— Ой, такого про него наслушалась, — Нина Петровна аж руки прижимает к сердцу. Все, жди первого акта пьесы. — Жена у него была красавицей. Фотографию видели у него в кабинете. И сынок маленький был, годика три, что ли? И что вы думаете? Машиной сбило. И ребенка, и жену. В Петербурге, говорят. И сбил какой-то крутой. И он ушел бы от ответственности, если бы не…не эта секта. Там тоже, видно, люди серьезные имеются. Посадили все-таки. Ох, какая-никакая польза.
— Да, — отвечаю я. Меня начинает трясти. Пора ретироваться, и это не обсуждается.
— А секта его…говорят, они многоженцы! Представляешь, Вероника? — Все, это последняя капля.
— Вы можете это уточнить, Нина Петровна. Он же у меня парту сейчас делает. А пойдемте к нему и спросим об этом…
Нина Петровна машет на меня руками.
— Чтобы я еще с сектантом разговаривала? Я православная, и этого не потерплю!
— Ладно, как хотите, — ретируюсь очень быстро, еще до того, как Нина Петровна успевает открыть рот и разразиться новым потоком оскорблений. Уходить мне, кроме своего класса, уже некуда, но я скорее предпочту общество мормонов патетике Нины Петровны.
Марка в классе нет, лишь Роберт Евгеньевич сидит за партой и просматривает какие-то бумаги.
— Решил вас дождаться, — улыбка на его лице такая добрая и открытая, — оставлять как-то ваш кабинет без присмотра не хотелось. Куда переставить парту?
— Вот сюда, пожалуйста, — показываю я на первый ряд. Многоженство — интересная тема, а я очень любопытна.
— Благодарю вас.
— Вероника Васильевна, это вам спасибо, что так долго ждали. Работа…
— Да, мне тут много рассказали о вас, — не могу не улыбаться в ответ. Представляю, почему к нему, кроме всего прочего, идут все. Добродушный такой…
— Ну, это бывает, — он не перестает улыбаться.
— Говорят… — замолкаю. Зачем спрашиваю? Мне прямо так важно.
— Что? — улыбка не сходит с его лица. Он ни капельки не смущается ни своей веры, ни всяких слухов, связанных с ней. Чувствую невольное уважение к этому человеку, и хочется поговорить с ним подольше. Сажусь за свой стол, а отец Марка садится рядом за парту.
— Говорят, у вас, мормонов, распространено многоженство.
Роберт Евгеньевич закидывает голову и смеется.
— Ой, какое многоженство сегодня…Сегодня бы одну жену обеспечить, да? Ну, к слову, Вероника Васильевна, такое было и есть. Но не в России. В Америке, в штате Юта, до сих пор живут некоторые последователи, но это другие мормоны. Те, кто остались многоженцами. Но остальные — нет.
Так. А Америка здесь при чем? Я, как истинная патриотка, вмиг настораживаюсь.
— А что, в Америке тоже есть мормоны?
— О! Их по всему миру полно. Но сама религия родилась в Америке. Именно там Джозеф Смит продиктовал перевод Священного Писания…
— То есть вы не христиане?
— Почему же? Мы читаем Библию наряду с Книгой Мормона. Книга Мормона — дополнение к Библии.
— Понятно…
Нет уж. Не верю я религиям, родившимся а Америке. Ну такая вот я противная.
Внимательно разглядываю Роберта Евгеньевича. На дурака или зомбированного вроде не похож. Хотя кто знает?
— Да ладно вам, Вероника Васильевна, — отец Марка спокойно встречает мой недоверчивый взгляд, — Я всегда считал, что неважно, какую религию исповедует человек. Главное, чтобы сам человек был хорошим и делал добро миру.
А вот это правильно. Может, зря придираюсь?
— А чем эта религия лучше православия…католичества, протестантизма? — напоследок задаю вопрос.
— Запретов больше, — отвечает отец Марка, — четче прописаны нормы поведения, что ли… и очень хорошее окружение, что немаловажно, — глаза Роберта Евгеньевича грустнеют.
Да, про поддержку вашей церкви мы уже наслышаны.
Мне приходит в голову, что не так уж и неуместны нападки Нины Петровны на эту религию. Мне самой она тоже как-то не очень нравится. Ладно, хватит разговаривать о вере с адептом. Приду домой, посмотрю в интернете, и найду все, что мне нужно.
Впрочем, правильно говорит отец Марка, какая разница, что за религия, лишь бы человек имел четкие нравственные ориентиры. Пускай себе не пьют чай и кофе. Что им там еще запрещено? Посмотрю где надо.
Роберт Евгеньевич ласково смотрит на меня. Под его взглядом я чувствую, что краснею. И почему он не уходит?
— Вероника Васильевна, я хотел не о своей вере поговорить. Вам она неинтересна, думаю. Я о Марке, — теперь понимаю, почему Марка нет в кабинете. Судорожно перебираю в памяти события, случившиеся на прошедших уроках. Может, чем обидела ребенка? Нет, могла лишь эти пресловутые ограничения задеть, но здесь я не буду смущаться и скажу как на духу: мои правила действуют для всех детей одинаково, вне зависимости от социального или религиозного статуса.
— А что с Марком, Роберт Евгеньевич?
— Да можно просто Роберт, — добрая, но немного печальная улыбка украшает этого человека, — дело в том, что…понимаете… У Марка проблемы с русским языком. Верно?
— Да. Есть некоторые проблем, — соглашаюсь я, — но не смертельные. Немножко подтянется…
— Дело в том, что я не смогу его сам подтянуть. Занят постоянно. Будто я один врач на весь город, — он даже руками разводит, — даже в Питере у меня столько пациентов не было. Очень много.
— То есть вы хотите, чтобы я посоветовала репетитора, — уточняю я.
— Мне бы хотелось, чтобы вы с ним позанимались, Вероника Васильевна. Лично вы, и никто другой. Марк очень хорошо к вам относится. Правда. Только и рассказывает мне о вас. Как Вероника Васильевна задала им то объемные картины, то еще что-нибудь…
— Дети вообще об учителях много чего рассказывают, — отвечаю я, пока ничего не обещая. Еще один ученик. У меня сейчас их немало.
— Вероника Васильевна, я понимаю, вы сейчас очень заняты, но… прошу вас, войдите в мое положение. Мы в городе, где у нас почти никого нет, особенно — у Марка. Я работаю постоянно, в частную клинику устроился на совмещение, чтобы заработать побольше, может быть, скоро совсем туда уйду. Марку…необходимо женское внимание. Он потерял недавно маму. Конечно, у него есть няня, я нашел хорошую заботливую бабушку, но это — не то. Понимаете меня? Я даже не ради русского, хотя и ради этого тоже. Ему нужно…даже сформулировать не могу… — Роберт Евгеньевич, или просто Роберт, очень разволновался, — нужно…как мама. А он очень требовательный в своих привязанностях. Ему нравитесь вы — и никто другой. Я уже предлагал — бесполезно.
Молчу и чувствую, как откуда-то из глубины поднимается тупая, ноющая боль. Как мне близки все эти переживания. Мои переживания, конечно же, по другому поводу, но боль души у людей так похожа…