— Я не это имела в виду.
— Иди. — Она покачала головой и, улыбаясь, снова вернулась к игре на пианино.
КАТРИНА
Приближались летние каникулы. Как и тринадцатый день рождения Елены.
Первый год Блейка в Академии Дракония закончился.
Они не были похожи на детей, которые клялись быть друзьями по переписке и никогда не доводили дело до конца. Они регулярно писали друг другу. Конечно, это было мило, но я продолжала чувствовать, что их связь становилась слишком сильной, слишком быстро. Я чувствовала, что от меня зависит помочь замедлить это.
Я прочла одно из его стихотворений. Оно было как раз о его дне. Елена развернула его на своем столе.
Я прокрадывалась почти каждую ночь, чтобы посмотреть, как она спит. Я вспоминала ту ночь, когда они пришли предупредить меня. Когда я обернулась и нашла гораздо более старшую версию моей девочки. На что была похожа жизнь той Елены? Встречусь ли я когда-нибудь с ней? Существовала ли вообще какая-то ее часть? Я всегда буду думать о ней.
На следующий день я встретила Таню и Мэгги в клубе «Риджмонт».
— Почему такое вытянутое лицо? — спросила меня Таня. Мэгги еще не приехала.
— Просто отпусти это, пожалуйста.
— Блейку семнадцать. Ей тринадцать. Ни один семнадцатилетний парень никогда не подумает, что тринадцатилетка — это круто. И обещаю тебе, когда придет время, я помогу тебе придумать отличный план, чтобы они никогда не узнали, что мы стояли за этим.
Я рассмеялась. Я любила свою сестру. Я неловко обняла ее. Она была права. Я должна перестать беспокоиться о будущем.
Появилась Мэгги. Мы сменили тему.
Мы поприветствовали ее двумя поцелуями в каждую щеку, а затем начали планировать тринадцатый день рождения Елены.
ЕЛЕНА
Через час начнут прибывать гости на вечеринку по случаю моего тринадцатилетия. Я не видела Блейка с тех пор, как он вернулся из Драконии. Саманта сказала мне, что он сильно изменился. Из-за тьмы внутри него. Я никогда не понимала этого, читая письма, которыми мы обменивались с помощью птиц.
Мне нравилось, как мы отправляли почту, как в старые добрые времена.
Если бы моя мама знала об этом, она бы, наверное, сбивала ворон и сжигала его письма.
Может быть, я просто была параноиком. Мама бы так не поступила. Но она играла на пианино впервые за долгое-долгое время. Что-то беспокоило ее.
Я застала папу за поеданием закусок с одного из блюд. Я хлопнула его по руке.
— Это для гостей, папа.
— Там, откуда это взялось, их много, душистый горошек.
Я рассмеялась и налила стакан сока из холодильника.
Я плюхнулась на высокий стул, стоящий рядом с овальным столом-островком посреди нашей кухни. Большинство слуг уже суетились в большом зале, но ароматные запахи еды сохранялись от всех приготовлений к вечеринке.
Плаггс, обезьянка, которую Блейк подарил мне на Рождество, запрыгнула мне на плечо. Я нежно поцеловала его.
— Где вы были, мистер Плаггс? — тихо спросила я.
— Сэмюель снова нашел его в саду, когда он ел ягоды. Он был недоволен этим, Елена.
— Ягоды — его любимое блюдо. У Сэмюеля есть теплица, если это такая проблема, папа.
— Там нет места.
«Тогда добавь еще пару, как ты сделал с моим домиком на дереве». Я не сказала этого вслух.
— Кроме того, Плаггс — обезьяна. Ягоды вкуснее всего, когда их срывают с кустов сварливого старого повара. — Я дала ему крошечный кусочек бутерброда, который лежал на одном из блюд, и он взял его своими ловкими пальцами.
— Елена!
— Что? Он не умрет. Я уже видела, как ты кормил его всякой дрянью, и он выжил.
Он покачал головой.
Я вздернула подбородок в направлении библиотеки.
— Итак, почему она снова играет на пианино? — Может быть, я смогу узнать правду, если застану его врасплох.
