– Но тебя нет в живых?
– Это ничего. Ты ведь узнаешь мой голос?
– Да. Зачем ты это сделал?
– Должен был. Ты опоздал на четыре дня. Если бы прилетел раньше, может быть, это и не понадобилось бы. Но не упрекай себя. Мне не так уж плохо.
– Ты правда здесь?
– Ах, думаешь, что я снюсь тебе, как думал о Хари?
– Где она?
– Почему ты думаешь, что я знаю?
– Догадался.
– Держи это при себе. Предположим, что я здесь вместо нее.
– Но я хочу, чтобы она тоже была.
– Это невозможно.
– Почему? Слушай, ты ведь знаешь, что в действительности это не ты, это только я.
– Нет. Это действительно я. Если бы ты хотел быть педантичным, мог бы сказать - это еще один я. Но не будем тратить слов.
– Ты уйдешь?
– Да.
– И тогда она вернется?
– Тебе этого хочется? Кто она для тебя?
– Это мое дело.
– Ты ведь ее боишься…
– Нет.
– И тебе противно…
– Чего ты от меня хочешь?…
– Ты должен жалеть себя, а не ее. Ей всегда будет двадцать лет. Не притворяйся, что ты не знаешь этого!
Вдруг, совершенно неизвестно почему, я успокоился. Слушал его совсем хладнокровно. Мне показалось, что теперь он стоит ближе, в ногах кровати, но я по-прежнему ничего не видел в этом мраке.
– Чего ты хочешь? - спросил я тихо.
Мой тон как будто удивил его. С минуту он молчал.
– Сарториус убедил Снаута, что ты его обманул. Теперь они тебя обманут. Под видом монтажа рентгеновской аппаратуры они собирают аннигилятор поля.
– Где она? - спросил я.
– Разве ты не слышал, что я тебе сказал? Предупредил тебя!
– Где она?
– Не знаю. Запомни: тебе понадобится оружие. Ты ни на кого не можешь рассчитывать.
– Могу рассчитывать на Хари.
Послышался слабый быстрый звук. Он смеялся.
– Конечно, можешь. До какого-то предела. В конце концов всегда можешь сделать то же, что я.
– Ты не Гибарян.
– Да? А кто? Может быть, твой сон?
– Нет. Ты их кукла. Но сам об этом не знаешь.
– А откуда ты знаешь, кто ты?
Это меня озадачило. Я хотел встать, но не мог. Гибарян что-то говорил. Я не понимал слов, слышал только звук его голоса, отчаянно боролся со слабостью, еще раз рванулся с огромным усилием… и проснулся. Я хватал воздух, как полузадушенная рыба. Было совсем темно. Это сон. Кошмар. Сейчас… «дилемма, которую не могу разрешить. Мы преследуем самих себя. Политерией использовал какой-то способ селективного усиления наших мыслей. Поиски мотивировки этого явления являются антропоморфизмом. Там, где нет людей, там нет также доступных человеку мотивов. Чтобы продолжать выполнение плана исследований, нужно либо уничтожить собственные мысли, либо их материальную реализацию. Первое не в наших силах. Второе слишком похоже на убийство…»
Я вслушивался в темноте в этот мертвый далекий голос, звук которого узнал сразу же: говорил Гибарян. Я вытянул руки перед собой. Постель была пуста.
«Проснулся для следующего сна», - пришла мне в голову мысль.
– Гибарян?… - окликнул я. Голос оборвался сразу же на полуслове. Что-то. тихонько щелкнуло, и я почувствовал легкое дыхание.
– Ну, что же ты, Гибарян? - проворчал я, зевая. - Так преследовать из одного сна в другой, знаешь…
Около меня что-то зашелестело.
– Гибарян! - повторил я громче.
Пружины кровати заскрипели.
– Крис… это я… - послышался рядом со мной шепот.
– Это ты, Хари… а Гибарян?
