читать, знал несколько языков, собирал религиозные тексты, иностранные словари, увлекался астрологией, арифметикой, литературой, читал исторические хроники и своды законов. Но насколько он был образован, настолько был и жесток. Владыка скифов, вавилонян, киммерийцев, мидян совмещал в себе талант полководца и палача. Его непостижимое изуверство запечатлено им самим в его же клинописных текстах. Царь с садистским удовольствием в подробностях описывает, как, кого и как долго он истязал, и как жертва стонала, плакала, молила о пощаде во время его любимой казни — сдирания кожи заживо. Были у него и другие «развлечения». Например, он повествует, как мучил, попавшего к нему в плен царя Аравии, исполосовав острым кривым ножом ему лицо, после чего повелел надеть истекающему кровью бывшему самодержцу намордник и, посадив на собачий ремень, держать в клетке у восточных ворот Ниневии. Таких деревянных клеток было несколько. В них влачили жалкое существование грязные, растрёпанные, обезумившие люди. Это были некогда грозные цари, побеждённые ассирийским императором. Теперь он приказывал впрягать их в свою колесницу, когда въезжал во дворец. Но в 612 году до Р. Хр., после его смерти, покорённые и измученные ассирийцами народы восстали против поработителей. Три месяца они осаждали высокие, желтоватые, увенчанные ступенчатыми зубцами, стены Ниневии и, наконец, захватили дворец, который рухнул при пожаре, и неприступная некогда крепость превратилась в руины. Сгорели собранные тексты на папирусах и деревянных дощечках, покрытых воском. Остались лишь глиняные таблички с клинописью. Пепел, мусор и время упрятали их глубоко под землю. Только через две с половиной тысячи лет, в 1845 году, самая древняя в мире библиотека (она старше знаменитой Александрийской на целых четыре столетия) была найдена английскими археологами.
Дальше, в этой же зале, шла египетская галерея с колоссальными статуями богов и фараонов, саркофагами, обелисками и прочими сокровищами, вывезенными англичанами из Александрии в 1801 году. Клим, забыв о времени, подолгу простаивал около каждого стенда с пояснениями. Его интересовало всё: египетские мумии, коллекции золотых и серебряных монет, утварь и оружие. Он не сразу услышал, как затрезвонил колокольчик смотрителя, оповещавший посетителей о закрытии музея. Не оставалось ничего другого, как зашагать на выход.
Оказавшись на свежем воздухе, Ардашев понял, что проголодался. Денег оставалось всё меньше, и он решил поужинать на барже и не брать дорогой кэб, а воспользоваться омнибусом.
Вечером занятость улиц ломовыми телегами, кэбами, каретами, тележками торговцев и пешеходами не стала меньше. Уже сидя на верхнем ярусе омнибуса, Клим узрел две совершенно привычные для Лондона и совершенно нехарактерные для России сцены. Дама с двумя детьми никак не могла перейти улицу. Одного мальчика она держала на руках, а другого за руку. Полисмен среагировал быстро. Он что-то сказал мамаше и поднял старшего сына. Вместе они оказались на противоположной стороне. Проехав несколько кварталов, омнибус застрял на площади Пикадилли (Piccadilly). Шли дорожные работы. Клим обратил внимание на пожилого шарманщика, жалобно голосящего про участь несчастного «Джо-моряка», нашедшего свой последний приют в морской пучине. В сажени от него с невозмутимым видом стоял полисмен в чёрном шлеме, надзирающий за порядком. Когда старик закончил петь, страж порядка вынул из кармана медную монету и бросив в медную кружку, вновь вернулся на место и продолжил нести службу. «У нас, к сожалению, городовой занят мыслями о запретах, штрафах и препровождении в участок больше, чем о простой человеческой помощи обывателям».
Солнце ещё озаряло последними лучами самую фешенебельную — северо-западную часть Лондона, когда Ардашев прошагал по сходням на баржу.
Миссис Тейлор, увидев постояльца, осведомилась слегка обиженным голосом:
— Где ты был? Почему не ночевал?
— Знакомился с типичным английским поместьем.
— А я переживала. Место себе найти не могла. Думала тебя опять в тюрьму посадили.
— Пригласили на охоту. Стреляли легковерных и доверчивых селезней, которых провоцировали коварные утки… Агнесса, я так голоден, что при упоминании дичи у меня вырабатывается слюна.
— Ужин будет готов минут через десять-пятнадцать. Приходи в столовую. Кувшин с водой у тебя на столе. Вода, конечно, остыла. Принести тёплую?
— Нет-нет. Благодарю.
Зайдя в комнату, Ардашев снял одежду и начал умываться, поливая себе из кувшина одной рукой. Уже вытираясь, он вдруг заметил, что капли воды попали на англо-арабский разговорник. Клим принялся промакивать полотенцем мокрые листы. Перевернув пустые последние страницы с надписью: «Для заметок», он заметил, что чьей-то рукой там было что-то написано, а затем стёрто ластиком, но карандаш, по всей видимости, был плохо заточен и от него остались вполне отчётливые продавленные следы. Ардашев тут же вынул из чемодана собственный карандаш и перочинный нож. Настрогав с грифеля достаточное количества порошка, он рассыпал его равномерно по всей площади исследуемой страницы и немножко потряс, чтобы он попал во все углубления бумаги. Грифельная пыль покрыла продавленную часть страницы и проступил вполне читаемый текст:
ʘ + 8NaCN + O2 + 2H2O → 4Na[ʘ(CN)2] + 4NaOH
2Na[ʘ(CN)2] + Ô → Na2[Ô(CN)4] + 2ʘ
— Какие-то формулы, — раздумчиво вслух произнёс Ардашев и, переписав их на всякий случай в блокнот, отправился ужинать.
Глава 13
Скрытые знаки
На этот раз Ардашев был волен распоряжаться ночным временем, как хотел. Агнесса играла роль верной жены и не докучала постояльцу сластолюбием.
Клим зажёг лампу и разместил на столе фотографические карточки, полученные в ателье, а рядом положил лист бумаги с двумя выведенными формулами. «Приходится признать, — размышлял Ардашев, — что моих знаний из гимназического курса химии не хватает, чтобы разобраться в этих двух строчках. В первой и второй формуле имеется один и тот же непонятный знак — ʘ. Ещё более странный символ присутствует во второй строке — Ô. И опять их два. Понятно, что к химии они не имеют никакого отношения. Всё, что я могу здесь разобрать — это кислород, вода и цианид натрия — страшный яд. Роберт говаривал, что он неплохо разбирается в химии и даже посещал лекции покойного профессора. Попробую утром, если он явится, обратиться к нему за помощью. Однако рассказывать ему о подслушанном мною тайном разговоре на собрании розенкрейцеров в замке сообщать не стоит. Исходя из того, что я прочёл в библиотеке следует, что розенкрейцеры, как и масоны, не могут быть преступниками. Они свято чтут законы и не принимают в свои ряды тех, кто хоть однажды оступился. К тому же они считают себя настолько высоконравственными личностями, что любое, даже мелкое нарушение членом братства, установленных в обществе правил, ведёт к безоговорочному исключению из «Ордена Розы и Креста». Это всё так. Только если
