Тирпиц немедленно начал подготавливать следующие шаги. Темп строительства крупных боевых кораблей тогда достигал трех единиц в год, но уже в ноябре 1898 г. адмирал предложил ускорить его. Год спустя, на аудиенции в сентябре 1899 г., он заявил кайзеру, что увеличение численности флота «для Германии абсолютно необходимо, а без этого нас ожидает крах». Из четырех великих держав мира, которыми он считал Россию, Германию, Соединенные Штаты и Великобританию, последние две были достижимы только по морю. Следовательно, морская мощь была необходима. Адмирал также напомнил Вильгельму об идущей в мире постоянной борьбе за власть и влияние: «Слова Солсбери о том, что могущественные страны будут становиться все сильнее, а мелкие – все слабее и меньше, – полностью отражают и мое мнение». Германия должна была догонять, и «военно-морской флот необходим нам, если мы не хотим пойти ко дну». Тирпицу был нужен новый закон, который вступил бы в силу до 1903 г., когда должна была завершиться программа строительства, предусмотренная предыдущим. Это позволило бы удвоить силы германского флота, и Германия в таком случае получила бы сорок пять кораблей, пригодных к эскадренному бою. Да, у Британии их все равно было бы больше. «Но, – продолжал адмирал, – в борьбе с Англией мы все равно имели бы неплохие шансы, поскольку на нашей стороне географическое положение, имеющаяся у нас военная система, крупные силы торпедных катеров, превосходство в тактической выучке, планомерное развитие ВМС и единое руководство монарха. Помимо тех отнюдь не безнадежных условий, при которых нам предстояло бы вступить в сражение, нужно принять во внимание, что само наличие у нас сильного флота лишит Англию любого желания воевать с нами, вследствие чего она должна будет согласиться с присутствием в океане морских сил вашего величества… Что и требуется нам для осуществления нашей колониальной политики»[266].
Кайзер не просто был полностью согласен с Тирпицем, он даже несколько поспешил и, выступая в Гамбурге, сразу объявил о подготовке следующего закона о развитии флота. Министру пришлось представить свой проект раньше, чем он планировал, но в итоге все устроилось наилучшим образом. В октябре 1899 г. началась Англо-бурская война, а в конце года англичане захватили шедшие из Южной Африки немецкие суда, что только распалило германское общественное мнение. В июне 1900 г. второй «военно-морской» закон был принят и ожидаемым образом увеличил силы германского флота в два раза. В том же году благодарный кайзер произвел Тирпица в вице-адмиралы и возвысил его и его семью до дворянского состояния. Казалось, Германия, стремясь занять достойное место в мире, и дальше сможет спокойно преодолевать «опасную зону».
Но для достижения этого успеха германскому правительству предстояло заплатить высокую цену. Стремясь приобрести поддержку крупных аграриев из Немецкой консервативной партии, ДКП, оно обещало ввести таможенные тарифы против дешевого зерна из России. Протекционистские меры действительно были приняты в 1902 г. При этом потеря важного рынка сбыта еще больше ухудшила отношение к Германии со стороны России, которая и без того была недовольна захватом немцами бухты Цзяо-Чжоу в Китае и германской активностью в Турции. Общий настрой германского общественного мнения против Британии и в пользу развития ВМС хорошо послужил правительству, но его пыл оказалось легко вызвать и трудно умерить. Важнее же всего было то, что англичане – как на руководящих постах, так и в целом – начали обращать внимание на германскую враждебность. Германский посол Гацфельд жаловался: «Если бы они только могли спокойно усидеть в Германии, то вскоре сочные куски сами начали бы прыгать нам в рот. Но постоянные истерические зигзаги Вильгельма II и предлагаемые господином фон Тирпицем авантюрные планы строительства флота в конечном итоге приведут нас всех к гибели»[267].
Тирпиц основывался на трех ключевых допущениях.
На том, что в Англии не заметят строительства Германией мощного военного флота.
На том, что Британия не захочет и не сможет ответить, усилив свои собственные эскадры (в частности, германский министр полагал, что англичане не могут позволить себе значительное увеличение морского бюджета).
И на том, что Британию можно будет принудить к сближению с Германией и англичане не станут искать себе союзников в других местах.
Во всех этих предположениях Тирпиц оказался не прав.
