К пятидесятилетию, 18 декабря, Брежнев получил второй орден Ленина «за выдающиеся заслуги перед Коммунистической партией и советским народом».
На заседании президиума 28 января 1957 года Брежнев решительно поддержал одну из важнейших хрущевских идей – замену отраслевого принципа управления промышленностью и строительстом территориальным:
– Соображения, изложенные в записке Никиты Сергеевича, правильны. На местах выросли хорошие кадры.
Против создания совнархозов и упразднения министерств возражал практически один только Молотов, который перестал быть министром иностранных дел, но оставался членом президиума и первым заместителем главы правительства. Он часто вступал в полемику с Хрущевым. Сторонники Никиты Сергеевича, в том числе Брежнев, устроили Вячеславу Михайловичу проработку.
13-14 февраля 1957 года идеи Хрущева утвердил пленум ЦК. 10 мая Верховный Совет принял соответствующий закон. Упразднили десять общесоюзных и пятнадцать союзно-республиканских министерств. Все подчиненные им предприятия передали совнархозам, которые подчинялись непосредственно правительству. Верховные Советы республик образовали сто пять совнархозов.
Через семь лет Брежнев поставит эту реорганизацию Хрущеву в вину и воссоздаст распущенные министерства.
Благодаря хорошим отношениям с Хрущевым позиции Леонида Ильича в аппарате крепли. Он уже принадлежал к числу, условно говоря, «старших» секретарей.
Он же решительно бросился на защиту Хрущева, когда летом 1957 года Молотов, Маленков, Каганович и Булганин решили свергнуть Никиту Сергеевича. На президиуме ЦК 18 июня они предъявили Хрущеву целый список обвинений.
Расклад был не в пользу Хрущева. Семью голосами против четырех президиум проголосовал за снятие Хрущева с поста первого секретаря. Но произошло неожиданное: Никита Сергеевич нарушил партийную дисциплину и не подчинился решению высшего партийного органа.
Ночь после заседания он провел без сна со своими сторонниками. Вместе они разработали план контрнаступления.
Никита Сергеевич точно угадал, что члены ЦК – первые секретари обкомов – поддержат его в борьбе против старой гвардии и простят первому секретарю такое нарушение дисциплины.
Ключевую роль в его спасении сыграли председатель КГБ Иван Александрович Серов и министр обороны Георгий Константинович Жуков. Жуков самолетами военно-транспортной авиации со всей страны доставлял в Москву членов ЦК, а Серов их правильно ориентировал.
Леониду Ильичу в первый же день бурных заседаний президиума ЦК стало плохо, у него заболело сердце, и врачи его увезли. Они диагностировали очаговые изменения в миокарде.
Он написал заявление в президиум ЦК:
«Будучи прикован к постели внезапным тяжелым сердечным заболеванием, сопровождающимся падением сил, и категорическим запретом врачей подниматься с постели, я, к моему великому огорчению, лишился возможности после первых двух заседаний участвовать в дальнейших заседаниях Президиума ЦК, проходивших 19 и 20 июля с. г. В связи с этим считаю своим партийным долгом сделать это заявление.
Выступления тт. Маленкова, Кагановича, Молотова показали, что разногласия зашли очень далеко, а высказанные ими предложения носят раскольнический характер и затрагивают коренные интересы всей партии и государства. Поэтому такого рода вопросы не могут быть решены на Президиуме ЦК, а по моему глубокому убеждению в соответствии с Ленинскими партийными принципами должны быть рассмотрены и решены на Пленуме ЦК нашей партии.
Как член ЦК КПСС, я категорически настаиваю на немедленном (в один – два дня) созыве пленума ЦК КПСС».
Заявление Брежнева разослали партийному руководству.
К пленуму Леонид Ильич почувствовал себя лучше, пришел на заседание и выступил. На пленуме ЦК люди Хрущева составляли большинство. Остальные, увидев, чья берет, тотчас присоединились к победителю.
Брежнев на пленуме говорил Маленкову:
– Вы ввели биологический подбор кадров. Ведь вы ввели родословный принцип в подборе кадров, определяя их способность по бабушкам и дедушкам. Сколько пострадало на этом!
Хрущев одолел своих соперников, и на октябрьском пленуме ЦК над ними устроили судилище.
Молотова, Маленкова, Кагановича было в чем обвинить – участие в репрессиях, выступления против решений XX съезда, за сохранение культа Сталина. Обвинить секретаря ЦК по идеологии Дмитрия Трофимовича Шепилова, который тоже критиковал Хрущева, было не в чем.
Шепилов сам готовил доклады о развенчании культа личности; с Молотовым, Кагановичем и Булганиным у него были плохие отношения. Поэтому на него просто лились потоки брани. Шепилов на пленуме пытался объяснить, что членов президиума ЦК нелепо называть заговорщиками:
– Не представляю себе, чтобы председатель Совета министров ставил вопрос о захвате власти. Подумайте. У кого же власть захватывать? Или тогда приходим к выводу, что у нас в президиуме есть люди, имеющие власть, и люди, не имеющие власти… Я говорил на президиуме, что есть сильные, есть драгоценные качества у товарища Хрущева, я их перечислил, и есть слабые, есть такие качества, которые в условиях ослабления коллективного руководства могут принести серьезные неприятности. Это нормальный путь обсуждения. Это ж на президиуме говорилось, а не в подполье…
Шепилову кричали из зала, что товарищи видели, как его машину догнала машина Кагановича и он пересел к Лазарю Моисеевичу. Значит, сговаривались против Хрущева?
Шепилов изумленно отвечал:
– Да мы часто все встречаемся, гуляем, что же тут подозрительного? Тем более мы с Кагановичем соседи в дачном поселке.
Тут подал голос Брежнев:
– Семнадцатого числа я позвонил тебе в кабинет днем по служебному делу. Твой помощник сказал, что ты давно в Кремле. Я спросил: у кого? У товарища Кагановича. Ты был там два с половиной часа.
Радостные голоса из зала:
– Были у Кагановича?
– Нет, – пытался объясниться Шепилов, – сейчас факты одного времени переносятся на другое и представляются в искаженном виде.
И Брежнев, и Шепилов вернулись с войны в генеральских погонах, что выгодно отличало их от просидевших всю войну в тылу других руководителей страны.
Молодые и крепкие Брежнев и Шепилов были чуть ли не единственными прилично выглядевшими партийными руководителями. Они выделялись среди пузатых, низкорослых, каких-то физически ущербных членов политбюро. И Брежневу, и Шепилову приятная внешность помогла в карьере. Сталину – особенно в старости – нравились красивые, статные, молодые генералы. Сталин, а затем Никита Хрущев продвигали и приближали и Брежнева, и Шепилова.
