— Это пятеро, — хмыкнул Кутняк. — Все равно в носовой больше одного живого никогда не помещалось. Так что будем считать гномов за одного, раз одно место занимают…
— И два эльфа еще. Охранники. Суровые ребята.
— Итого около семи. Плюс нас двое. В принципе терпимо, мы вдесятером уже ходили пару раз… Но вам там тесно будет, внизу. — Кэп покачал головой.
— Потерпим.
— А груза много? — поинтересовался Кутняк.
— Без груза скорее всего. Только жратва да оружие.
— Пойдет, — согласился Кэп. — По рукам. Когда платите? По возвращении?
— Нет, вперед.
— Тогда расплатись заранее, чтоб деньги в море не таскать…
— Ладно. Можно даже сегодня, после всего. Ко мне съездим, и все дела, — предложил Пард.
— А мы живы останемся? — поинтересовался с палубы Гайдабура, пригнувшись и заглядывая в каюту.
— А чего? Пива всего шестнадцать литров. По три на брата. И полтора «Гайдабуровки»…
— Она ж крепкая, зараза. Да еще с пивом. А мы уже сегодня с Кэпом пили, — проворчал Кутняк. — А, фигня, мы живые крепкие, первый раз, что ли?
— Тогда так: если сегодня не обломимся, съездим. А если обломимся — пересечемся завтра.
— Лады, — сказал Кэп и потянулся к канистре. — Обмоем?
— А может, «Гайдабуровки»? Все-таки солидное дело… — предложил Кутняк невинно.
— Не возражаю! — хмыкнул капитан. — Вон стаканчики…
Наполнили пять пластиковых стаканчиков, отдали два на палубу. «Корсар» как раз проходил под мостом; сверху громыхали машины.
Выпили. Крякнули. Привычно похвалили гайдабуровский продукт. На всякий случай запили пивом. И настроение резко пошло вверх.
— Ну, — довольно сказал Кэп. — Пошли, Кутнячище…
Гайдабуру погнали на розлив, Пард опять пробрался на корму и уселся, скрестив ноги, а Xor убрел на самый нос и повалился на палубу.
— Гляди, чтоб стакселем не смело! — проворчал капитан. Xor отмахнулся: мол, не первый день на борту…
Пока дошли до бакена на траверзе тюрьмы, где обычно чалились для попить пива, одну из бутылок «Гайдабуровки» успели приговорить, да и из канистры отхлебнули изрядно. Твердо условились, что по возвращении из Крыма Пард проставляется всей компании в «Клюзе» — небольшой таверне рядом с яхт-клубом. Никто даже не пытался спрашивать, что именно Пард и его шеф забыли на загадочном острове, но почему-то никто и не сомневался, что Пард вернется оттуда целым и невредимым. И это вселяло в Парда непонятную уверенность в успехе.
— А что сейчас в Днепробуге? Флот шалит? — решил разузнать Пард. — Я слышал, в Чонгаре дикие броненосцы свирепствуют.
— Для броненосцев мы мелочь, они на «Корсара» и антенной не поведут, — ответил Кэп, морщась. — Недели две назад через Босфор американский крейсер прорвался — так они все скопом на юг потащились. Хуже, если торпедники в Чонгаре шастать будут — от них нам не уйти…
Капитан взял протянутый стаканчик. Чокнулись, выпили.
— Эх! Хороша «Гайдабуровка»! — привычно крякнул Кутняк. — Спроворишь нам в рейс пару бутылочек?
Гайдабура развел руками: какой вопрос!
— А вот меня всегда вот что интересовало, — сказал Пард весело. — Почему живые говорят «выпить», хотя логичнее сказать «впить»? А?
— Давай сначала пива… э-э-э… впьем, — рассудительно предложил Xor, — а потом подумаем.
Впили. Потом еще разок впили. Но так ни до чего и не додумались.
— Скажи-ка, Кэп, — вернулся к насущному Пард. — А флотский торпедник — он на кого обычно нападает?
Кэп пожал плечами:
— На моторки, на яхты… На катера. Да мало ли! На все, что в длину метров до пятнадцати — на это и нападают.
— А зачем? Смысл в этом какой?
— Ну… — протянул Кэп. — Не знаю. Это ж боевые корабли, они больше ничего не умеют. Грузовики умеют возить грузы, они и возят. Легковушки — живых. Автобусы — тоже живых, но сразу помногу.
— Странно… А почему среди наземных машин нет боевых? — спросил Гайдабура.
— Почему это нет? — удивился Xor. Он был орком, поэтому прожил дольше всех, кто сегодня вышел на «Корсаре». — Есть. Танки называются. У них такая пушка на башне торчит, торпедник продырявить запросто можно.
— Ну да! — не поверил Гайдабура. — Где это ты такое видел?
— Между Киевом и Прагой, в горах. Там особое место есть, где танки водятся. Полигон называется.
— И что, они там друг с другом дерутся? Палят из пушек?
— Нет. Они как бы одна компания, дивизион называется. Они на трассу нападают иногда, сбивают грузовики и захватывают цистерны с топливом.
