*В этом абзаце между прочим говорится: «Мы хотим быть православными и в то же время сознавать Советский Союз нашей гражданской родиной, радости и успехи которой — наши радости и успехи, а неудачи — наши неудачи» (282 б, 192).
158
тем, чем он был, ибо написано: «Да будет двор его пуст и епископство его да приимет ин», то лучше было бы нам не иметь никогда никакой организации! — Что пользы, если мы, сделавшись по благодати Божией храмами святого Духа, стали сами вдруг непотребны, а организацию себе получили? — Нет! Пусть погибнет весь вещественный мир видимый, пусть в наших глазах важнее его будет верная погибель духа, которой подвергается тот, кто представляет такие поводы для греха» (127, 11).
Следующим крупным актом митр. Сергия в деле налаживания контактов с государством было данное им интервью представителям советской печати. В тот период, когда значительная часть епископов и младшего клира бьша изолирована от своей паствы, закрьгоались и разрушались храмы и даже колокольный звон был повсеместно запрещен, митр. Сергей утверждал:
«Гонений на религию в СССР никогда не было и нет», закрытие церквей происходит «не по инициативе властей, а по желанию населения, а в иных случаях даже по постановлению самих верующих». «Репрессии, осуществляемые Советским правительством в отношении священнослужителей, применяются к ним отнюдь не за их религиозные убеждения, а в общем порядке». И в заключение, глава Синода заявил, что считает «излишним и ненужным это выступление папы Римского, в котором мы, православные, совершенно не нуждаемся. Мы сами можем защитить нашу православную Церковь» (402).
Еп. Андрей вспоминает, что это «Интервью», которое он прочел в.Ярославском изоляторе, «нравственно придавило нас, всех арестантов-церковников», и он вновь утвердился в мысли, что «святая соборная Апостольская Церковь где-то в другом месте, а не около митр. Сергия и не около «его Синода» (127, 22).
Митр. Евлогий (Георгиевский) в своих воспоминаниях пишет:
«Оказывается, что текст большевики дали митрополиту Сергию за неделю до интервью, а потом держали его в изоляции. Перед ним встала дилемма: сказать журналистам,
159
что гонение на Церковь есть — это значит, что ВСЕ тихоновские епископы будут арестованы, т.е. вся церковная организация погибнет; сказать «гонения нет», — себя обречь на позор лжеца... Митрополит Сергий избрал второе. Его упрекали в недостатке веры в несокрушимость Церкви. Ложью Церковь все равно не спасти. Но что было бы, если бы русская Церковь осталась без епископов, священников, без таинств — этого и не представить... Во всяком случае, не нам, сидящим в безопасности, за пределами досягаемости, судить митрополита Сергия» (232, 621).
Соловецкие епископы и еп. Андрей находились в местах досягаемых, более того, для них специально отведенных. И для сравнения можно привести краткую сводку сведений о трех однокурсниках еп. Андрея — выпускниках Московской Духовной Академии 1895 года. Еп. Трифон (Туркестанов) с 1918 года проживал в Москве, не проявляя активности и не занимая кафедры (по состоянию здоровья), хотя последовательно был возведен в сан архиепископа (1923 г.) и митрополита (1931 г.). Пермский архиеп. Андроник (Никольский) расстрелян в 1919 году. Схимонах Леонид в 1920 году ушел в эмиграцию в Маньчжурию, но стосковавшись по родине в середине 30-х годов вернулся и был немедленно отправлен в лагерь: своему соседу по бараку на колымском прииске «Спокойный» он продиктовал воспоминания — последняя запись помечена октябрем 1951 года (281). А куда подевались все остальные?..
Взаимоотношения еп. Андрея с государственной властью (в том числе и Советской) уже не раз представлялись в данной работе. Вероятно, следует лишь привести более поздние высказывания архиерея по этому поводу. Он неоднократно утверждает свою верность принципам, изложенным в уфимской «Декларации» 1927 года, об искренней лояльности к властям придержащим и развертывании церковно-общественной жизни строго в соответствии с существующим законодательством. Государство не вмешивается в дела Церкви, но, с другой стороны, развитие истории Советского государства за первые 15 лет показало,
160
что самому государству нового типа, по мнению владыки, не обойтись без поддержки Церкви и проповедуемых ею нравственных принципов. Более того, епископ заявляет, что советскому социализму требуется нравственное оправдание. В своем письме председателю Совета народных комиссаров В. Молотову от 23 мая 1933 года (128) еп. Андрей уверяет, что неоднократно пытался установить деловые контакты с представителями Советской власти, но не мог добиться успеха. И вот ныне он обращается вновь, указывая, что сейчас, когда «коммунисты, разгромившие разными способами другие политические партии и нажившие себе тем вечных врагов, должны непременно найти себе друзей, отыскать их... Советская власть сделает великое для себя дело, если позволит организоваться честным христианским Советам, т.е. советам христианских общин».
