— Ты чего? — удивленно спросил Денис, от неожиданности не делая даже попытки защититься. «Воспитал Большой Папа ученичка, нечего сказать», — подумал «сыщик» и с ледяной яростью выдохнул тому в лицо:
— Она была беременна, ясно тебе, ососок? На третьем месяце! Это установлено экспертизой!
— Экспертизой? — заторможенно переспросил Денис. — Какой еще…
— Судебно-медицинской.
На них стали оборачиваться. Кто-то показал пальцем, должно быть, поинтересовавшись у спутников: чего это, мол, нашего сэнсэя избивает какой-то чужак, а тот не ответит ему достойным аге-уке-санбон-цки или маваши гери с переходом на гедан-барай-кимэ[5]?
— Подожди. При чем тут судебно-медицинская… — Денис вдруг запнулся. — Она что, умерла? Айлун умерла?!!
— Нет, не умерла, — жестко сказал Алеша. — Ее убили. Сбросили под поезд.
Он увидел, как стремительно посерело лицо собеседника. Загар, заработанный титаническими трудами в солярии, сполз, как змеиная кожа, обнажились трещинки и оспинки, еще чуть-чуть — и сквозь эти трещинки начнет прорастать-пробиваться молодая трава…
— Убили? Когда?
— Вчера в 20.10.
— Это не я, — быстро проговорил Денис. — Послушай, я не знаю, на кого ты в самом деле работаешь: на газету, на уголовный розыск, на ФСБ… Передай своим: у меня стопроцентное алиби! Я вчера был здесь, в клубе, на тренировке, это человек двадцать могут подтвердить!
— Во сколько началась тренировка?
— В шесть тридцать. Закончилась в девять… Это легко проверить.
— Проверим, — пообещал Алеша. — И если окажется, что твое алиби имеет хоть одну трещинку… Ты у меня до суда не доживешь, каратист хренов. Усек?
— Какой еще суд? У вас ничего нет против меня, ни-че-го! Иначе ты бы не приехал к клубу, а вызвал повесткой в какой-нибудь хитрый подвал с решетками на окнах… Да убери ты руки, в конце концов! И уж по крайней мере к Альке это не имеет никакого…
— …отношения? — закончил Алеша. Смерил взглядом фигуру «оппонента» снизу вверх и презрительно покривил губу: — Ты трус, Денис.
— Что?! — встрепенулся тот.
— Ты трус, — раздельно повторил «сыщик». — Айлун любила тебя… И сейчас у тебя есть реальный шанс помочь разоблачить ее убийц. Но ведь тебе твои копеечные дела с Большим Папой куда дороже. Что он тебе обещал за молчание? Очередную липовую медальку на соревнованиях? — он с трудом отлепился от собеседника и вытер ладонь о джинсы. — Ступайте в зал, сэнсэй, ученики заждались.
И сам, развернувшись, тяжело пошел прочь.
Возле табачного киоска (не того, что на улице Афанасия Никитина, в непосредственной близости от места убийства, а его клонированного брата-близнеца) его окликнули. Две девочки-соплюшки лет по тринадцать, обе из-за худых ног похожие на страусят, в пляжных шлепанцах, сильно растянутых футболках и с кислотными рюкзачками за спиной — у одной желтый с коричневыми вставками, удругой зеленый, без вставок.
На верхнем клапане зеленого болталась плюшевая Масяня.
— Дядь, купи дамам сигарет, — попросила одна и протянула «сыщику» мятый полтинник.
— А сами что? — искренне не понял тот.
— Так паспортов нет. А без паспорта нынче ни бухалова, ни курева ни в одном приличном заведении не продадут…
— Рановато вам еще курево-то с бухаловом, — назидательно сказал «сыщик».
— Знаем, знаем, — рассмеялись они и хором проорали: «КОНЧАЙ КУРИТЬ, ВСТАВАЙ НА ЛЫ-ЖИМ!» Так купишь, нет?
— Ладно уж …дамы, — сдался Алексей. — Ждите тут.
Он подошел к киоску, мельком отметив, что поверх обычной рекламы разнообразного курева (официально запрещенной, но кого волнуют такие условности?) ныне висела цирковая афиша. На афише красовалась полногрудая женщина с длинными черными волосами, с головы до ног увешанная гирляндами жутковатых тварей — удавов, питонов, каких-то змеючек помельче калибром, но от того не менее отвратительных.
Сенсация в мире циркового искусства: Амелия Чарская — Жрица Змеиного царства — с гастролями в нашем городе. Спешите! Количество билетов ограничено!!!
— Эй, дядь, с тобой все в порядке? На солнце не перегрелся?
— Что? — спросил Алеша.
— Да ты на эту тетку пялишься уже минут десять. Западаешь, что ли, на таких? Сходи в цирк, у нее представления три раза в неделю.
— А вы сами ходили?
— Ходили, — поморщилась та, что с желтым рюкзаком.
— Полный отстой, — покривилась та, что с зеленым. — Лучше бы она рэп читала.
«А кого мне еще подозревать? Тетушку из Коканда? Нет, журналист, если и была протечка, то от тебя. Кто мог быть в курсе? Друзья, недруги, коллеги в редакции, семья?
Вы Наташу имеете в виду?
Нет, Наташа априори вне подозрений.
Слово-то какое откопал: априори…»
— Еще один человек знал, — пробормотал Алеша, обращаясь к ближайшей урне. — А я упустил его из виду, вот дурень!!!
Дом встретил его холодным молчанием. Алеше вдруг вспомнилась сцена из «Бриллиантовой руки»: молодой Никулин в роли Семена Семеновича после бурной ночи в отеле «Атлантик» шлепает утром босыми ногами на кухню и застает там своего милицейского куратора-майора за жаркой яичницы: в простецком фартуке поверх мундира и с бодрой песней на устах…
Так тебе и надо, «сыщик» недоделанный…
Жизненные реалии оказались круче комедии Гайдая: майора Оленина — в женском фартуке или без оного — на кухне не оказалось, зато на плите стояла кастрюля с супом, а на столе — записка, прислоненная к солонке:
«Милый, срочно вызвали в клинику, там сложный больной. Суп на плите, котлеты в холодильнике. Запри от Ксюш шоколад, у нее от сладкого прыщи. Люблю. Я».
«Сыщицкий» зуд пропал, будто его и не было. Алеша блаженно покачался на двух ножках табуретки. «Люблю. Я». Счастье, когда тебя любит самая красивая девушка во Вселенной. И самая умная, и самая понимающая. И практически невозможно, чтобы все эти качества совмещались в одном флаконе с пометкой: «Сделано по специальному заказу в единственном экземпляре».
Хлопнула входная дверь. Ага, на ловца и зверь бежит… Свояченица прошлепала в комнату, не заглянув на кухню. Алеша, дав секундной стрелке пробежать полный круг, зашел следом. Ксюша сидела возле компа, в своем любимом кресле на колесиках, и:
а) шарила правой рукой по клавиатуре;
б) облизывала банановое мороженое в вафельном стаканчике;
в) слегка дергала головой в такт некоему музыкальному произведению, которое слушала через громадные стереонаушники.