— Не она, Елена. Твоя мать, — поправил меня отец. Я закатила глаза. — И я говорил тебе, что твои дни рождения расстраивают ее.
— Расстраивают, пап, серьезно?
— Ты становишься старше, Елена. На днях ты уедешь в Драконию, и тогда у нее никого не будет. В замке будет так тихо.
— Только через три года. — Я покачала головой. — И я отправлюсь в Драконию, а не по другую сторону Стены.
— Тем не менее, твоя мать — сентиментальный человек, и мы любим ее за это.
— Может, и так, — пошутила я.
Он строго посмотрел на меня.
— Она любит тебя больше, чем ты когда-либо узнаешь. И однажды, когда ты станешь старше и достаточно мудрой, чтобы оценить эту историю, я расскажу тебе, что твоя мать сделала для тебя, Елена.
Вау, это что-то новенькое. Я прищурилась.
— Что она сделала?
— Однажды. Ты слишком молода для этой истории.
Я хмуро посмотрела на него, когда он вышел из кухни.
И все же это вызвало во мне любопытство, желание узнать, что сделала моя мать. Это объяснило бы это, насколько странно она относилась к некоторым вещам? Я всегда знала, что она крутая королева. Она была пятым человеком, который выбрался из Священной Пещеры, и последним. Не у многих женщин хватало смелости сделать это. Я все еще не знала, почему она это сделала. Она дала мне неубедительное оправдание, сказав, что хотела знать, как я буду выглядеть в один прекрасный день. Да, точно.
Она также участвовала в великой войне. С обеих сторон. Сначала на стороне моего дедушки Луи как мужчина, потому что ее отец был слишком болен, чтобы сражаться, а брат слишком мал. Ей было лет семнадцать. Они больше не делали таких женщин! Потом она сражалась на стороне моего отца; у них была эта безумная сказочная история о том, как они встретились, пытаясь освободить всех драконов и дать им право голоса. Я осторожно обошлась с этой их стороной.
Их история любви напомнила мне мешанину Мулан и Золушки. Если бы не мои родители, об этом, вероятно, не было бы так мерзко думать. Я была заинтригована, узнав, что такого замечательного сделала для меня моя мать, и почему мой отец считал, что я слишком молода, чтобы оценить это.
Я налила еще стакан сока и направилась в библиотеку.
Душераздирающая музыка лилась из комнаты. Я открыла дверь.
Она, казалось, удивилась, увидев меня, и еще больше удивилась, увидев Плаггса. Она забрала его у меня, когда я приблизилась. Она поцеловала его в макушку так же, как я раньше.
— Я подумала, что тебе понравится стакан сока.
— Спасибо, милая, ты так добра, — сказала мама.
— Мама, почему ты играешь?
Она вздохнула, улыбнулась и, подвинувшись, постучала по своему табурету.
Я уже давно с ней не играла. Мы начали с «Палочек для еды». Я не была так талантлива, как она, но это была веселая мелодия. Потом музыка прекратилась.
Она посмотрела на меня.
— Я так сильно люблю тебя. — Слезы — настоящие слезы — заблестели в ее глазах.
Я обняла ее.
— Ты меня пугаешь.
— Я просто не хочу, чтобы ты взрослела. Я хочу, чтобы ты навсегда осталась моей малышкой, — прошептала она мне в затылок.
Я чувствовала, что здесь было что-то большее.
— И? — сказала я.
Она рассмеялась, отпустила меня и вытерла слезы.
— И чем старше ты становишься, тем больше я боюсь твоей связи с Блейком.
Я раздраженно вздохнула.
— Мама, мы не Купер и Мерика. Я знаю эти истории. Я не могу слышать его долбаные мысли.
— Но услышишь.
— Когда-нибудь, но не сейчас. Серьезно, он мне как брат.
— Ты думаешь, он всегда останется твоим братом?
Я пренебрежительно рассмеялась.
— Ты беспокоишься ни о чем.
Она улыбнулась. Я расхохоталась. Это было так глупо.
— Фу, — сказала я. — Пожалуйста, перестань играть. Уверена, что тетя Таня будет здесь с минуты на минуту.
