это ответа, Кирсан, — сказал он медленно. — Только предположения. И эти предположения мне совсем не нравятся…
— Поделишься?
