Спускаясь по лестнице, я вспомнила слова Умецкого. «Самое главное по жизни – всюду иметь знакомых». Слова, в общем-то, верные, но иметь всюду родственников, пусть и самых дальних – еще лучше.
Выйдя на привокзальную площадь, я остановилась, вытащила сигарету и задумалась. Спрут уходил, унося добычу, и сейчас, должно быть, был уже на полпути к Москве. Мне ничего не стоило просто позвонить в милицию и рассказать всю историю Земляному. Возможно, моего спрута встретили бы утром в Москве, возможно, взяли бы прямо в поезде, но его путешествие на этом бы завершилось, это точно. Но такой вариант меня категорически не устраивал: это выглядело бы так, словно преступник все-таки оставил меня с носом, и я, не в состоянии справиться с проблемой самостоятельно, вынуждена просить помощи милиции. Оставаться с носом я не любила, признавать поражение – еще меньше, а просить помощи милиции не любила совершенно. Что ж, пришло время побеспокоить еще одного старого знакомого.
– Гореть мне в аду, Охотникова! – закричал из трубки задорный мужской голос, едва я успела нажать кнопку вызова. – Сколько лет, сколько зим! Ты сейчас где, в Тарасове?
– В Тарасове, – вздохнула я. – Собственно, потому я тебе и звоню. Слушай, мне утром нужно быть в Москве. Чем раньше, тем лучше, желательно часов в семь.
– О как! – радостно отозвался голос. – Ну, тогда у тебя проблемы, ты в курсе?
– В курсе, – процедила я. – Послушай, я очень рада, что тебе весело, но звоню я не для того, чтобы тебя рассмешить. Помощь мне нужна, срочно. У тебя случайно никакой борт на Москву не идет?
– Скучный ты человек, Охотникова, – упрекнул меня собеседник. – Уже и пошутить с тобой нельзя. Ладно, подваливай к КПП, что-нибудь придумаю.
– Здра-а-а-авствуйте, – протянул, осклабившись, дежуривший на КПП младший сержант. – Девушка, вы к кому? Случайно не ко мне?
Я его вполне понимала. Дежурство – занятие настолько скучное, что даже залетевшая с улицы муха кажется развлечением, что уж говорить о красивой девушке. Но терпеть подобное обращение я не собиралась, несмотря на все свое понимание.
– Вольно, – скомандовала я, хотя сержант при виде меня и не подумал даже оторвать задницу от стула, не говоря уже о том, чтобы принять какую-либо строевую стойку. – Моя фамилия Охотникова. Доложите командиру части. Немедленно! – рявкнула я, с удовольствием глядя на проступивший на лице дежурного суеверный ужас.
Сержант попытался одновременно встать, нашарить телефонную трубку правой рукой и головной убор – левой. Получилось из рук вон плохо: хоть ему и удалось встать, разогнуться почему-то не получилось, так он, сердешный, и замер в позе собирающего трюфеля бабуина, стараясь напялить на голову телефонную трубку.
– Я же сказала, вольно, – сменила я гнев на милость, кривя губы от сдерживаемого хохота. – Сядь, воин, успокойся и доложи.
Мой старый друг и по совместительству командир этой части полковник Голованов умел работать с личным составом. Не знаю, что он сказал дежурному, но когда тот положил трубку и начал выписывать пропуск, градус ужаса в его глазах вырос ровно вдвое, а руки дрожали так, что пропуск пришлось переписывать дважды.
– Вот, – сказал наконец дежурный, протягивая мне мелко вибрирующую бумажку.
– Благодарю за службу, – улыбнулась я и вышла, не дожидаясь ответа.
На территории части я ориентировалась достаточно уверенно, поэтому направилась прямиком в штаб, но Голованов встретил меня на полпути.
– Охотникова, чтоб я сдох, ты просто не представляешь, как я рад тебя видеть! – воскликнул он. – Иди сюда, дай я тебя обниму!
Последовала длинная серия объятий, хлопков по спине и поцелуев в обе щеки, градом посыпались вопросы про жизнь, про здоровье, про новости. Мы очень долго не могли остановиться, в конце концов, не виделись действительно целую вечность, а я была рада встрече ничуть не меньше полковника.
– Ну хватит, садись в машину, – сказал Голованов, когда эмоции немного поутихли. – Нашел я тебе борт. Правда, идет он не на Москву, а на Тулу, но оттуда как-нибудь доберешься. Там рядом, доплюнуть можно, говорят, меньше трех часов на автобусе.
– Тебе когда-нибудь говорили, что ты просто ангел? – спросила я, забираясь на заднее сиденье командирского «уазика».
– На аэродром, – коротко приказал Голованов шоферу и снова повернулся ко мне: – Ага, говорили, и не раз. Служба у меня небесная, чем же я не ангел? Но есть нюанс.
– Какой еще нюанс? – насторожилась я.
