В ответ я, будто потрясенный его словами, сел в кресло и сделал вид, что задумался. Дон Брюс продолжал вещать, думая, что подкосил меня:
— И не такие уж мы изверги. У нас тоже есть семьи, друзья, те, кого бы хотим уберечь, но если ты возьмешь что-либо, это возьмут другие, так какая разница? Я предлагаю тебе работать с нами, с твоими-то способностями любое дело будет для тебя пустяком! Только представь, каким богатым ты станешь, сколько возможностей перед тобой открывается! Этот мир жесток, но ты сможешь сделать не мало добра другим. У тебя будет столько денег, что ты сможешь помочь многим! Соглашайся. Люди в своем большинстве такие же негодяи, только слабые, а на их деньги можно помочь хорошим людям, тем, кто действительно нуждается в помощи!
Дон Брюс теперь стоял за моей спиной и заговорщически шептал, заботливым родственным голосом. Убеждая меня, он противоречил и сам себе, но все его слова были искусно поставлены, так, что не всякий бы это заметил, если бы не имел изначальной цели следить за сутью разговора. Я старательно изображал те эмоции, которые ожидал увидеть этот хитрец. Я хмурился, улыбался и задумывался, играя, как актер. Это работало. Может быть моя игра была настолько хороша, а может от меня просто не ждали чего-то иного, видимо Дон Брюс был просто уверен в исходе, поэтому даже не подозревал о том, что я обманываю его, подкупаясь на его обман. (Формулировка-то какая…)
— Я думаю… Да о чем я, у меня же все равно нет выбора! — говорил я, заставляя свой голос подрагивать, словно от волнения. — Я… я согласен работать с вами…
— Вот и прекрасно! — пожимая мне руку, говорил Дон Брюс. — Я так и знал, что вы разумный молодой человек.
— Но прежде, я бы хотел задать вам еще один вопрос, — смиренно попросил я.
Старик благосклонно кивнул, разрешая.
— Скажите… — замялся я, вопрос, который я собирался задать, был на 90 процентов искренним и по-настоящему занимал меня. — Скажите… Насчет того, что вы… или ваши сотрудники… Вам… им ведь приходится лишать жизни других людей, не так ли? Я не могу понять, как же вам удалось стать достаточно сильными, чтобы преодолеть этот барьер сомнений? Как удалось пойти против природы?
— Хм…
Дон Брюс немного нахмурился и пару секунд молчал, заставляя меня уже жалеть об заданном вопросе. Неужели он что-то заподозрил? Этот вопрос не должен был выдавать мое притворство, мне казалось, что так оно даже лучше поддерживается. Я испугался и вспотел, но не позволял изобразиться волнению на лице, продолжая смотреть прямо в глаза старику.
— На самом деле… хороший вопрос… — озадаченно опустился в кресло синдикалист. — Действительно хороший вопрос…
— Вы не знаете? — удивился я.
— Нет-нет… Я знаю, просто никогда не задумывался о формулировке… Подожди минутку, я попробую тебе объяснить. Так-то ты прав… Если не будешь знать способа, то струсишь и провалишь какую-нибудь важную операцию…
Я некоторое время расхаживал по кабинету, про себя улыбаясь тому, как ловко мне удалось влиться в доверие к этому Крестному Отцу. Коль скоро он поверил в мое согласие на сотрудничество… в долгосрочной перспективе была возможность серьезно насолить синдикату. Правда пока, все, что я говорил и делал, было чистой импровизацией, думаю в этом Ридли мог мной гордиться.
Однако требовался план. Что я буду делать потом? Что будет сейчас? Если меня позвали в этот кабинет прямо тогда, когда я прибыл, даже на ночь глядя… Не значит ли это, что меня собирались завербовать и тут же выдать какое-то поручение? Это отчего-то заставляло насторожиться. Ум вновь обеспокоился и стал искать лазейки в этой истории, было что-то такое и в Доне Брюсе, и в этой сцене, да и во всем в принципе… была какая-то дыра, маленькая утечка, логическая ошибка что ли.
