— Конрад, успокойся, — Мёрдок встал. — Я ухожу.
Когда Мёрдок исчез, Наоми собралась с духом и пристроилась ещё ближе под боком Конрада.
— Ты, кажется, смущён, но, право, не стоит, — начала она, стараясь говорить как можно более непринуждённо. — Et alors. Ce n’est pas grand-chose[45]. Подумаешь, большое дело…
— Уходи.
— Конрад, кажется, твой брат искренне полагает, что ты в самом скором времени сможешь найти свою Невесту и уложить её в постель. Однако я думаю, что он упускает один чрезвычайно важный момент — надо, чтобы и она захотела тебя. Я могла бы рассказать тебе обо всём, что нравится женщинам. Я могла бы научить тебя, как соблазнить её.
Её слова лишь со всей очевидностью ещё больше взбесили его, и девушка поторопилась добавить:
— Послушай, это твоя комната, и я уважаю твоё право на уединение, но, может быть, этой ночью я могла бы просто посидеть здесь с тобой? Я не скажу ни слова. Я просто не хочу оставаться одна…
Наоми уже успела заметить, что когда Конрад был разъярён, его клыки становились острее — и сейчас они выглядели именно такими.
— Что ж, ты прекрасно знаешь, чего я хочу, — тихим, неестественно ровным тоном начал он. — Так что, будь хорошей девочкой и пообещай мне, — прорычал вампир и сорвался на крик, — что добудешь этот чёртов ключ!
— Ты сказал, что хочешь убить своих братьев. Ты сказал, что просто жаждешь сделать это.
— И что с того?
Она раздражённо фыркнула.
— А то, что если я освобожу тебя, ты можешь просто устроить им тут засаду и напасть на них. Тогда я стану соучастницей убийства.
У Конрада было такое выражение лица, будто он хотел её удушить и, представься ему такая возможность, он сделал бы это с превеликим удовольствием.
— Я не стану делать это здесь, — пообещал он сквозь зубы.
Наоми покачала головой.
— А я не собираюсь это даже обсуждать, пока ты не поклянёшься, что не причинишь им вреда.
— Да тебе-то какое дело?
— Я чувствую себя так, будто знаю их. И считаю их достойными мужчинами, — ответила Наоми. — Они не заслуживают смерти, и уж тем более, за попытку тебе помочь.
— Клянусь, если ты не добудешь мне ключ, я сожгу эту прогнившую развалюху, которая тебе так дорога!
— Почему ты говоришь такие вещи? — воскликнула Наоми.
— Потому что я слов на ветер не бросаю. А теперь убирайся! И не возвращайся без ключа!
— Это мой дом, и ты не можешь выгнать меня отсюда!
— Ну, конечно! Ты не хочешь остаться одна. Полагаю, твой удел — таскаться повсюду за живыми, как жалкая собачонка.
— С-собачонка? — Наоми не могла поверить своим ушам, неужели он на самом деле посмел её так обозвать?
— Именно. Ты же из шкуры вон лезешь, вымаливая крохи внимания к себе. Выкидываешь эти свои трюки, раздеваешься, как стриптизёрша.
Девушка задохнулась от возмущения, борясь с желанием освежить в памяти вампира его знакомство с потолком.
— Беги-беги, привиденьишко! Или тех объедков, что я швырнул тебе, недостаточно? Послав ему испепеляющий взгляд, Наоми круто развернулась и исчезла из комнаты. Да будь он проклят, но она не желала оставаться одна. Только не сегодня!
Почему мужчины всегда так злятся при малейшем проявлении собственной уязвимости? Почему им так сложно позволить себе ослабить броню? Её совсем не трогало то, что Конрад был девственником. Ну, неправда, конечно, трогало, однако она определённо не реагировала на это так, как он думал.
«Что если я просто вернусь и скажу ему, что испытываю к нему влечение — и то, что я узнала о нём, нисколько не уменьшает этого чувства?» — подумала девушка.
Но зачем? Чтобы он снова принялся на неё орать и всячески оскорблять? Неужели она относилась к тому типу женщин, которые готовы терпеть унижения, лишь бы не оставаться в одиночестве?
Да ни за что!
«Что же теперь делать? Куда идти?» — обречённо размышляла Наоми. Жестокие слова Конрада эхом раздавались в ушах в то время, как она уныло бродила по коридорам дома.
В конце недели все братья собирались выбраться на вечеринку… ей же, как и прежде, придётся остаться здесь. Наоми любила ходить на вечеринки и обожала наряжаться для выхода в свет Всё, что было связано со светской жизнью, приводило девушку в восторг.
Наоми вспомнила, как весело когда-то проводила время — как танцевала вокруг костра на пляжных вечеринках на берегу залива, как плавала на яхте по Миссисипи и отмечала Марди Гра с такими же, как она, артистами и людьми искусства, весёлыми и жаждущими наслаждений bons vivants[46].
Однажды на Четвертое июля[47] она плескалась в фонтане на площади Джеке он-сквер[48]. А потом целовалась с незнакомцем в озарявших небо отблесках разноцветных фейерверков. Она помнила привкус абсента на губах мужчины и чувственные звуки джазовой музыки, наполнявшей ту ночь.
«Когда-то я шла по жизни с высоко поднятой головой, и вся моя жизнь была сплошным праздником», — вздохнула Наоми. Но не теперь. Сейчас она не чуралась вымаливать для себя крохи внимания, как самая что ни на есть настоящая «жалкая собачонка».
Донёсшийся снизу голос немного развеял мрачные мысли Наоми. Оказалось, что Мёрдок ещё не ушёл. Наоми телепортировалась к нему и обнаружила вампира сжимающим трубку сотового телефона. Пока Мёрдок набирал какой-то номер, девушка решила проверить, не завалялась ли в его карманах ещё пар очка-другая таких же прелестных гребней для волос, как тот, что она обнаружила в прошлый раз.
— Возьми трубку, Дани, — пробормотал мужчина. Когда стало ясно, что Дани не ответит, он с грохотом ударил по стене кулаком.
«Да сколько можно?» — возмутилась Наоми. — «Пусть только ещё хоть один Рос попробует дырявить мои стены…»
Мёрдок был настолько поглощён своими мыслями, что при всём желании не смог бы заметить, как девушка забралась к нему в карман и…
Выудила оттуда ключ.
Несколько часов подряд Конрад порывался позвать Наоми обратно. Он всё не мог выбросить из головы выражение её лица перед тем, как она ушла — смесь страха и обречённости, словно у приговорённой к виселице. В глазах девушки было столько печали — даже не верилось, что это те самые глаза, которые ещё недавно сияли восторгом и радостным возбуждением, когда она расспрашивала его о русалках и обо всём остальном, что ей не терпелось узнать.
В том, что она подслушала постыдный секрет Конрада, не было её вины. Однако он обошёлся с ней так, словно она была в чём-то виновата. Потому что его тошнило от собственного бессилия и импотенции. Ему опротивела такая жизнь. Рос уже почти решился наступить на горло собственной гордости и позвать Наоми, когда почуял запах зажжённых свечей и ощутил… какую-то энергию?