– Ма-а-аленький такой нюансик, – протянул Голованов. – Как говорят в Одессе, это я здесь, в Тарасове, большой хохем, а там, в Туле, еле-еле поц. Короче, с тамошним начальством договориться никак не получится, а значит, до конечной точки ребята тебя довезти не смогут. Ты с парашютом давно прыгала?
– Вов, ты в своем уме? – спросила я, недоверчиво уставившись на полковника.
Герой Российской Федерации, летчик от бога, прекрасный командир, отец солдатам и полковник в свои тридцать пять лет, Голованов в свободное от службы время жить не мог без мелких пакостей и дурацких розыгрышей, благодаря которым подчиненные называли его, правда, исключительно шепотом и за глаза, не иначе как Вовочкой. Ему ничего не стоило подсунуть соседу по гостиничному номеру в постель пластмассового паука, приклеить ботинки гостя к полу своей прихожей или, скажем, заставить старую подругу сигануть с парашютом тогда, когда она меньше всего этого ожидает.
Прослужив всю жизнь в различных горячих точках, Голованов был ранен всего лишь один раз и именно благодаря своей любви ко всякого рода глупостям. Дело было в Дагестане. Двое военнослужащих, бортстрелок и авиатехник, самовольно оставили часть и посреди ночи отправились в ближайший аул в надежде на спиртное и прочие солдатские радости. Вооруженные самовольщики – это уже само по себе ЧП, к тому же в окрестностях совсем недавно была замечена крупная банда чеченских боевиков, и дело могло закончиться куда более плачевно как для самих самовольщиков, так и для их командира, которым являлся не кто иной, как Вовочка Голованов. Но все обошлось более-менее благополучно. Отправившийся на их поиски Голованов заметил нарушителей уже возвращавшимися в часть. Но вместо того чтобы попросту подойти к проштрафившимся подчиненным и по-отечески намылить им холку, Голованов спрятался в кустах на обочине. Настроение у самовольщиков было прекрасное: прогулка удалась, домашнее вино оказалось вкусным и в меру хмельным, звезды заговорщицки подмигивали им с небес, и вообще жизнь была легка и прекрасна. Когда ничего не подозревающие и весело хохочущие над собственными шутками «дезертиры» приблизились, Вовочка выскочил перед ними из кустов как чертик из коробки и во всю мощь своих, тогда еще капитанских, легких гаркнул: «Бу!» Авиатехник шутки не оценил: позже три пули от «Стечкина» извлекли из Вовочкиного бронежилета, четвертую – из самого Вовочки. Слава богу, у бортстрелка то ли нервы оказались покрепче, то ли реакция не так хороша, то ли чувство юмора получше, чем у товарища. А ведь в отличие от авиатехника, отправившегося в самоволку с пистолетом, бортстрелок прихватил с собой «калашников», против которого бронежилет был бы бессилен. Так или иначе, все обошлось: дело спустили на тормозах, самовольщики отделались выговором и легким испугом, а Вовочка – отпуском по ранению.
– Есть альтернативный вариант, – ухмыльнулся Голованов, ничуть не обидевшись на мой вопрос. – Ребята могут пройти над Окой метрах этак в десяти, десантируешься в воду. Но вот отклоняться от маршрута ради тебя никто не будет, сажать машину – тем более, уж извини.
– Нет уж, спасибо, в Оку мне нельзя, я купальник надеть забыла, – процедила я сквозь зубы. – Давай свой парашют.
– Вах! – поразился Голованов. – А как ты догадалась, что он именно мой? Жалую, так сказать, с царского плеча. Только ты уж будь другом, постарайся не потерять его где-нибудь, верни в целости и сохранности. Ты вообще надолго в Москву?
– Ненадолго, максимум до послезавтра, – машинально ответила я, представляя, как тащу на плечах тяжеленный парашют – сперва в Москву, а потом обратно в Тарасов. Может, стоило все-таки согласиться на десантирование в воду? Нет, столь оригинальный способ знакомства с Окой привлекал меня еще меньше, чем прогулка с парашютом через полстраны.
– Давай к «девятке», – сказал Голованов шоферу, ткнув пальцем в одиноко торчащий посреди аэродрома «Ми-24» с желтой цифрой «9» во весь борт. – Значит, так и запишем, – сказал он, снова повернувшись ко мне. – Жду тебя послезавтра с парашютом и спасибами.
– Можешь не сомневаться, будут тебе и парашют, и килограмм спасибов, – мрачно пообещала я, внимательно глядя ему в глаза.
Конечно же, он не врал, боевой вертолет – это не такси, которое может остановиться там, где вы пожелаете, и другого способа доставить меня поближе к Москве, кроме прыжка с парашютом, просто не было. Но сложившаяся ситуация откровенно забавляла полковника. Ну, Вовочка, я тебе это еще припомню!
