— В таком случае скажите, наконец, что вас сюда привело?
— Да я же и говорю вам: я приехал по этому поводу!
— По какому именно? Для чего?
— Для рекрутского набора.
— Постойте, вы же не можете быть новобранцем, так как вышли в отставку.
— Поосторожней, мой супрефект, так ничего не выйдет, уж слишком вы суетливы, как говорят у нас в полку.
Супрефект жестом выразил нетерпение.
— О, спокойней, спокойней! — сказал Бастьен. — Я приехал сюда, чтобы заменить одного из тех, кому выпал жребий.
— Тогда решайте дело без дальних слов! Итак, вы приехали заменить одного из тех, кому выпал жребий?
— Да.
— Таким образом, вы себя продаете?
— Нет, господин супрефект, я себя отдаю.
— Что значит — вы себя отдаете? — удивился супрефект.
— Имею я на это право, да или нет?
— Разумеется.
— А если я на это имею право, никаких «но», итак, вы понимаете, я себя отдаю… при условии, однако, что тот, ради кого я это делаю, останется в деревне.
— Это более чем справедливо, поскольку вы уезжаете вместо него и на его место.
— Вместо него и на его место, именно так! Таким образом, внесите меня в список и отправьте, и чем раньше, тем лучше… ведь вы сами говорите, что Маленький Капрал очень нуждается в солдатах, — зачем же заставлять его ждать?!
— Как! Маленький Капрал?
— Так мы его называли в свое время. Черт! Быть может, сегодня это уже не пришлось бы ему по вкусу?! Быть может, сегодня в нем больше спеси, чем в те времена? Это меня не касается. Если бы пришлось его встретить, я обратился бы к нему «ваше величество»… Но что-то мы топчемся на месте; пожалуйста, давайте вернемся к нашим баранам.
— Так значит, тот, кого вы хотите заменить, ваш родственник, ваш племянник или брат?
— Ничего подобного.
— И вы приносите себя в жертву чужому?
— Прежде всего, Консьянс не чужой. Это… это Консьянс, вот кто!
— Его зовут Консьянс?
— Да. Это вас удивляет?
— По правде говоря, у этих крестьян бывают странные имена.
— Да, не правда ли? Таких имен горожанам не дают.
— И вы твердо решили отправиться служить вместо Консьянса?
— Раз и навсегда.
— А всё ли вы продумали?
— Да, черт подери!
— Хорошо! Вас направят к врачу, с тем чтобы он убедился, нет ли у вас каких-либо увечий.
— Скажите сами, господин супрефект!
— Что сказать?
— Скажите, разве я похож на инвалида?
— Неважно, это простая формальность.
— О, если это формальность, так не о чем и говорить: можно обойтись и без нее.
И Бастьен спокойно ждал, что супрефект напишет официальное письмо.
— Держите, — сказал супрефект, написав, сложив и запечатав письмо, — отнесите эту записку доктору; но что это у вас с рукой?
— О, не обращайте внимания, — сказал Бастьен, пряча правую руку за спину и протягивая левую за письмом.
— Нет, — возразил чиновник, — не этой рукой… другой. Сдается мне, у вас не хватает двух пальцев.
— Ну, и что из этого? Конечно, их у меня нет. Такого не бывает, чтобы их отрезали, а они до сих пор оставались у меня.
— Но если вам ампутировали два пальца, это уже выбраковка.
— Как, неужели выбраковка?
— Конечно, даже если бы не хватало хотя бы одного пальца. Вы же сами понимаете: его величеству императору и королю требуются полностью здоровые солдаты.
— О-о, господин супрефект, уж слишком вы придирчивы, мне кажется.
— Если вы отправитесь в армию сами за себя, дорогой мой друг, может быть, на это и не обратят внимания, но вы хотите заменить другого, у которого, вероятно, все части тела на месте, и вполне резонно мы не можем пойти на такой обмен.
— Так что вы мне отказываете?
— Я говорю, что вы уже непригодны к военной службе.
— Ах, тысяча громов! Вам предлагают таких крепко скроенных парней, так вы еще торгуетесь!
— Дорогой мой друг, вам следовало сразу показать мне вашу руку; я не стал бы с вами торговаться и сразу же сказал бы: «Это невозможно» — и все было бы кончено.
— Так что вы не желаете взять меня вместо и на место Консьянса?
— Боюсь, дорогой мой, оказаться для вас неприятным, но это невозможно.
— Таким образом, бедный Консьянс отправится в армию?
— Еще бы! Это весьма вероятно, разве что у вашего Консьянса чего-нибудь недостает, как у вас?
— Вы понимаете, что ваши слова — это приговор для всего семейства?
— Увы!
— Что его мать умрет от горя?
— Э, если бы все матери от этого умирали, не встречалось бы их столько в трауре.
Бастьен на минуту онемел, ошеломленный подобным цинизмом.
— Хорошо! — сказал он с таким чувством собственного достоинства, на какое, казалось, был неспособен. — Бог свидетель, я сделал все, что только мог, чтобы спасти этих добрых людей от отчаяния, а вы сделали все возможное, чтобы они из отчаяния не выбрались. Бог воздаст каждому по заслугам. Прощайте, господин супрефект!
И Бастьен вышел.
— Н-да, — произнес супрефект, глядя ему вслед, — этот чудак даже не догадывается, что не пройдет и трех месяцев, как его самого призовут под знамена, и, если бы я принял его предложение, это означало бы, что я скрыл от правительства одного новобранца!
XIV
НУЖНЫЕ СВЕДЕНИЯ
Папашу Каде на спине его осла доставил в Арамон мальчик-рассыльный метра Ниге.
Новая беда несколько отвлекла внимание бедного семейства от постигшего их ранее горя.
Доктор Лекосс предписал старику режим лечения, выполнять который следовало с величайшей пунктуальностью.
Поскольку кровоизлияние произошло в правой части мозга, то, несмотря на быстроту и эффективность принятых мер, левой стороне тела угрожал полный паралич и неповоротливый язык старика с трудом произносил некоторые звуки.
Однако доктор Лекосс обещал, что состояние больного улучшится, не гарантируя, правда, полного выздоровления. Ясно было одно: папаша Каде стал неспособен дальше работать на земле и, так как до самого отъезда Консьянса руки папаши Каде будут парализованы, поле останется невозделанным.
Но это несчастье еще не наступило, и, кроме, быть может, одного только папаши Каде с его растревоженным сознанием, никто ничего не видел за пределами уже случившейся беды.
Бастьен возвратился в деревню через два часа после папаши Каде. Весь Арамон говорил о несчастье, постигшем бедного старика. Это была первая новость, с которой деревня встретила Бастьена.
— Хорошенькое дело! Только этого им и не хватало! — воскликнул гусар.
И он пошел в хижину слева осведомиться о здоровье папаши Каде, даже словом не обмолвившись ни о своем путешествии в Суасон, ни о его причине.
