Двенадцать часов спустя я разглядывал детенышей, похожих друг на друга, как горошины из одного стручка. Вот только рыжий Фред был гораздо меньше своих собратьев, хотя и не уступал им в активности. Мы выпустили поросят во двор вместе с Бульдожкой, и они тотчас же выстроились в шеренгу и замерли, словно угадав наше желание еще раз сравнить детенышей друг с другом. Но ни одна уважающая себя свиноматка не будет выполнять человеческие желания, поэтому семейство, возглавляемое мамашей, немедленно двинулось по двору. В безоблачном небе сияло весеннее солнце, а безмятежную тишину фермы нарушало лишь кудахтанье курицы да Бульдожка периодически похрюкивала, — так она оповещала отпрысков о своем присутствии и мирном расположении духа. Я был в растерянности, поскольку не замечал у поросят никаких отклонений и не мог поставить диагноз.
— Я ничего не вижу, Кати. На мой взгляд, они в полном порядке.
— Я тоже, но иногда с ними что-то все-таки происходит, — сообщила она. — Сегодня утром они ведут себя совсем не так, как накануне вечером.
— Тогда я поеду, у меня много работы. Не знаете, сегодня обещали жару?
Было шесть часов вечера, когда я вновь появился во дворе у Кингов. Кати и Валдо сидели под навесом у стены сарая. Едва заслышав, как шины моего грузовика зашуршали по гравию, Кати вскочила со скамьи и бросилась мне навстречу. Видимо, с поросятами опять что-то стряслось.
— Ох, док, беда с этими поросятами! Только сейчас все гораздо хуже, чем вчера. Пойдите и посмотрите сами.
Валдо остался в своем кресле. С невозмутимым видом он то подносил к губам стакан чая со льдом, то снова опускал его себе на колено.
— В жизни своей не видел ничего такого, — объявил он, покачивая головой. — Сколько лет занимаюсь свиньями, но таких странностей сроду не встречал. Я даже подумал, не вызвать ли нам ветеринара. (Добрый старина Валдо всегда, с самого рожденья, отличался исключительной сообразительностью.)
Поросята снова, точно так же как и утром, выстроились в шеренгу, но теперь они поочередно, будто ныряя, припадали к земле странными, приседающими движениями, а затем снова выпрямлялись и замирали на несколько секунд. Они напоминали клавиши пианино, движущиеся вверх и вниз под пальцами музыканта. Дав мне понаблюдать где-то с полминуты, Кати потребовала, чтобы я немедленно огласил диагноз.
— Ну, так что это такое? В чем дело? Вы можете им помочь? Я же говорила вам, что они заболели! — твердила она, расхаживая взад и вперед и поминутно всплескивая руками.
— Погодите, дайте подумать! — взмолился я.
— Ну и жарища сегодня, — вмешался Валдо, промокая лоб. — Солнце жарит почище кухонной плиты!
Едва он произнес «жарит», меня словно озарило. Тут Бульдожка отправилась к корыту с едой, я занялся белыми поросятами. В тот момент они выглядели не белыми а розовыми и были горячими на ощупь, все, за исключением Фреда. К тому же он не демонстрировал симптомов «приседающей» болезни. Поросята просто обгорели на солнце! Все встало на свои места, как только я разглядел покрасневшую кожу и вспомнил, что днем, в самую жару, семейку выводили на улицу, а к вечеру снова отправляли под навес. Вот почему симптомы ярче проявлялись к вечеру! К утру их состояние улучшалось, но к концу очередного дня, проведенного под палящим солнцем, все повторялось.
Помню, как-то раз когда я еще учился в ветеринарном колледже, в клинику принесли розового поросенка с такими же странными симптомами, осложненными непроизвольным подергиванием глаз. Маленького пациента окружил консилиум из самых способных студентов и профессоров, пустившихся в обсуждение диагноза. Они перечисляли все известные заболевания нервной системы и решали, какие лабораторные исследования необходимо назначить для точной постановки диагноза. В это время в комнату вошел старик сторож. Он подмел ошметки сена, которые мы разбросали вокруг, покачал головой, глядя на пациента, и спокойно заметил:
— Бедняга просто перегрелся на солнце.
После этого он удалился, что-то напевая под нос. На мгновение ученые мужи лишились дара речи. Затем переглянулись и молча разошлись по своим кабинетам, видимо, чтобы тайком углубиться в старые лекции и свежие издания учебников. Мы хотели спросить у сторожа, какое лечение он назначил бы поросенку, но побоялись, что наши наставники узнают об этом и отыграются на экзаменах. Пациента поместили в темное стойло и назначили ему холодные компрессы и инъекции стероидов в небольших дозах. Он быстро пошел на поправку, вероятно, благодаря нашей сумеречной терапии.
