Да, отсюда открывался прекрасный вид – город, освещенные мосты, река, чистое апрельское небо и почти полная луна, поднимавшаяся на востоке над Бруклином.
Повернувшись, я перевел взгляд на юго-запад. Здесь основной достопримечательностью были башни-близнецы Международного торгового центра, устремившиеся на четверть мили в небо. Сто десять этажей из стекла, бетона и стали.
Башни находились в полумиле отсюда, но они были такими огромными, что, казалось, стоят всего через улицу. Официально они назывались Северная и Южная. Однако в пятницу, 26 февраля 1993 года, в 12 часов 17 минут 36 секунд, Южная башня едва не стала известной как Исчезнувшая башня.
Рабочий стол мистера Кенига был расположен таким образом, чтобы каждый раз, глядя в окно, он мог видеть эти башни и размышлять, какую молитву читали арабские джентльмены, когда пригнали в подземный гараж башни фургон, начиненный взрывчаткой. Наверняка они молились о том, чтобы Южная башня рухнула, похоронив под своими обломками свыше пятидесяти тысяч человек.
И если бы Южная башня действительно рухнула, задев при этом и Северную башню, то тогда число погибших увеличилось бы еще тысяч на сорок, а то и на пятьдесят.
Однако конструкция выдержала, погибли шесть человек, и свыше тысячи человек получили ранения. Подземный взрыв нанес ущерб полицейскому участку, расположенному в цокольном этаже, и оставил воронку на месте многоярусного подземного гаража. То, что могло стать крупнейшей потерей Америки со времен Второй мировой войны, стало громким и четким предупреждением. Америка превратилась в территорию, через которую проходила линия фронта.
Я подумал, что мистер Кениг мог бы запросто переставить мебель в кабинете или закрыть окна жалюзи, однако тот факт, что он не сделал этого, кое-что говорил о человеке, который предпочел смотреть на эти здания каждый рабочий день. Не знаю, ругал ли он службу безопасности за промахи, которые привели к трагедии, или же каждое утро благодарил Бога за то, что сто тысяч человек остались живы. Возможно, он делал и то, и другое. Еще возможно, что эти башни, статуя Свободы, Уолл-стрит и все остальное, что было видно из окна кабинета, снилось ему по ночам.
Джек Кениг не руководил ОАС во время взрыва в 1993 году, но он руководил группой сейчас. Возможно, в понедельник утром он подумает о том, чтобы переставить рабочий стол таким образом, чтобы можно было смотреть в сторону аэропорта Кеннеди. Да, как ни крути, а из кабинета Джеку открывались неприятные виды.
В этот момент объект моих размышлений собственной персоной появился в кабинете и, застав меня за разглядыванием башен Международного торгового центра, спросил:
– Профессор, они все еще стоят?
Да, он явно не забывал строптивые выходки своих подчиненных.
– Да, сэр, – кротко ответил я.
– Что ж, это хорошие новости. – Кениг посмотрел на Кейт, затем на Нэша и жестом пригласил всех троих садиться. Нэш и Кейт сели на диван, я занял один из трех стульев, а мистер Кениг остался стоять.
Это был высокий мужчина лет пятидесяти. Коротко подстриженные серо-стальные волосы, серо-стальные глаза, волевой подбородок. Он стоял с таким видом, словно ему в задницу засунули стальной прут и он явно собирался засунуть такой же прут кому-то еще. Джек Кениг вообще не слыл добродушным человеком, а сегодня у него и вовсе было мрачное настроение.
На нем были брюки свободного покроя, голубая спортивная рубашка, на ногах легкие кожаные туфли, однако даже такая одежда почему-то выглядела на нем официально.
В кабинет вошел Хэл Робертс и уселся на стоявший рядом стул. А Джек Кениг, похоже, вовсе не собирался садиться и расслабляться. Мистер Робертс держал в руках желтый блокнот и карандаш. А я-то, грешным делом, подумал, что он предложит нам что-нибудь выпить. Но, как говорится, размечтался.
Мистер Джек Кениг начал без всякого вступления:
– Может, кто-нибудь из вас объяснит мне, каким образом закованному в наручники и охраняемому террористу удалось убить три сотни мужчин, женщин и детей на борту американского лайнера, включая двух вооруженных сопровождающих, двух находившихся на борту федеральных маршалов и спасателя из Портового управления, затем проникнуть в секретную штаб-квартиру и убить секретаршу, дежурного офицера ФБР и полицейского из вашей группы? – Он посмотрел на каждого из нас. – Кто-нибудь из вас возьмет на себя труд объяснить мне это?