«Люди ныне потеряли образ Божий, явно приобретают образ звериный*», теряют всякую совесть... Нужно самым радикальным способом бороться с общественной бессовестностью, с ужасающей дезорганизацией народного духа и его озлоблением... нужно организовать нравственные народные силы».
Епископ призывает главу правительства дать возможность созвать собор, целью которого будет «нравственное оправдание социализма». «Наш русский социализм — это подлинная жизнь, воплощение слова Евангельского в дело христианское; этот социализм Евангельский живет уже 1900 лет, несмотря на гонения Неронов, и несмотря на лжепокровительство Николаев Романовых. И этот социализм несравненно научнее так называемого научного социализма, ибо захватывает всю жизнь, а не часть ее» (128).
Владыка не в первый раз обращается за последние 25 лет к носителям верховной власти в стране. Однако и раньше, и теперь, навряд ли у него была какая-нибудь значительная доля уверенности в обоюдном понимании, но
* «И по-звериному воет людье,
И по-людски куролесит зверье...», О. Мандельштам.
писал тогда же поэт
161
со своими сотрудниками и почитателями как в Уфе, так и по всей России. Он дает советы по организации церковно-общественной жизни, неустанно пропагандируя уфимскую «Декларацию» 1927 года. Письма чаще всего носят общественный характер — тогда их переписывают и распространяют. И частные, в которых владыка помогает разрешить чисто личные проблемы, обучает, наставляет, рекомендует литературу. В письмах к молодежи мы находим его объяснения понятий «христономия», «кино-кратия», «каноны» и многие другие. Тогда же он составляет «Катехизис» и отсылает его в Уфу*...
От православных своих последователей владыка в первую очередь требовал церковного дела, считал недостаточным понимание христианства как «затворничества и чистого аскетизма». Вот почему в его высказываниях мы часто встречаем имена ветхозаветных пророка Илии и воительницы Деборы, преподобного Сергия Радонежского и патриарха Гермогена. Епископ поучает, убеждая, что человек обязан взять на себя большой подвиг, и тогда он станет ближе к идеалу: «Ты будешь христианкою — сознательною, твердою, активною... Но молись, и молись, и молись» (письмо от 27.3.32).
Владыка учит осторожно обращаться с ветхозаветной историей, ибо «нам, Ново-Заветным христианам, трудно это понять». Но это необходимо понять и прочувствовать, так же как воспринял он сам: «Ветхозаветные войны грешные и святые; святые — благословлялись Богом потому, что это были войны против зла, для истребления зла. Тебе это трудно понять, а я понимаю после того, как слышал неповторимые, безмерно отвратительные слова, оскорбляющие Бога, пресв. Богородицу» (письмо от 17.4.33). И посему, пишет епископ девушке, готовящейся к постригу, «иночество — это только средство для соблюдения себя во
* Ел. Андрей рекомендовал своим ученикам посещать собрания евангелистов, когда там читалось и толковалось Св. Писание. Владыка верил, что это поможет укреплению их веры и поможет осознать непреходящее значение Библии.
164
«пятой христианской жизни» (там же). Оно должно стать пишь основой, крепким фундаментом для борьбы, подобной той, что вели ветхозаветные Судьи: «Дебора не просто «Божественная». Она именно характерна этим, что имела активный характер иактивно боролась со злом. Она взяла на себя огромный подвиг очистить свой народ от зла, и Бог помог ей в этом подвиге» (письмо от 17.4.33). И сейчас, пишет епископ, когда Церкви грозит смертельная опасность, а в мире господствуют идеи разрушения и гибели, всему этому необходимо противопоставить альтернативу созидания: «Создавать могут и должны только христиане!» (письмо от февр. 1932).
В годы алма-атинского сидения из-под пера еп. Андрея вышло большое количество теоретических работ на тему о развитии церковной жизни, малые и большие по объему труды по истории церкви, предназначенные в первую очередь для его последователей: «Церковное значение пёрстосложения при совершении крестного знамения», «Русский разбойничий Собор 1666/1667 гг.», «Хорошие разговоры 1906 года» и многие другие. Владыка Андрей составил и распространил «Службу отцу Иоанну Кронштадтскому», написанную к 25-летию его кончины. Тогда же была закончена вторая часть воспоминаний «История моего старообрядчества». В нашем распоряжении есть оригиналы рукописей, а также старательно переписанные в простые школьные тетрадки руками его сотрудников. Следовательно, они доходили до адресатов, их читали.
