Это значит, где бы Муса ни появился, его везде убьют…
Муса бросил все и повез семью в Москву… Мы встретились, и он спросил: «Как ты думаешь, что делать дальше?» Мы оба понимали: угрозы не опереточные.
«Грозненский рабочий» никогда – ни в масхадов-ские, ни в военные времена – надолго не прерывал своего выхода. А также никогда не желал быть «под кем-то»: газете неоднократно предлагали так называемое «спонсорство» все участники чеченского конфликта (и федеральная сторона, и масхадовская), но Мурадов всякий раз отказывался. В предложенных обстоятельствах работы – война, игры спецслужб – Муса нашел лучший способ газетного выживания. Он не взял деньги ни у одной из противоборствующих сторон (хотя это был самый простой выход из положения), а подал заявку на получение гранта в Фонде Сороса, прошел там сложнейшую систему отбора и получил-таки средства на издание газеты от того, кто никаких политических требований ему не выдвигает.
Я не поклонница Сороса и не политическая его сторонница, но, если фонд его имени позволяет журналисту быть независимым в условиях войны, вижу в этом исключительно положительные стороны.
Начиная с лета штаб боевиков – как бы последние ни пыжились – это виртуальная система, а их «Сопротивление» возникает как реальное лишь когда это требуется делу продолжения войны. «Поговорить» же с этим «Сопротивлением» можно, используя «Кавказ-центр» – спецсайт в Интернете. Именно через этот сайт мир, как правило, узнает, что думает Аслан Масхадов о происходящем на его родине. Часто эти мысли выглядят неубедительными и исключительно пропагандистскими, что и дает основания утверждать: «Кавказ-центр» – это Ястржембский наоборот.
Вот туда-то я и обратилась за разъяснениями относительно угроз, полученных «Грозненским рабочим». Сайт откликнулся быстро, представившись главным редактором Юсуфом Ибрагимом, и сообщил, что «пока у нас нет никакой информации», хотя «решения шариатского суда в таких случаях обычно передаются нам очень быстро, и мы склонны считать, что эту дезу запустило ГБ, в связи с чем мы считаем, что жизнь Мусы Мурадова под угрозой. Его могут убить русские спецслужбы, чтобы кричать на весь свет о том, что моджахеды убивают журналистов…»
Оказался не в курсе и Мовлади Удугов, «папа» «Кавказ-центра», давным-давно сбежавший из Чечни, но делающий вид, что вроде бы поддерживает постоянные контакты с Шурой и ее командирами…
Общие слова, как известно, – лакомство спецпропагандистов. И я стала настаивать: сообщите, кто персонально является сейчас главой Верховного шариатского суда? И значит, способен подтвердить или опровергнуть «мурадовское» постановление. Как зовут того районного амира (Муса родом из Грозненского сельского района, ранее амиром там был полевой командир Бараев), который будет приводить в исполнение приговор, если таковой действительно имеется?
Ответом сайта стало долгое глубокое молчание. Так я и предполагала: потому что нет главы Верховного шариатского суда, нет и районного амира, кроме погибшего Бараева. Не объявил свою точку зрения на «приговор» и Аслан Масхадов. Его пыталась отыскать и я, и сам Муса Мурадов – журналист, которому Масхадов, между прочим, крайне обязан, поскольку на протяжении долгих месяцев лишь усилиями Мусы мир узнавал, что думает Масхадов по тому или иному поводу.
Далее я обратилась в ФСБ – к другой стороне. У нас ведь на ФСБ возложена обязанность по руководству так называемой «антитеррористической» операцией. К тому же они и есть те самые спецслужбы, в зоне интересов которых, если быть формальными, на первом месте – защита конституционных прав граждан, а главное из этих прав – жизнь.
ФСБ отделалась невнятным бормотанием: «Это боевики». А по сути – тем же молчанием в отношении «дела Мурадова и журналистов „Грозненского рабочего“, что и „Кавказ-центр“, и виртуальный Масхадов…
Наступила тишина… Значит, жди беды. Этому научила нынешняя война. Мурадов и «Грозненский рабочий», действительно, – кость в горле всем участникам конфликта. По принципу: не служит никому и поэтому враг. А листовка? Это знак, сигнал: мы тебе оставим жизнь, только если ты будешь «под кем-то», останешься сам по себе – умрешь. Вот настоящий приговор, вынесенный Мурадову и еще трем журналистам в стране, где продолжает утверждаться такая «демократия», когда абсолютно никому не нужна независимая журналистика, и проще уничтожить и списать на конкурирующую спецслужбу, чем смириться с существованием.
Кто же хотел убрать Мусу и трех его товарищей? Ответ очевиден: те, кто мечтает о продолжении войны. И неважно, какие у этих господ имена: Иван Петров из
ФСБ или Шамиль Басаев из Шуры, главное – такое у них совместное спецмероприятие.
