Петр Иванович с все возраставшим удивлением узнавал из архивных документов, что в среде дипломатического корпуса в Москве мнение о предстоящем нападении Германии на СССР начало распространяться еще в феврале 1941 г.; задача дипломатов — знать, предвидеть и вовремя информировать свое правительство о возможных переменах в стране пребывания.
Эти слухи были настолько распространены, что военно-морской атташе Германии Н. Баумбах был даже вынужден направить 24 апреля 1941 г. своему руководству следующую шифротелеграмму:
«Слухи. 1. Циркулирующие здесь слухи говорят о якобы существующей опасности германо-советской войны, чему способствуют сообщения проезжающих через Германию.
2. По сведениям советника итальянского посольства, британский посол называет 22 июня как дату начала войны.
3. Другие называют 20 мая.
4. Я пытаюсь противодействовать слухам, явно нелепым».
…16 июня, ознакомившись с очередными разведывательными донесениями из Берлина, среди которых присутствовали и следующие строки:
«1. Все военные мероприятия Германии по подготовке вооруженного выступления против СССР полностью закончены, и удар можно ожидать в любое время…», Председатель Совета Народных Комиссаров СССР (с 6 мая 1941 г.) И. В. Сталин приказал вызвать к себе наркома госбезопасности В. Н. Меркулова и начальника разведки НКГБ П. М. Фитина.
Сталина интересовали подробности об источниках берлинской резидентуры НКГБ «Старшине» и «Корсиканце»[96], сообщения которых и ранее неоднократно докладывались ему. Отвечая на вопросы, Фитин объяснил, почему разведка им доверяет. Завершая беседу, Сталин заметил: «Идите, все уточните, еще раз перепроверьте эти сведения и доложите мне».
Следует отметить, что специального аналитического подразделения в разведке, да и в НКГБ СССР в целом не существовало, что не могло не порождать определенных трудностей и проблем в организации их работы.
Однако, вернувшись на Лубянку, Павел Михайлович тут же вызвал начальника немецкого отделения Павла Матвеевича Журавлева и его заместителя Зою Ивановну Рыбкину и поручил им срочно подготовить для Сталина обзорный документ с сообщениями берлинской резидентуры о военных приготовлениях Германии.
Подготовленный за три дня документ под названием «Календарь сообщений агентов берлинской резидентуры НКГБ СССР “Корсиканца” и “Старшины”» охватывал период с 6 сентября 1940 по 16 июня 1941 года.
В этом документе были в хронологическом порядке сконцентрированы выдержки из ВСЕХ донесений разведывательных источников Первого управления НКГБ СССР в Германии, предупреждавшие о подготовке к войне против СССР.
Следует также особо подчеркнуть, что информация «Старшины» и «Корсиканца» подтверждалась и многочисленными сообщениями иных источников НКГБ — НКВД СССР, как разведывательными, так и контрразведывательными, а также данными разведотделов пограничных войск НКВД СССР, хотя Фитин, в отличие от наркома Меркулова, не мог знать этого.
20 июня подготовленный по прямому указанию Сталина «Календарь сообщений…» был представлен Фитиным наркому госбезопасности для повторного доклада Сталину. Однако, опасаясь негативной реакции главы правительства, Меркулов отказался его докладывать!
Драгоценнейшие 50 часов на анализ ситуации и принятие ПОЛИТИЧЕСКОГО решения высшим политическим и военным руководством страны были потеряны по вине наркома госбезопасности!
…22 июня «Календарь сообщений…» был возвращен Фитиным начальнику немецкого отдела разведки со следующей резолюцией: «Журавлеву. Имейте у себя. П.Ф. 22.VI».
Есть основания полагать, что, по-видимому, этот документ спас жизни многим разведчикам, доказавшим как свой высочайший уровень профессионализм и преданность Родине[97], так и свою «невиновность» в стратегическом просчете, допущенном высшим политическим руководством страны.
В целом же ныне опубликованные документы советских органов госбезопасности об агрессивных приготовлениях Германии к войне против СССР не оставляют «камня на камне» от так называемой «новой исторической концепции» изменника В. Резуна, укрывшегося под звучным псевдонимом «Суворов».
В разведсводке НКГБ СССР N 1510 от 20 июня, направленной начальнику РУ РККА, отмечалось «…Германская разведка направляет свою агентуру в СССР на короткие сроки — 3–4 дня. Агенты, следующие в СССР на более длительные сроки — 10–15 суток, — инструктируются о том, что, в случае перехода германскими войсками границ до их возвращения в Германию, они должны явиться в любую германскую часть, находящуюся на советской территории…».
А это был уже последний тревожный, третий звонок беды.
До сих пор многие задаются вопросом, ответ на который мучительно искал в далеком уже от нас 1954 г. зампред КГБ Петр Иванович Ивашутин: почему же Сталин, располагая информацией об агрессивных намерениях и подготовке Германии к нападению на Советский Союз, не предпринял адекватных и необходимых мер обороны?
На наш взгляд, одна из причин этого коренится в особенностях человеческой психологии, точнее в том феномене, что получил у прогнозистов название «эффекта Эдипа». Суть его заключается в том, что, стремясь избежать нежелательных последствий, человек неосознанно лишь подталкивает, ускоряет их неизбежное приближение.
Конкретно в анализируемой ситуации «эффект Эдипа» состоял в том, что на протяжении длительного времени — более шести месяцев — в разведывательных донесениях в Москву фигурировали различные даты предстоящего нападения на СССР. Если в сообщениях разведки за 1940 г. туманно называлось «начало следующего года», то в 1941 г. последовательно указывались: весна, затем март — апрель.
Наконец, в сообщениях появляется май, конкретно — 15 мая. Известно, что дата нападения на СССР 15 мая была изменена ввиду начала вермахтом войны против Югославии, которая ранее не входила в планы Гитлера.
И именно 15 мая Гитлер назвал окончательную дату «дня “Д”», дату начала вторжения в СССР — 22 июня…
И подобные, объективно обусловленные переносы даты дня «Д» чисто психологически не могли не породить у Сталина, как и у любого другого человека на его месте, надежды на то, что и в этот раз судьба проявит к нему благосклонность, пронесет, что самые худшие предчувствия и ожидания НЕ станут реальностью.
Отсюда и известное «Заявление ТАСС» от 14 июня 1941 г. в отношении советско-германских отношений.
По-человечески понятно, что Сталин стремился таким образом еще раз отсрочить наступление военного конфликта, надеясь, что планы Гитлера вновь могут измениться под воздействием каких-либо привходящих, внешних обстоятельств, например начала британского наступления. И немедленного военного конфликта вновь удастся избежать[98].
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