— Я понял, что случилось с вашими поросятами! Это так просто! Даже человек, выросший в центре Мобила, без труда мог бы догадаться, в чем тут дело, — провозгласил я, покосившись на Кати.
Она наклонилась и, подняв с земли пару кукурузных початков, притворилась, будто собирается запустить ими в меня:
— Ну!
— Что «ну»?
— Что случилось с моими поросятами, чтоб они сгорели!?
— Значит, вы наконец сообразили, что они обгорели на солнце!
Она снова замахнулась початком, и я на всякий случай пригнулся.
— У них солнечная болезнь!
На мгновение наступила мертвая тишина, смолкло даже позвякивание льда в стакане у Валдо. Бульдожка тоже навострила уши.
— Что это за солнечная болезнь? — спросил Валдо.
— На севере ее именуют солнечной болезнью, — ответил я. — А там, где я вырос, ее называют солнечным ожогом, но, по-моему, «солнечная болезнь» звучит эффектнее.
— Пожалуй, если так и записать в заключении! — согласился Валдо. — За такой диагноз можно накинуть к счету долларов десять.
Кати пристально посмотрела на меня, затем взглянула на Валдо, словно испытывая к нам обоим необычайное отвращение.
— Я не шучу, у них действительно солнечный ожог. Достаточно задуматься, отчего не пострадал малыш Фред, и все встанет на свои места. Поместите поросят в затемненное место и не выпускайте оттуда, пока не исчезнут симптомы, на это уйдет несколько дней. Если хотите, можете обрызгивать их холодной водой. Впрочем, если вы будете настаивать, я могу сделать им специальные инъекции против солнечной болезни, но они стоят недешево.
Я собрался было посоветовать Кати натереть их лосьоном от загара, но побоялся, что она воспримет мои слова всерьез.
Разящий початок выпал из рук онемевшей от изумления Кати. Валдо расхохотался первым, через некоторое время его супруга тоже неуверенно засмеялась. К здоровью своих питомцев она относилась гораздо серьезнее, чем ее супруг.
— Нет, я не хочу, чтобы их кололи, им будет больно.
Поросята поправились без всяких осложнений. Этот случай еще раз напомнил мне, что, имея дело с животными, ветеринар не должен забывать о здравом смысле. История с поросятами долгие годы давала ближайшим соседям Кингов богатую пищу для пересудов.
Поросята Бульдожки вполне оправились от приступа солнечной болезни и росли как на дрожжах. Все, за исключением Фреда. Кати никак не хотела смириться с мыслью, что, как бы она его ни кормила, ему, все же не догнать остальных. Я старался объяснить ей, что ему суждено на всю жизнь остаться маленьким, таким уж он уродился, — разве что какой-нибудь специалист из университета придумает в экстренном порядке лечение от этого ужасного недуга. Кати попыталась разузнать фамилии ученых, занимающихся изучением свиных болезней. Она собиралась найти кого-нибудь из них и лично расспросить о результатах их научных изысканий. Я объяснил, что не знаком ни с одним из разыскиваемых светил, но ей не стоит беспокоиться, поскольку ни один исследователь, находясь в здравом уме, не возьмется за изучение карликовости у свиней.
— Таких карликов или усыпляют, или продают в качестве домашних питомцев, карликовая свинья — это настоящее недоразумение.
Мой ответ не удовлетворил миссис Кинг, она изо всех сил пыталась доказать, что я не прав. Кати дополнила молочную диету Фреда специальным первым блюдом и подавала его в чисто вымытой миске. Привилегированный поросенок обедал дважды в день в интимной обстановке персональной столовой. Для питья он получал лишь прохладную, чистую и свежую воду, вручную добытую из глубокого колодца и получившую одобрение дипломированного специалиста, трудившегося в Окружном департаменте здравоохранения. Фред поглощал яства с завидным аппетитом, сопровождая процесс еды жизнерадостным похрюкиванием. Пусть он не мог сравниться со своими сверстниками весом и статью, зато на голову обошел их по количеству внимания и любви, которые дарила ему Кати.
Вскоре после происшествия с солнечными ожогами Фред получил физическую и душевную травму. В приступе раздражения Бульдожка не просто вышвырнула его из стойла, поддев рылом, но еще и наступила на него своим огромным раздвоенным копытом. Смышленый поросенок избежал встречи с «жемчужными вратами» лишь потому, что притворился мертвым и несколько часов неподвижно пролежал на соломе. Когда Кати обнаружила его, оказалось, наружный добавочный палец левой передней ноги у малыша раздавлен и сильно кровоточит. Она попыталась оказать ему первую помощь и туго забинтовала ногу, чтобы избежать дальнейшей потери крови.