Если бы я находился в полицейском участке, а не на Федерал-Плаза, то, возможно, задал бы саркастический вопрос, что-нибудь вроде: «А вы можете представить себе, что натворил бы преступник, если бы на нем не было наручников?» Однако было не то время, не то место и не тот случай для легкомысленного трепа. Погибло множество ни в чем не повинных людей, и работа живых заключалась в том, чтобы выяснить, как это могло произойти.
Надо ли говорить, что ни один из нас не ответил на вопрос Джека Кенига, который казался риторическим. Хорошая идея: дать шефу немного успокоиться. К чести Джека, для того, чтобы поостыть, ему понадобилась всего пара минут. Затем он сел за стол и уставился в окно. Сейчас он смотрел на Финансовый район, с которым не были связаны неприятные ассоциации, если только Джек Кениг не владел акциями «Транс-континенталь».
Джек Кениг, между прочим, работал в ФБР, и я не сомневался, что Теду Нэшу не нравилась та манера, в которой с ним разговаривает агент ФБР. Мне, как лицу полугражданскому, тоже не нравилась такая манера, но Кениг был начальником, а мы все служили в Особом антитеррористическом соединении. Кейт, как сотруднице ФБР, грозили неприятности в карьере. То же самое касалось и Джорджа, но Джордж выбрал легкую работенку и остался в аэропорту с трупами.
Похоже, Джек Кениг старался взять себя в руки. Наконец он посмотрел на Теда Нэша и сказал:
– Сожалею по поводу гибели Питера Гормана. Ты его знал?
Нэш кивнул.
Джек перевел взгляд на Кейт:
– А ты, по-моему, дружила с Филом Хандри.
– Да.
Затем Кениг посмотрел на меня:
– Я уверен, тебе приходилось терять друзей. Ты знаешь, как это больно.
– Знаю. Ник Монти был моим другом.
Джек Кениг снова уставился в окно, я был уверен, что сейчас он размышляет о многом. Около минуты мы помолчали в память о наших друзьях, но каждый из нас понимал, что надо возвращаться к делам. У меня неожиданно вырвался вопрос:
– А капитан Штейн будет на совещании?
– Он занят инструктажем групп наружного наблюдения, сейчас ему не до совещаний, – ответил Джек.
Никогда не знаешь, что у начальства на уме или какие «дворцовые интриги» происходят в ведомстве, поэтому лучше всего не совать свой нос куда не следует. Поэтому я притворно зевнул, делая вид, что в общем-то меня не интересует ни свой вопрос, ни ответ Кенига.
Джек повернулся к Кейт:
– Ладно, расскажи мне, что произошло. С самого начала.
Кейт, похоже, была готова к такому вопросу, поэтому обстоятельно, без спешки изложила события дня в хронологическом порядке.
Кениг слушал не прерывая, а Робертс делал записи в блокноте. Наверное, наш разговор еще записывался и на пленку.
Кейт упомянула о моем настойчивом стремлении попасть на борт самолета и о том, что ни она, ни Фостер не считали это необходимым.
Лицо Кенига на протяжении ее рассказа оставалось непроницаемым. Он не вскидывал брови, не хмурился, не морщился, не кивал и не мотал головой и, уж конечно, ни разу не улыбнулся. Прямо-таки образцовый слушатель. Вел себя так, как будто его вообще здесь не было.
Кейт в своем повествовании подошла к тому моменту, когда я вернулся на верхнюю палубу и обнаружил, что у Гормана и Хандри отсутствуют большие пальцы. Тут она на секунду остановилась, собираясь с силами, а Кениг посмотрел на меня. И хотя в его взгляде не было никаких признаков одобрения моих действий, я понял, что от дела меня не отстранят.
Кейт продолжила излагать факты, оставляя подозрения и версии на потом, если Кениг поинтересуется. Кейт Мэйфилд отличалась поразительной памятью на детали и удивительной способностью не расцвечивать и не искажать факты. Я бы в такой ситуации тоже постарался бы не расцвечивать и не искажать факты, если бы только мне не пришлось защищать товарища, но все знали, что я страдаю провалами в памяти.
Свой рассказ Кейт закончила словами:
– Джордж решил остаться и возглавить обследование места преступления. Мы согласились с ним и попросили патрульного полицейского Симпсона отвезти нас сюда.
Я посмотрел на часы. Доклад Кейт продолжался сорок минут, и стрелки часов уже приблизились к восьми. В это время мне обычно требовалось спрыснуть мозги алкоголем.
Джек Кениг откинулся на спинку кресла – было видно, что он обдумывает факты. Наконец он сказал:
– Получается, что Халил все время опережал нас на шаг или два.
