Также напрашивается гипотеза об использовании животными инфразвука исключительно как средство нападения. Тому есть определенные подтверждения, например явление «крысюковой депрессии». Одиночная особь, издавая инфразвук определенной частоты не опасна. Но орда тысячи в полторы крысюков, используя когерентные волны и эффект усиления (унисон? или интерференция? не помню точно) представляет уже страшную угрозу, вызывая у атакуемого животного или человека ощущение слабости и дикую панику.
Норные крысы заняли экологическую нишу полностью истребленных кенгурами и крысюками в Зоне домашних мышей и полёвок. Часто являются объектом для охоты кенгуров и крысюков, а также совок. Эти животные по сравнению с собратьями, напротив, сильно уменьшились, выработали великолепное сумеречное и ночное зрение. Для улавливания звуковых колебаний у норных крыс имеется особый орган: вибрисы, то есть усы, играющие роль антенн. Интересной особенностью является то, что норные крысы, имеют несимметричное расположение зубов на нижней челюсти: правый зубной ряд немного сдвинут вперед по отношению к левому. Эти крысы – грызуны, предпочитающие вегетарианский образ жизни, гораздо реже – падальщики. С этим связано обилие токсинов и опасных микроорганизмов, содержащихся в слюне и на зубах норных крыс. Так что брать их в руки, гладить и держать за пазухой не рекомендуется (шутка юмора, как говорит Боров).
Продолжение рассказа Старика
Я изрядно запыхался и устал. Перед глазами плыли разноцветные круги. Возраст не обманешь. Кроме того, сказывались последствия удара по голове. Да и опять же, спринт зигзагами между аномалиями – это вам не тренировки в Северном парке Хамска. Но мы своего добились. Крысюки уже разделили нас и лукьяновцев, так что блатные уже не смогут преследовать нас, пока не пройдёт орда. Злоба не настолько распалила блатных, чтобы те сунулись в середину многотысячной стаи. Грызуны никогда не откажутся подкрепиться и не оставят от жертвы ничего, кроме добела обглоданных уголовных костей.
И тут по закону вселенской подлости шальная пуля угодила навылет в правую ногу амазонки. Та упала, тут же вскочила, доковыляла до сухих камышей, с треском завалилась в них. Еще две пули рванули мой рюкзак, я потерял равновесие и рухнул рядом с женщиной. Тут же подполз и наскоро осмотрел её. Да-а, дела… Кровавое пятно расплывалось по брезентовой штанине внизу бедра беглянки. В моём рюкзаке царила полнейшая неразбериха, пузырёк с йодом, замотанный в чистую ткань и припасённый именно на такой случай, оказался, естественно, на самом дне. Когда я с ножом наклонился над женщиной, та подтянула раненную ногу и вскинула автомат.
– Не дури… -утомленно посоветовал я. Она чуть помедлила и медленно убрала оружие. Я вспорол грязный брезент.
– Сейчас будет больно.
Впервые её лицо приобрело на миг какое-то выражение: она позволила себе презрительную ухмылку. Когда я, залив йодом обе раны, аккуратно забинтовал ногу, амазонка известково побледнела, однако и тут не издала ни звука. Влюбиться в такую – вероятность ниже нуля, а вот уважение – это да, растёт и крепнет. Героиня. Интересно, пришла невольная мысль, они вообще умеют разговаривать. Или все эндогены – телепаты, вроде Шамана?
Мы не могли себе позволить прохлаждаться. Крысюки подарили нам минут двадцать и терять их попусту было никак нельзя. Требовалось оторваться от преследователей во что бы то ни стало.
– Идти сможешь?
Вопрос, видимо, оказался оскорбительным. Конечно же, она не ответила и поднялась. Но и так всё было ясно – пойдёт, чтобы через пару сотен метров свалиться без сознания. Я с огромным сожалением выбросил из дырявого рюкзака всё, что при теперешних обстоятельствах вряд ли могло быть насущно необходимым, затем перевесил облегченный вещмешок набок. Закинул левую руку амазонки себе на шею. Она напряглась, но не стала сопротивляться.
– На раненую ногу старайся ступать полегче, опирайся на меня.
И мы поплелись по следам каравана. Наверное, блатные шли за нами следом, но были вне зоны прицела. Ни стрельбы, ни криков позади также не было слышно.