Это – двойное предательство. В полном соответствии с жанром, утверждающимся в российском обществе в связи с предыдущей профессией ныне избранного президента. Если в ельцинские времена мы жили от одной его болезни до другой, то теперь существуем от одного спецмероприятия до другого. Завершилось спецмероприятие по уничтожению Виктора Попкова, независимого журналиста и правозащитника, смертельно раненного в Чечне и впоследствии скончавшегося, – началось спецмероприятие по уничтожению Мурадова. Когда ни одна из сторон чеченского конфликта не может действовать единолично, не будучи поддержана другой, якобы ей противостоящей.
Напоследок о чеченском гражданском обществе. Где они, просто чеченцы? В первую голову заинтересованные, чтобы Муса Мурадов и его коллеги – люди уникальные для этого общества – были живы и работали? Быть может, они завалили письмами протеста и возмущения все столичные газеты, администрацию президента, ФСБ, МВД, Генпрокуратуру, Басаева, Масхадова и «Кавказ-центр»?
Ничего подобного. И не в первый, между прочим, раз чеченцы отсиживаются. Включая тех, кто пользовался помощью «Грозненского рабочего» не раз и не два. Ради которых и работал Мурадов.
Разгром спецслужбам удался. Спустя полгода после описываемых событий «Грозненский рабочий» перекочевал в область мифов. Муса не выезжает из Москвы, которую не любит. Угрозы превратились в нескончаемый поток, и защитить его некому. Мужчины-журналисты из редакции разбежались – кто куда, спасая жизни. Свои и семей.
Газету – изредка, с огромным трудом – выпускают героические чеченские женщины-журналисты, вынесшие эту войну на своих плечах. Чеченские женщины не боятся ничего? Так часто спрашивают, в том числе и военные, грабящие этих женщин, издевающиеся над ними, насилующие их. Да, чеченские женщины ничего не боятся. Потому что боятся всего.
Солдатское письмо
«Я был призван в Вооруженные силы РФ. Мое место службы – часть № 45935, ремонтно-артиллерийские войска. Принял присягу 8 июня 2000 года. 27 ноября был переведен в 5-ю батарею на должность слесаря-сантехника. Работать приходилось днем и ночью, а материалов и средств не было, приходилось иной раз приносить свой инструмент и материал. Из-за плохого снабжения мы работали медленно, и начальство нас пугало, что отправит в войска. А отправляют в войска у нас в 5-й – только в Ханкалу.
Но в принципе служить было можно, пока не произошел такой случай. Нашему старшему сантехнику захотелось легких денег, и он втайне от нас сделал отверстие из нашей мастерской на вещевой склад. Таскал оттуда вещи и продавал. Отверстие он тщательно замаскировал, и мы узнали о нем, когда нашли в мастерской пару военных ботинок и форму. Он сказал, чтобы мы никому не говорили про этот лаз и сами туда не лезли. Нам ничего и не оставалось, как молчать, так как старший сантехник был старше нас по сроку службы на полгода. А с фазанами лучше не шутить. И еще он сказал: если найдут отверстие, сядем вместе…
И отверстие нашли. Мы с Серегой как раз находились в мастерской. К нам туда пришли завскладом пр. Филипов, нач. вещевой службы к-н Голод и м-р Чудинов. Капитан Голод по очереди заводил нас в мастерскую, где дюймовой трубой вышибал признание – кто, когда и сколько вынес одежды. Но так как я не знал, сколько, когда и чего, а выдавать Инякова (ст. сантехника) я боялся – сказал, что об отверстии ничего не знаю. К-н Голод бил меня по мягким местам, после чего вывел из каптерки и пригласил туда моего товарища Сергея Большакова. С ним, как я понял, он проводил такую же беседу, как и со мной: я слышал крики Сергея. Затем побеседовали с Иняковым.
После всего этого нас троих повели в воспитательный отдел на допрос к к-ну Сизову. Первого – сантехника Инякова. К-н Голод взял с собой лом и гирю. Зачем – мы с Большаковым не знали. Потом Инякова выпустили и позвали Большакова. Пока его там пытали, я узнал, зачем лом и гиря. Так как я стал задыхаться и меня трясло, я пошел в санчасть. Там мне дали успокоительное. Но за мной пришел к-н Голод и силой вытащил меня оттуда.
Привел он меня в кабинет к-на Сизова. Посадили на кресло. На столе у Сизова лежал шприц и какая-то ампула. К-н Сизов предложил мне сразу сознаться, но сознаваться мне было не в чем. Тогда они застегнули мне руки наручниками, под ногами и руками просунули лом. И пошли курить… Когда я висел, я стал чувствовать, что задыхаюсь, и позвал на помощь. В глазах побелело, и я очнулся на полу. Меня трясло, как эпилептика. И меня отправили в санчасть.
