Подростки, замершие у экрана, восхищенно выдохнули, Шеат присвистнул.
— Сильно…
Вперед шагнули не так слаженно, как вчера. Но все же почти одновременно. С первого мига земля пошла буграми и трещинами. Ой, плохо, подумал Сверчок. Ему почудился сдавленный стон изнутри Чаши — может, она и убивать не хотела? Жаль ее стало на миг. Нечто из дальней дали прилетевшее, всему здесь чужое — а тут ей постоянно боль причиняют, используют не хуже, чем их самих…
Строй удержать не смогли — раскидало всех. Земля прямо-таки взрывалась разломами, валунами, хлыстами, и окрашено все было в ало-багровое. Никаких радуг. Только бьющие по глазам алые вспышки… каждая казалась тем самым сигналом. Но нет… это что-то кричала Чаша на своем языке.
Раскидало всех, и продолжало отшвыривать с общей линии. Но шестеро упорно стремились друг к другу — нет чтобы пытаться выкарабкаться в одиночку, может, и пронесет. Говорят, если водяное животное гидру на много мелких кусочков разрезать, они так стягиваются воедино.
Гамаль едва не сорвался с внезапно образовавшегося склона, а по нему еще и «лиана» хлестнула, с шипами — Шедар в нее вцепился, не жалея ладоней, удержал.
Мирах упал, не успел подняться — а валуны, два, покатились на него. Мирах уходил от них перекатом; его спасала только привычка к сумасшедшей скорости и чувство равновесия.
Все, подумал Сверчок. И не выдержал, зажмурился.
А Регор бежал вперед, наплевав на собственную безопасность, рядом, чуть ниже — крупным планом показали его лицо, и по губам можно было прочесть, как он заорал — давай!
Мирах кувырком рванулся вперед, рискуя сломать шею — или быть расплющенным валуном. Все равно, какую смерть выбирать.
Регор подхватил его, устояв на ногах. На единственном сейчас пятачке спокойной земли.
— Легкий ты, — хмыкнул, поддерживая приятеля. Тот на пару секунд буквально повис на Регоре — но собрался. Хотя дышал тяжело. Скомандовал, привычно-требовательно:
— Пошли.
И, прежде чем через расщелину перепрыгнуть, руку Регора сжал с благодарностью.
Тайгета на загривке тащила Наоса — сильная девчонка, ничего не скажешь. Тот что-то вопил, но особо не выдирался — умница, не хочет лишних хлопот создавать. Щиколотка его была в крови — при такой скачке камней немудрено пораниться.
Скоро перемешались все — подростки с камнями, «лианы» со вспышками. И не разобрать, кто и кого сколько раз поддержал.
Не сразу отключили изображение — сидящие на площадке видели, как зрители, «эти», едва не посшибав охрану, кинулись к шестерым. Если они и считали подростков фигурками заводными для развлечения, то не сейчас. Сейчас они сами смахивали на толпу верующих, к которым прямо на головы снизошло чудо — если бы на колени бухнулись, и то бы не удивился Сверчок. Не бухались, но рты разинутые, глаза вытаращенные, руки машущие… а вот вам, подавитесь, сукины дети!
Регор, единственный не получивший ни одной даже серьезной царапины, нес на руках самого младшего — идти Наос не мог. Но улыбался какой-то блаженной улыбкой, далекий сейчас от всего мира.
Тайгету подхватили врачи — она что-то выкрикивала, обращаясь к своим, встрепанная, с залитым кровью лицом, красивая и страшная, будто древняя жрица темных богов.
Ей кто-то кинул цветок — девушка его отшвырнула, смеясь, как безумная — не истерический смех, а ликующий.
И Сверчок смотрел во все глаза, как и все рядом с ним. Такого — никогда не было.
Такого больше не повторится.
Сегодня был их день. Их, а не тех, с золотыми кредитками… и «те», сверху, не жалели трат на подарки, лишь бы краешком прикоснуться — к чужому. Платформа спускалась, нагруженная коробками.
Плевать на коробки.
— Ее хотели оставить, — любовно сказал Наос, поглядывая на Тайгету, лицо которой было наполовину скрыто бинтами. — Она там устроила… уй. Я думал, все разнесет.
— Нога-то как, существо?
— Не болит!
Они свалили подарки в кучу, даже не рассмотрев, и хохотали, катаясь по площадке, живым ковром устилая ее — была веселая куча мала, когда без разницы, кому принадлежит рука или голова — все общее.
Регор оказался вплотную притиснут к Тайгете.
— Регор, это я тебе тренажер зациклила, — подмигнула девушка единственным видным сейчас глазом.
— Убью! — тот приподнялся было, но махнул рукой и упал обратно.
Ночью Альхели приснилась птица. Маленький голубь с розовой лентой на лапе. Сверчок кормил его с ладони… клюв щекотал кожу, порою не больно пощипывал. Голубь ворковал едва слышно… вот он расправил крылья, сделал круг над головой подростка и улетел на соседнюю крышу, затерялся среди маленьких сизых точек — таких же городских голубей…
Сверчок встал, провел рукой по лицу. Сердце стучало чересчур сильно. Хотелось воздуха, свежего… такой был хороший сон. Но не в Чаше.
Снаружи висел туман — неровный, будто слои в пироге. На площадке у лестницы, прислонившись спиной к блестящим перилам, сидел Нунки.
— Ты что?
— Шедар… ушел, — безразлично ответил тот.
— Как ушел?! Куда?
— Вниз. — Нунки указал на лестницу, выступавшую, будто хребет стены.
— Он что, свихнулся?! Так нельзя убежать, он сам говорил…
— Он и не думал бежать. Он ушел в Чашу совсем, умирать.
— То есть… как умирать? — одним губами произнес Альхели и сел.
— А так. Он сказал… Чаша сама поймет, что мне дать. Я не стану противиться.
— Но это же… Нунки! — отчаянно воззвал к нему Альхели. В голове не укладывалось — Шедар, спокойный, красивый, умница Шедар… он скоро должен был покинуть это место, если судить по крайнему сроку… он обычно возвращался из Чаши без единой царапины… Да и после недавнего триумфа — идти умирать?!
— Он девушку любил, — сказал Нунки, внимательно поглядев на растерянного, раздавленного Альхели. — Из тех… Да ты ее видел. Дочка магната. Красивая… Они около года любовниками были, долго очень. Ну вот.
— Послушай, нет… — Альхели не мог правильно построить слова, чувствуя абсурдность происходящего. — Она могла его выкупить! У нее деньги были!
— Ну и что? Значит, не захотела. А скорее всего, могла, и даже сделала бы — Шедар не предложил. Он ведь гордым был, ты знаешь. А сама она — не догадалась. А вчера… была там.
— Но умирать… зачем? — губы, казалось, двигались отдельно от лица. — Он ведь мог и… на свободу выйти.
— Ты никогда не был там, наверху, в гостевых, — Нунки посмотрел на него в упор. — Брезговал… даже просто дружески поболтать — брезговал, да? А вот Мирах получал у них горошины, и другое многое. Просто так, ему давали, как зверей в зоопарке кормят. А мне тоже многое перепадало, хоть вы и считали меня… А Шедар — любил. И гнить где-нибудь у беса на рогах, зная, что тебе могли помочь… могла, та, что была для тебя — единственной?
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
