До природного спутника планеты основной массе ударных сил было более четырех часов хода (они ведь двигались не по прямой, а подчинялись законам небесной механики) — практически вечность для оружия, действующего со скоростями, преодолевающими это же расстояние за доли секунды. Кроме того, по целям палили уже знакомые электромагнитные пушки. Их легкие снаряды, имея скорость двадцать километров в секунду, самонаводились на цели, производя систему опознавания на более или менее близком расстоянии. Они тоже часто ошибались. Когда такой пятнадцатикилограммовый умный снаряд продырявливал большой надувной шарик вместо водородной бомбы, он очень обижался, но подорваться не мог: у него не было взрывчатки — сам по себе он обладал гигантским импульсом разрушения за счет ускорения, полученного от пушки.
Целей были сотни тысяч, но, поддаваясь совместному усилию врагов, их становилось все меньше. Однако они не желали сдаваться без боя. Следуя бумажному плану Самму Аргедаса, многие сотни их являлись самонаводящимися и внутри у них были мощные сюрпризы для боевых спутников. Их тоже прикрывали ложные подружки: план применения количества против качества действовал безотказно. Уже то, что многие станции очень скоро оказались вынуждены перейти к самообороне, вместо продолжения уничтожения главного роя, было полезно для нападающих, а тем более многие боеголовки прорвались к своим орбитальным целям. Бомбы были ядерные, но взрывать их следовало близко от целей, так как в космосе атомный подрыв имел гораздо меньше поражающих факторов: только излучение и электромагнитный импульс — вот и все.
Удалось поразить большую пушку для разгона ускорителей. Рядом с ней рванул почти мегатонный заряд и смял электромагнитное поле, только начавшее разгон очередного ускорителя. Многотонный снаряд мгновенно переменил направление разгона, и поставленные в тупик чудовищные силы магнитного толкателя вынуждены были искать другое направления для высвобождения энергии. Десятитысячетонные сердечники выдержали, но стягивающие их конструкции лопнули. Огромная станция-робот распалась на гигантские части. Каждая из них начала занимать в пространстве удобную для тысячелетних походов по эллипсу орбиту. Однако не тут-то было.
Теперь эти обломки, не представляя собой совместную управляемую схему, выписывали несколько другие траектории и не отвечали на запрос о принадлежности к лунным вооруженным силам. Их массы внушали уважение, и многие бортовые компьютеры посчитали их приоритетными целями. Их габариты настолько впечатляли, что собственные, ближе парящие, спутники выпустили по ним подвешенные в пилонах атомные ракеты. После шести слабых, но точных водородных ударов большая пушка представляла собой плотный, радиоактивно насыщенный метеоритный рой. Всякие подобные казусы отвлекали внимание защитников, а ракетные волны уходили все дальше от планеты. Они оставляли за собой расположенное вблизи планеты оружие, многое из которого даже не успело поучаствовать в игрище, оно находилось в противоположной стороне Гаруды.
Когда монотонность бесконечного дождя взорвалась сплошным эхом выстрелов, Цаккони отодвинулся от невидимой пропасти, прячась за бетонный козырек. А наверху крики смертельно раненных разведчиков утонули в механическом грохоте железа. Невидимо и неслышно пронеслись по стволу останки тряпичных тел, превращаясь в кровавую вату от ударов о встречные балки. На миг сверкнул метеором не выключенный кем-то фонарь. Цаккони вжался в стену, не ощущая вышибающего искусственного ветра. Жертва была принесена: пять разведчиков «Матомы» более не существовали как боевые единицы. Как люди они тоже исчезли навсегда, но мысли на подобную тему Цаккони отогнал с ходу. Важно было одно: прямой ход к цели закрыт, и те, кто его перекрыл, не собирались шутить.
Пришло время осуществлять альтернативные планы прорыва на верхние ярусы. Их было два: один уже реализовывался независимо, а второй проистекал из первого. Прежде всего Цаккони нужна была связь. Они снова рисковали, и, возможно, стоило заняться этим сразу, но ведь если бы они были однозначно уверены в неудаче, никто бы не послал разведчиков на гибель. Несколько человек поднесли необходимое оборудование. Цаккони лично проверил исправность радиостанции и емкость батарей: все было в норме. Затем он сам забросил веревку с самозащелкивающимся карабином, и со второй попытки тот захватил толстый, изготовленный еще во времена процветания колонии сверхпрочный керамико-стальной канат, удерживающий на весу подвешенную где-то внизу капсулу-клеть. До каната было метров пять и кто-то должен был их преодолеть. Несколько человек натянули веревку до предела, а один из опытных бойцов, зацепившись страховочным фалом, двинулся к краю пропасти. На нем были специальные усиливающие сцепление рукавицы, но когда он повис на тонкой веревке, она сразу провисла на целый метр. Неизвестно, какими приборами наблюдения располагали те, кто находился наверху, оттуда не били прожектора, но кто знает, не фиксировали ли происходящее их инфракрасные датчики. Цаккони очень надеялся, что не фиксировали, поскольку теперь его драгоценный посланец находился вне укрытия. Он извивался ужом, однако быстрое движение не совсем получалось — человек все время пребывал в самой нижней точке провисания. Его движение продолжалось считанные секунды, но для тех, кто его наблюдал и физически ощущал каждый пройденный сантиметр, время имело другую длительность.
Когда он коснулся каната-монолита, все немного перевели дух. Поскольку карабин-защелка тоже сдвинулся вниз, теперь посланец находился ниже наблюдателей. Один из людей вверху давал ему неяркую подсветку для ориентировки, а тот не терял времени даром. Охватив ногами блестящий от воды канат, словно наездник на гигантском морском змее, он быстро крепил рацию-ретранслятор длинной клеящей лентой. Стоящие наверху не сводили с него глаз, хотя его черный силуэт был едва различим, однако их глаза уже привыкли к темноте. Она царила не только в шахте, но и в коридорах: те вверху находящиеся личности оставили захваченные противником этажи без освещения.
Теперь у Цаккони появилась собственная связь с одним очень нужным человеком. Стоило ее проверить, хотя использовать по прямому назначению было еще рано.
— «Шаи», это «Апис». Есть возможность говорить?
— Величайший из статусов, — склонился в поклоне вошедший в оперативный центр управления Нобуёси, — вынужден побеспокоить в силу обстоятельств. К нам прибыл парламентер.
Все присутствующие воззрились на начальника местной разведки в полнейшем недоумении: после выпуска из гнезд известного только Аргедасу числа ракет находящиеся в помещении были несколько ошарашены заявлением Нобуёси.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
