предложенного угощения, и, в случае замеченной убыли, очень радовались, видя в этом для себя залог будущего благополучия[309]. Круг приводит из французского перевода какой-то Visitatio Uvonicar. eccles. facta an. 1613, отрывок следующего содержания, относящийся к латышам, сохранявшим еще языческие обычаи: «Они (латыши) почитают некоторые священные деревья, около которых собираются в известные времена. Там они приносят в жертву черного быка, черного петуха, делают возлияния пивом; по совершении жертвоприношения, они едят, пьют и пляшут в честь своих богов»[310]. Вероятно, жертвы эти приносились Пушкайту, представителю деревьев, обитавшему под кустом, т. е. в земле, так как (на это было обращено мною внимание уже раньше) животные черной масти обыкновенно у языческих народов посвящались божествам земным или подземным.
К наиболее торжественным богослужебным обрядам литовских народов принадлежали, разумеется, совершавшиеся в главнейшие общественные годовые праздники. Таков был прежде всего весенний праздник. «В день св. Георгия (т. е. 23 апреля), — пишет Менеций (XVI в.), — они (пруссы, литва, жмудь и пр.) имеют обыкновение приносить жертву Пергрубиосу, которого признают богом цветов и растений (по словам Луки Давида, празднество это отправлялось при начале пахоты). Жертвоприношение происходит следующим образом: жрец (sacrificulus), называемый вуршкайт, держит в правой руке чашу, наполненную пивом, и, призывая имя бога, поет хвалу его: “Ты (Пергрубий), — возглашает он, — прогоняешь зиму, ты возвращаешь рощи и леса!” Пропевши эти слова (nae cantilena finita), он схватывает зубами чашу и, не прикасаясь к ней руками, выпивает пиво, пустую же чашу бросает назад через голову. (Такой своеобразный способ пития чаши, вероятно, вызван был обязательством осушать чашу до дна в один прием. Ср. выше, стр. 53, описание обряда служения Святовиту Арконскому, при котором жрец осушал рог в честь идола “за один раз”). Чашу поднимают, вновь наливают пивом, и из нее пьют все присутствующие, воспевая при том гимн в честь Пергрубия. Затем пируют целый день и водят хороводы (choreas ducunt)»[311].
Стрыйковский, в качестве очевидца, еще несколько подробнее описывает этот праздник. По его словам, весною, когда сойдет снег, когда наступает пора пахать и начинает показываться трава, поселяне сходятся в какой-нибудь просторный дом, гце вуршкайт берет чашу пива и, подняв ее вверх, молит бога Пергрубия: «О всемогущий боже наш Пергрубий! Ты прогоняешь неприятную зиму и размножаешь растения, цветы и травы: мы просим тебя, умножай хлеб наш засеянный и который мы еще будем сеять, чтобы он рос колосисто, а весь куколь вытопчи!» Выпив пиво описанным у Меиеция способом, жрец, по словам Стрыйковского, обращался к другим богам: к Перкуну с молитвою о том, чтобы он отвратил от полей вредное действие грома, града, молнии, дождя, бурь и туч; к Свайкстиксу, богу света, прося его светить милостиво и ясно на хлеба, луга, цветы и на скот; к Пильвиту — с мольбой, чтобы он дал хорошо сжать и убрать в гумно весь хлеб. При этом он выпивал в честь каждого из призываемых богов, «которых у них было пятнадцать» (вероятно, этой цифрой ограничивалось число призывавшихся в данном случае богов), по чаше пива, держа чашу в зубах, что делали, следуя его примеру, и все присутствовавшие, а затем пели, «как будто выли волки», песню во хвалу богов[312]. (Ср. у древних славян возлияния и питие чаш в честь богов.)
В заключение приведу еще описание главнейшего жертвоприношения, бывшего в обычае у народов литовских, именно заклания в честь богов козла (или быка), совершавшееся обществом по окончании жатвы, иногда же сопровождавшее и частные богослужебные церемонии. Обряд жертвоприношения, по описанию Менеция, происходил так: когда приводили жертвенного козла, вуршкайт возлагал на него обе руки и призывал по порядку богов: Потримпа, Пильвита, Пергрубия и многих других, после чего присутствовавшие поднимали козла и держали его высоко, при пении гимна. Потом опускали его на землю. Тоща жрец обращался к присутствовавшим с увещеванием, чтобы они с благоговением совершали это торжественное жертвоприношение, благочестиво установленное предками, и передали память о нем своим потомкам, — а затем собственноручно закалал козла. Кровь, собранную в чашу, он распрыскивал, мясо же отдавал женщинам, которые его варили. В то время как варилось мясо, женщины приготовляли из пшеничной муки лепешки, которые, однако, не клались в печь, но стоявшими вокруг огня мужчинами перебрасывались из рук в руки, через огонь, до тех пор, пока таким образом не испекались. В заключение целый день и всю ночь ели и пили до рвоты (usque ad vomitum). Хмельные, выходили они на рассвете из дома и зарывали остатки от кушаний в землю, в надежном месте, для, того чтобы они не могли быть похищены какими-либо птицами или зверями. Затем расходились по домам[313].
Стрыйковский описывает жертвоприношение козла или быка, совершавшееся, по его словам, в весенний, Пергрубиев, праздник. «Вуршкайт, их поп, — говорит Стрыйковский, — по языческому обычаю, надев на главу свою венок, полагал руку на козла или быка и просил всех богов, каждого особенно, чтобы они милостиво приняли приносимую им торжественную жертву; взяв быка или козла за рога, вели его в гумно, и там все мужчины поднимали его вверх, между тем как вуршкайт, опоясавшись ручником, снова призывал всех богов и произносил: “Мы совершаем достохвальное жертвоприношение, заповеданное отцами нашими, на умилостивление гнева богов”. Потом, с шепотом обойдя трижды вокруг быка, он закалал его; кровь жертвенного животного не проливалась на землю, но собиралась в особенный сосуд. Черпая из этого сосуда ковшом или чаркой, вуршкайт окроплял кровью присутствовавших, остаток же ее разливался в горшочки, и всякий окроплял у себя дома свою скотину, как в наше время, — прибавляет Стрыйковский, — в обычае окроплять ее святой водой»[314]. По свидетельству Луки Давида, жертвенною кровью окропляли не только скотину, но и дома, скотные дворы, сараи[315]. Далее Стрыйковский повторяет рассказ Менеция о своебразном способе печения пшеничных лепешек и прибавляет: «Потом начинали есть и пить, причем пели песни и играли на длинных трубах в течение целой ночи». Остатки от пира, по словам Стрыйковского, рано утром зарывались на перекрестках, с тою же целью, которую называет Менеций[316]. Симон Грунау, случайно наткнувшийся в 1520 году на козлиное жертвоприношение, совершавшееся, еще по древнему языческому обычаю, пруссами, оставил описание этого обряда, в общих чертах весьма сходное с описаниями Менеция, Стрыйковского и других. Замечательна, однако, новая черта в его рассказе, а именно, по его словам, поселяне, после молитвы вайдла, обращенной им к разным богам, еще до заклания козла, публично исповедывали грехи, совершенные ими против богов, а потом,