– Крис… Крис… но ведь он не… сам говорил, что он умер…
– Во сне может жить, - протянул я. Я уже не был совершенно уверен, что это сон. - Он что-то говорил. Был здесь.
Я был страшно сонный. «Раз я сонный - значит, сплю», - пришла мне в голову идиотская мысль. Я дотронулся губами до холодного плеча Хари и улегся поудобнее. Она что-то мне говорила, но я уже погружался в беспамятство.
Утром в освещенной красным светом комнате я припомнил происшествие этой ночи. Разговор с Гибаряном мне приснился, но потом? Я слышал его голос, мог бы в этом поклясться, не помнил только хорошенько, что он говорил.
Это звучало не как разговор, скорее как доклад. Доклад!
Хари мылась. Я слышал плеск воды в ванне. Я заглянул под кровать, где недавно стоял магнитофон. Его там не было.
– Хари, - позвал я.
Ее мокрое лицо показалось из-за шкафа.
– Ты случайно не видела под кроватью магнитофона? Маленький, карманный…
– Там лежали разные вещи. Я все положила туда, - она показала на полку около шкафчика с лекарствами и исчезла в ванне.
Я вскочил с кровати, но поиски не дали результатов.
– Ты должна была его видеть, - сказал я, когда Хари вернулась в комнату.
Она ничего не ответила и стала причесываться перед зеркалом. Только теперь я заметил, что она бледна, а в ее глазах, которые встретились с моими в зеркале, какая-то настороженность.
– Хари, - начал я, как осел, еще раз, - магнитофона нет на полке.
– Ничего более важного не хочешь мне сказать?…
– Извини, - пробормотал я. - Ты права, это глупость.
Не хватает еще, чтобы мы начали ссориться.
Потом мы пошли завтракать. Хари сегодня делала все иначе, чем обычно, но я не мог определить, в чем разница. Она все время осматривалась, несколько раз не слышала, что я ей говорил, как бы впадая в задумчивость. Один раз, когда она подняла голову, я заметил, что ее глаза блестят.
– Что с тобой? - я понизил голос до шепота. - Ты плачешь?
– Ох, оставь меня. Это не настоящие слезы, - пролепетала она.
Возможно, я не должен был удовлетворяться этим, но я ничего так не боялся, как «откровенных разговоров». Впрочем, в голове у меня было совсем другое. Хотя интриги Снаута и Сарториуса мне только приснились, я начал соображать, есть ли вообще на Станции какое-нибудь подходящее оружие. О том, что с ним делать, я не думал, просто хотел его иметь. Я сказал Хари, что я должен заглянуть на склады. Она молча пошла за мной. Я рылся в коробках, искал в ящичках, а когда опустился в самый низ, не мог устоять перед желанием заглянуть в холодильник. Мне, однако, не хотелось, чтобы Хари входила туда, поэтому я только приоткрыл двери и оглядел все помещение. Темный саван возвышался, прикрывая удлиненный предмет, но с того места, где я стоял, нельзя было увидеть, лежит ли еще там та, черная. Мне показалось, что место, где она лежала, теперь свободно.
Я не нашел ничего, что бы мне подошло, и был в очень плохом настроении, как вдруг сообразил, что не вижу Хари. Впрочем, она сразу же пришла - отстала в коридоре, - но уже ее попытки отойти от меня даже на секунду должны были привлечь мое внимание. Но я все еще вел себя, как будто обиделся неизвестно на кого, или попросту как кретин. У меня разболелась голова, я не мог найти никаких порошков и злой, как сто чертей, перевернул вверх ногами все содержимое аптечки. Снова идти в операционную мне не хотелось. Я редко вел себя так нелепо, как в этот день. Хари сновала по кабине, как тень, иногда на секунду исчезая. После полудня, когда мы уже пообедали (собственно, она вообще не ела, а я пожевал без аппетита и, оттого что голова у меня трещала от боли, даже не пробовал уговорить ее поесть), Хари уселась вдруг около меня и потянула меня за рукав.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