— А живые на танках ездят?
— Не знаю, — честно ответил Xor. — У танков нет окон, одна броня. Что внутри — не видно. А близко я не подходил, что я, псих, что ли?
— Окон нет — значит не ездят, — отрезал Кутняк. — Машин без окон не бывает.
Пард тоже слушал с интересом. До сих пор самая опасная для живого машина, с которой он сталкивался, был дикий бульдозер с южной окраины Николаева. Город там уже заканчивался, и если пробраться подальше в сады, можно было увидеть голую, без единого дома степь. Бульдозер прятался в старой заброшенной яме, которую местные называли «карьер», и иногда выбирался наверх, ломал маленькие одноэтажные домики и деревья, но поскольку был старым и дребезжащим, быстро успокаивался и уползал назад, в этот самый карьер. Так и оставался рядом с живыми много лет. Пард еще мальчишкой не раз отсиживался с приятелями в садах, ожидая, пока старая железяка в очередной раз не угомонится и не уползет.
Впрочем, бульдозеры в принципе приручались. Только вот использовать их было трудно — они мало на что годились, были тихоходными и неповоротливыми. Разве что дома ломать — но кому из живых могло прийти в голову ломать дома? А вот в местах, где дома растут, бульдозеров, говорят, встречалось много, но что они там делали, оставалось загадкой, потому что машины в таких местах двигались только ночью и в полной темноте. Да еще ревниво следили, чтоб никто из живых рядом не шастал. Да и к тому же растущие дома — большая в городах редкость. Один-два раза лет в сто встречаются. Пард, например, ни одного пока не встречал. А Гонза рассказывал, что видел, как росла шпиль-многоэтажка на Соборной сорок семь лет назад. Еще не небоскреб, но уже весьма высокое здание. Говорил, ночь машины пошумят-пошумят, а наутро глядь — этаж-другой вырос. За три недели, говорит, и отросла. А машины потом сбились в колонну и куда-то уползли. Даже забор с собой прихватили, что место роста огораживал.
Пард хлебнул и вновь обратился к Кэпу:
— Так что получается… Вот если на «Корсар» торпедник кинется, то все? Буль-буль?
Кэп пожал плечами:
— Ну, не факт вообще-то. Во-первых, они только кажутся грозными — далеко не всегда они пускают торпеды. Во-вторых, далеко не у всех торпеды есть. Так, попалит из пулеметов и, глядишь, отстанет. Но это в том случае, если сопротивляться. Пулевой стрельбы они не шибко боятся, они ж бронированные. А вот гранат и ракет — опасаются. В общем, можно их отогнать, как и любую дикую машину. Если с умом. Если знать их нравы и повадки. Я — знаю, если это тебя интересует.
Кэп тоже отхлебнул.
— Ну, доволен? — спросил он.
Пард поспешно кивнул.
— Надо же будет шефа успокаивать. — Правый глаз сам собой подмигнул яхтсменам. — Он же меня великим мореплавателем считает…
Кэп фыркнул.
— Мореплаватель… Что ж ты в прошлый поход к Крыму про торпедники не спрашивал? Или когда чуть в Бухарест не ушли?
— Не спрашивал? А ты вспомни, на каких бровях мы шли! Я только за Кинбурном протрезвел, да и то ненадолго. А после Бухареста меня вообще на берег сгружали, вспомни…
— Что было, то было… — вздохнул капитан. — Кутняк тогда «Пьяную лодку» по десять раз на дню крутил да слушал, затрахал нас по самое не могу.
— А чего? — Кутняк пожал плечами. — Хорошая песня. Мне нравится. И, главное, название подходящее. Кстати, а где там рыбка была?
— А вот! — Пард вытащил пакет с таранью. Некоторое время народ блаженно потягивал пиво под рыбу, а разговор тек в общем-то ни о чем.
Мало-помалу опростали и канистру, и вторую «Гайдабуровки». Остались только бутылки из-под «Кола-копты». Решили сниматься и идти к Родникам, перехватывать «Рихтер».
— Давай шевелись, макрель его через пролив! — Кэп подпустил в голос капитанских ноток. — Пард, уберешь тут со столика, ладно?
— Ага. — Пард послушно сгреб шелуху и кости в опустевший пакет из-под рыбы и стал сосредоточенно протирать стол.
— Чего ты там трешь? — подозрительно спросил Кутняк с палубы, пригнувшись и заглядывая в каюту.
— Ну, — растерялся Пард. — Крошки всякие…
— А что, остались крошки? — несказанно удивился Кутняк и вздохнул: — Стареем, братец… Теряем форму.
Пард в ответ только хмыкнул: уж больно сокрушенный у Кутняка был тон.
«Корсар» разворачивался к ветру. Казалось, палуба теперь шатается куда сильнее, чем когда отходили. Но Кутняку и Кэпу было равнобедренно: эти в любом состоянии на ногах держались крепко, если находились не на суше. Да и Xor с Гайдабурой тоже. Вот Парду — Парду да, стало сложнее сохранять равновесие. Но он старался.