А что если он на самом деле не верит мне? Он должен понимать, что я могу убить и его, и всех остальных, пусть и уверен, что я не стану этого делать. Возможно ли, что все эти уговоры и хитрости лишь подготовка к ловушке? Чтобы поймать и поразить мага нужен другой маг… или же искусная засада. При новой переменной эта игра приобретала совершенно новый смысл. Представляя свою фигурку на воображаемой тактической доске я оценил себя со стороны. Я — сильная боевая единица, против которой у моего соперника нет прямого ответа. Что бы они не выставили, я смогу их одолеть или, в крайнем случаи, безопасно отступить, занимая новую позицию.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
Очевидно, что ферзя не так-то просто убрать с доски. Нужно заманить его в сложный капкан, при котором он зайдет слишком далеко на позиции противника — так, чтобы путь отступления был отрезан на корню и шаг назад означал смерть. Не в такой ли капкан пытается завести меня синдикат, чтобы убрать? Но если все это изначально служило тому, чтобы избавиться от меня, то зачем вообще было меня трогать? Я не причинял им беспокойств, они напали первыми, что делало их дальнейшие действия бессмысленными. Значит их целью точно не была моя смерть, в любом случае, им определенно нужны были деньги… А! Как же я забыл! Во время игры произошли еще кое-какие изменения!
Изначально операция не предполагала мое появление в этом измерении. Шайкстер и его ребята пытались доставить меня куда-то в другом мире. Что же произошло, что меня решили привести к другому человеку? Возможно Дон Брюс стоял в иерархии выше того, к кому меня вели сначала, тогда идея с ловушкой звучит уже более обоснованно. Но что могло так кардинально изменить их планы? Может быть Ридли поднял какую-то шумиху? Наш учитель знал кого-то из «Слуг Мира», по идее именно к ним он мог обратиться… если бы знал, кто именно на меня напал, а раз он не знал, может, догадался? Если бы так…
В любом случае никому нельзя доверять, необходимо оставаться готовым к неожиданностям и удару в спину.
— Позвольте! — вдруг окликнул меня Дон Брюс. — Кажется теперь я смогу дать ответ на ваш вопрос. Прошу, подойдите сюда, я расскажу вам, а потом нас ждет одно дельце.
Я вернулся к креслу и с интересом уставился на старика. Он вздохнул и заговорил:
— Суть вашего вопроса несколько сложна, поэтому я начну с примера попроще. Представьте себе кошку. Рядом с ней представьте коробку похожего размера. Скажите, что вы почувствуете, если пнете кошку?
— Ну, я скорее всего почувствую себя нехорошо.
— Верно. А если вы пнете коробку?
— Ничего.
— Правильно. Вы не станете думать о том, что коробке могло быть больно, потому что не воспринимаете ее как живой одушевленный объект. Вы знаете, что коробка не может чувствовать, потому даже не начинаете думать об этом. В случае же с кошкой вы осознаете ее как нечто живое и имеющее чувства, ваш мозг начинает сравнивать ваше действие с запретом и вам становится плохо от несоответствия. Понимает, к чему я веду?
— Если честно, не совсем. Это и так понято, но я пока не услышал ответа на вопрос.
— Хм. Я хочу сказать, что вся беда с этой совестью начинается на том моменте, когда вы придаете смысл этой кошке, когда начинает смотреть на нее как на живую. Если вы представите на ее месте что-то неживое и совершенно бессмысленное, то вам будет гораздо проще пнуть ее. Я хочу сказать, что все преодоление останавливающего действия происходит тогда, когда вы не придаете объекту ценности и смысла, относясь к нему просто как к препятствию или проблеме. Точно такой же эффект происходит, когда вы… устраняете сначала одного, потом второго, а потом ваш мозг сам перестраивается и обходит эту ошибку природы. Понимаете? Чтобы подняться, вы должны оценивать все либо как препятствие, либо как способ достижения цели. Теперь вы понимаете? Просто не стоит слишком сильно об этом думать, большинство вещей в этом мире вовсе не стоят того, чтобы по ним убиваться.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
— Я… Я понимаю. Думаю, я понял вашу мысль.
— Рад, что мы так быстро во всем разобрались, — заключил Дон Брюс, поднимаясь. — А теперь, если вы действительно хотите сотрудничать, у меня есть для вас поручение.
— Я согласен, но… Прямо сейчас? — спросил я, оборачиваясь на окно, за которым не было видно практически ничего.