Женщина раза три теряла сознание и наваливалась на меня. Правда тут же вырывалась из забытья и старательно выбирала направление, обходя аномалии. Хм, в этом танце явно вела дама…
А вот её кавалер постоянно впадал в какое-то полузабытье. Волнами накатывала головная боль. А когда уходила, то сменялась полусном-полубредом, который и был самой что на есть настоящей явью. Поле, по которому мы ковыляли, не было полем в полном смысле слова, так же, как густая поросль карликовых березок, нас окружающих, не была порослью в обычном понимании. Скорее, казалось мне, это были части единого целого, как составляют единое целое, на первый взгляд, разрозненные предметы меблировки и стены комнаты. Сами по себе они – столы, стулья и элементы строения. Вместе – дом. И вся Зона в целом представлялась теперь таким домом, целостным и единым, составленным из мнимо независимых друг от друга деталей. Однако, понятие «дом» предполагает понятие «хозяин». В Зоне же хозяина не было. А может быть, всем только так кажется, а, Старик?
На коротких пятиминутных привалах становилось полегче. Я сидел в тупом оцепенении. Амазонка полулежала с автоматом наготове. И правильно: мало ли какая нечисть могла наткнуться на двух измученных человек, один из которых к тому же источал соблазнительный запах крови. Наверняка здесь кишели как хищные звери, так и самые разные мутанты.
На первом же привале я не выдержал и, смешав в колпачке фляги воду со спиртом, выпил. Второй раз в глазах амазонки промелькнуло выражение: на этот раз отвращения. Что ж, она абсолютно права, пьянство в Зоне – самоубийство. Но я был совершенно уверен: без этих пятидесяти граммов мне просто не встать. Конечно, лучше, если бы мы наткнулись на грибную полянку…
Вот странно, внезапно пришло мне в голову, амазонку ранило в правую ногу, пули порвали мой рюкзак тоже с правой стороны. Но это произошло, когда мы огибали яму с какой-то зеркально-зеленой жидкостью и были повернуты к палившим вслепую лукьяновским бандюкам левым(!) боком. Выходит… Я запустил руку в рюкзак и принялся лихорадочно шарить среди не выброшенных вещей. Стоп, а зачем таскать повреждённый карманный портативный компьютер? Я уже развернулся было, чтобы отшвырнуть бесполезную вещицу, но задержал размах. КПК был разбит, в нём застряла пуля. Осторожно выковыряв её ножом, я замер в недоумении. Лукьяновцы провожали нас салютом из короткоствольных «калашниковых» и пистолетов. А на моей ладони лежала остроносенькая пуля калибра 5,65. В памяти услужливо всплыл фрагмент лекции Махдиева: «Снайперский патрон для автоматов «Гроза», «Вал» и специальной снайперской винтовки «Винторез». Имеет дозвуковую скорость полета, но за счёт тяжёлой пули особой конструкции пробивает большинство бронежилетов на дальностях до 400 метров». И мне было известно только одно оружие, которое могло столь метко выпустить «тяжёлую пулю особой конструкции» не вдогонку, а навстречу нам. «Гроза», конечно. Эх, и гад же ты, Стрелок! Стоит выжить уже только для того, чтобы с тобой посчитаться.
И снова мы брели по оставленным караваном следам и не могли нагнать его. И вновь мне мерещилось, что где-то в Зоне идет подспудная работа, заставлявшая аномалии появляться и исчезать, животных менять свои вид и суть, а людей… Что Зона делает с людьми?
Где мы потеряли след каравана, уже и не вспомнить. Кажется, не доходя до Откосов… По-моему, амазонка не догадывалась, почему нас понесло на юго-восток, для неё было главным как можно дальше оторваться от возможной погони. А там уж можно было бросить попутчика и повернуть, куда надо. Но чем дальше, тем ей становилось хуже. Когда она нечаянно прижималась ко мне, через грубую ткань чувствовалось горячее тело, лицо раскраснелось, зрачки расширились, дыхание участилось.
Откосы красовались перед нами, а я стоял, растерянно глядя вперёд. Ровное пространство было покрыто тяжелой, жирной пылью вперемешку с обкатанной матовой галькой. Над пылью проблескивали легкомысленные звёздочки и искорки. За ровной площадкой смутно виднелись в мутно-оранжевом тумане редкие неподвижные деревья, а за ними уже ничего различалось. Сухо запершило в горле. Амазонка чихнула.
– Будь здорова. -пожелал я -Автомат не урони. Идём, что ли?
«Идём» – было громко сказано. Фактически мне уже приходилось тащить раненую на себе. Пыль издавала под подошвами крахмальный хруст. Я рискнул идти там только потому, что площадку пересекали цепочки из отпечатков кабаньих копыт. Свиньям можно, а почему нам заказано? Почему заказано, понял слишком поздно, когда мы добрели до середины. Кабаны с мудрой отвагой проносились по площадке галопом, но мы-то едва тащились. Неведомые силы успели за это время накопить необходимое раздражение против нагло топчущих аномалию хамов и шарахнуть их от души.
