сразу взорвется, лучше бы я его хватку чувствовала, чем вот эту мнимую свободу, пустоту под смертельным напряжением.
- Ты лжи не прощаешь, а сам врешь? - смотрю в его глаза, прозрачно-синие, в них отражается тусклая лампочка, словно огонь разгорелся посреди ледника.
- И сам не вру, спрашивай. Что ты хочешь?
- Ничего не хочу.
Под ногами пол холодный, холод пробирается по щиколоткам, выше до бедер, все тело захватывает, гонит дрожь. Потоптавшись на месте сдвигаюсь чуть в бок, встаю на его брошенный мне под ноги пиджак.
Невольно касаюсь его грудью.
И соски будто стягивает узелками, они каменеют, ломаная боль отдается в потяжелевшей груди.
Это он, точно он, так же было в лесу той ночью - внутренний голос разрывается сигналами бедствия.
Снаружи кто-то громко брякает рукой по железной двери.
Мы так и стоим, друг напротив друга, словно в игру продолжаем играть, правил которой я, как оказалось, не знаю.
- Не ходи больше по городу в таком виде, Аня, - помолчав, говорит Кирилл и отступает. - Напорешься на стекло. Не будешь?
- Нет.
- Ты боишься меня?
Лифт гремит, кабина поднимается, а я смотрю на пол, и перед глазами цветные мушки прыгают, я боюсь, да, и ничего не спросила прямо в лоб, не хватило духу, но это же он.
Как мне с ним разговаривать.
Он выходит на этаже, отпирает дверь.
Иду следом и оглядываюсь на дорогой пиджак, валяющийся на полу, и давлю кнопку на телефоне, включая.
- Купил? - на шум в прихожей в коридор выглядывает мама.
- Нет, - сухо отвечает Кирилл.
Он скрывается за поворотом.
Стою на месте и кручу перстень.
- Ужин готов, - недовольно сообщает мама и приближается к зеркалу, взбивает крупные локоны. - Скоро Марк с Мариной приедут, пригласила их к нам. А Кирилл не купил торт, - поджимает она губы.
- А он знает, что Марк приедет? - заторможенно спрашиваю, и в памяти оживает утро, где я голая на кровати, и Кирилл за шкирку стаскивает с меня Марка.
- Так, Аня, сбегай до магазина, - она отрывается от зеркала, придирчиво одергивает зеленое платье. - А мне переодеться надо, не нравится мне, как оно сидит, я за выходные пару килограмм набрала. Купи торт, творожный, на фруктах. И пару бутылок розового вина. Я красную рыбу приготовила. Антон! - кричит она вглубь квартиры не дожидаясь моего ответа.
Смотрю ей в спину и молча обуваюсь, подхватываю кошелек. Выхожу в подъезд и ноги подгибаются, лопатками прислоняюсь к двери.
Мне нельзя жить в этом доме, если Виконт тоже живет здесь.
Но представляю его объятия и не верю, что это может быть Кирилл, кто угодно, только не он, не этот замороженный кусок скепсиса, раздражения и вечных придирок, озабоченный чистотой безумец, психиатр и муж моей мамы, который смотрит так, что сердце уходит в пятки.
Расставляю тарелки на столе, и руки дрожат, из прихожей слышны голоса маминой подруги Марины и Марка.
Они уже пришли.
- Боже мой, Марк, что с лицом? - долетают до меня аханья мамы, и я шмыгаю на кухню за салатами.
Помню, что Марку в лицо прилетело кулаком, и там, похоже, фингал теперь, а он вот так спокойно пришел в квартиру Кирилла, как ни в чем ни бывало.
Шаги прибилижаются, шуршат пакеты, и Марк вырастает в проеме кухни.
Толкаю большую пластмассовую ложку в миску с салатом и смотрю на него.
На скуле красное пятно и царапина, она припухла, и почему-то ни капли не портит его, наоборот, впервые вижу Марка с ссадинами, он ведь даже подростком ни с кем не дрался, никто и не лез. Сначала он всем про отца и его службу рассказывал, а потом и вовсе уехал учиться в другую страну.
- Почему телефон выключила, Анюта? - спрашивает он и пересекает кухню, ставит пакеты на стол. - Дозвониться тебе не мог.
Рассматриваю его светлые брюки, белый джемпер, волосы в модной стрижке, как у канадских хокеистов, от него веет привычной уверенностью в собственной неотразимости, и я опускаю глаза.
- Больно? - киваю на его скулу и подхватываю миску.
- До свадьбы заживет, - Марк наклоняется над столом, ловит мой взгляд и белоснежно улыбается. - Конечно, не надо было в твоей комнате этим заниматься. Но я не сдержался. Ты же знаешь. Я и год назад этого хотел. Трусики с тебя содрать.
- И твое хотение не мешало тебе выкладывать в соцсети фотографии с чужими девками, - волнуюсь, не знаю куда деться, ставлю салат обратно и сую нос в принесенные им пакеты.
- Ты мне долго эти фотки с немками будешь напоминать? - он выгружает на стол конфеты, - Что мне надо было делать? Круглосуточно в квартире сидеть, не выходить никуда? Так не бывает, Аня. Человку нужна соицализация. Необходима. И вообще, я думал, мы закрыли вопрос, нет?
- Да, - вываливаю фрукты в раковину и пускаю воду.
- После ужина поедем ко мне? - Марк подходит сзади, спиной его чувствую, кажется, что сейчас обнимет, но он сдвигается чуть вбок, и локтями опирается на стол. Наблюдает, как я мою яблоки. - Ты еще ни разу у меня не была. Завтра с утра мне на работу, - он сверяется со временем на наручных часах. - Поваляешься, поешь, в холодильнике всего полно. Телик посмотришь. А вечером я вернусь.
- Ты писал мне сообщения? - выключаю воду и требовательно смотрю ему в лицо.
Он изучает меня в ответ, молча, долго, взглядом скользит по губам, и их пощипывать начинает, иголочки впиваются. Если бы Кирилл сегодня не помешал, то я уже была бы женщиной.
- Ань, - он наклоняется ближе, губами почти касается моих.
- Добрый вечер, Марк, - раздается от двери, и мы на это сухое, колкое приветствие оборачиваемся. Кирилл стоит в проеме, он переоделся в черную рубашку, застегивает запонку на рукаве, - как здоровье?
- Мой врач сказал: ничего серьезного, - Марк выпрямляется, - но, вообще...поразился он. Циливизованное общество, а некоторые индивиды до сих пор размахивают кулаками, как дикари. Словно русского языка не знают.
- Отличная позиция, - Кирилл усмехается, шаг за шагом сокращает расстояние. - Действуй словом, Марк. Дураки люди, так и скажи отцу. Мол, зачем с инженерами-проектировщиками сотрудничаете, не нужно нашей стране оружия, есть же слова. Только порепетируй для начала. На отморозке в темной подворотне. Или с маньяком в лесу.