Глава 5
«Дредноут» и англо-германское соперничество на море
В августе 1902 г. в Спитхеде прошел очередной крупный морской парад. На сей раз в спокойных водах между крупным английским портом Портсмут и островом Уайт отмечали коронацию нового монарха – Эдуарда VII. Поскольку тем летом король неожиданно слег с аппендицитом, коронация и все связанные с ней торжества были отложены. Из-за этого большая часть иностранных кораблей (за исключением принадлежавших Японии – новому союзнику Великобритании) и представители отдаленных эскадр британского флота вынуждены были вернуться в свои базы. Тем не менее даже уменьшившееся в масштабах представление было, как с гордостью заявляла The Times, впечатляющей демонстрацией британской морской мощи. Все представленные в Спитхеде корабли относились к боевому составу эскадр, назначенных оборонять берега метрополии. «Возможно, парад был не настолько великолепен, как та удивительная демонстрация морского могущества, что состоялась в тех же водах пятью годами ранее. Но он с не меньшей ясностью показывает, каково это могущество – особенно если помнить, что в настоящий момент мы имеем в составе заокеанских эскадр больше кораблей, чем имели тогда. Кроме того, для организации парада не пришлось использовать ни одного корабля из резерва флота». «Некоторые наши соперники, – предупреждала The Times, – провели эти годы в лихорадочной активности и неуклонно наращивают свои усилия». Им-то и следовало показать, что Британия начеку и готова вложить в поддержание своего господства на море любые требующиеся для этого средства[268].
Хотя газета и не называла соперников Британии поименно, ее читатели едва ли могли усомниться в том, что главное место в этом списке вот-вот должна была занять Германия. Хотя англичане все еще рассматривали Францию и Россию в качестве потенциальных противников, британское общество – как правящие классы, так и широкая публика – было сильно озабочено деятельностью своего соседа с берегов Северного моря. В 1896 г. журналист Э. Э. Уильямс выпустил ставшую популярной брошюру «Сделано в Германии», где обрисовал положение в довольно мрачных красках: «Гигантская торговая держава поднимается, чтобы бросить вызов нашему процветанию и состязаться с нами в борьбе за контроль над мировой торговлей»[269]. Автор призывал англичан посмотреть вокруг и понять, что «игрушки, куклы, книги сказок, с которыми возятся ваши дети, – все сделано в Германии: даже бумага, на которой напечатана ваша любимая патриотическая газета, вполне вероятно, имеет то же происхождение. Большая часть вашей домашней обстановки – от фарфоровых безделушек до кочерги – по всей вероятности, произведена в Германии. Хуже того: в полночь ваша супруга возвращается домой с оперы, которая была написана в Германии, исполнена артистами и дирижером оттуда же – да еще и с помощью немецких музыкальных инструментов и партитур»[270].
Тем временем на европейскую политику и международные отношения начал все чувствительнее влиять новый фактор – общественное мнение, которое могло оказать беспрецедентное давление на европейских лидеров и ограничить свободу их действий. В результате распространения грамотности, новых средств массовой информации и демократических институтов народы разных стран не только стали лучше информированными, но и почувствовали укрепившуюся связь друг с другом и со своими государствами. Благодаря Интернету и социальным медиа мы в наши дни переживаем аналогичную революцию в области получения информации и взаимоотношений с миром. Перед Великой войной железные дороги и телеграф (а потом и телефон с радио) помогали передавать внутренние и международные новости с ранее невиданной скоростью. Работающие за границей корреспонденты стали уважаемыми профессионалами, причем газеты все больше предпочитали использовать для этой цели своих соотечественников, а не полагаться на местных жителей. Русские, американцы, англичане и немцы могли прямо за завтраком узнать о последних триумфах и неудачах своих стран. Затем люди формировали свое отношение к происходящему и доносили его до сведения властей. Некоторые люди, особенно из числа представителей господствующих классов, очень сожалели о таких переменах. По выражению главы отдела по работе с прессой в германском министерстве иностранных дел, международные отношения более не могли управляться «узким кругом дипломатичных и хорошо воспитанных лиц»: «Общественное мнение приобрело прежде немыслимое влияние на политические решения»[271]. Сам факт существования в Германии бюро по работе с прессой говорит нам, что правительства отдавали себе отчет в происходящем и стремились манипулировать общественным мнением, используя его во внутренней и внешней политике. Это достигалось за счет того, что журналистам выдавали лишь определенную информацию, а на владельцев газет давили, вынуждая их придерживаться правильной линии… Или просто подкупали их. Германское правительство пыталось таким образом заручиться поддержкой английских газетчиков, но могло позволить себе субсидировать лишь небольшое и незначительное издание, так что в итоге не добилось ничего и лишь еще больше укрепило подозрения англичан[272].