почувствовав еще большую усталость. – Ты сделаешь только хуже.
– Хуже? – она фыркнула. – Куда уж хуже? Кори, у тебя нет медицинской страховки. Твой героизм погубит тебя.
– Я сам разберусь.
– Ты думаешь, это так просто? Думаешь, что твой лживый ублюдок босс поможет тебе? Рэндалл не платит тебе, даже когда ты работаешь. А ты останешься без работы. На несколько месяцев.
– Не так уж и долго, – сказал я, не зная, правда ли это.
Мне нельзя было оставаться без работы на несколько месяцев. Нельзя и точка. Я закрыл глаза. Моя реальность снова давила на меня, точно невидимая рука, и надо было продолжать с того места, где я остановился до ограбления.
– Это не имеет значения, – произнесла Джорджия. – Ты перенес операцию. Поездку на скорой помощи. Черт возьми, просто лежать здесь стоит тысячи долларов в день. Тебе нужно будет выиграть в лотерею, чтобы расплатиться. Или объявить о банкротстве…
– Нет, – возразил я, а затем мучительно закашлялся от острой боли в горле. Еще одно слабое ощущение боли медленно нарастало глубоко в правой части груди. – Я сказал, что сам разберусь, Джорджия, я не шучу. Я никогда не шучу.
Она откинулась на спинку стула и прикусила ноготь большого пальца, как обычно делала, когда чувствовала себя виноватой.
– Ты должен поехать с нами в Ситку.
– И чем я там буду заниматься? Работать вышибалой? Получать гроши и столько бесплатного пива, сколько в меня влезет?
– Ты можешь заниматься строительством. Знаешь, там действительно строят дома.
– Слишком мало платят, и ты это знаешь, – я помолчал, а затем спросил: – Почему?
– Что «почему»?
– Почему ты хочешь, чтобы я переехал? Чтобы мы были вместе? Или не хочешь чувствовать вину из-за того, что забираешь у меня Кэлли?
– Это несправедливо. Ты же знаешь, как мне трудно заботиться о ней здесь в одиночку.
– Не преувеличивай.
– А будет только хуже, – продолжала она, как будто не слышала. – Ты останешься без работы. Твой мерзкий домовладелец, наверное, уже выбросил твои вещи на улицу. И теперь ты будешь по уши в больничных счетах, – она склонила голову набок. – Как ты собираешься продолжать выплачивать алименты?
– Черт возьми, Джорджия, я же сказал, что разберусь, – боль в моей груди усилилась. – Вы не переедете в Ситку.
Она снова прикусила ноготь.
– Слушание состоится через два дня.
– Не делай этого, – вымолвил я. – Хотя бы подожди, пока меня выпишут. Тебе придется подождать, пока я не буду в состоянии присутствовать. Вероятно, есть какой-то закон, который гласит, что я должен присутствовать.
Джорджия вскинула руки и поднялась на ноги.
– Ладно, ладно, хорошо. Я попрошу своего адвоката перенести слушание. Но оно все равно состоится, Кори.
– Делай то, что должна, Джорджия.
Ее глаза наполнились слезами, и я тотчас почувствовал вину за свою резкость и в то же время отвращение к себе за то, что позволил ей так легко манипулировать моими чувствами, как кукловоду.
– Я думала, ты умер, понимаешь? – воскликнула она. – Я не знала, что сказать Кэлли.
– Надеюсь, ничего страшного ты ей не сказала, – боль в моей груди усилилась. – Скажи ей, что со мной все в порядке. Это правда. Я в порядке.
Джорджия кивнула, ее слезы высохли так же быстро, как и появились.
– Я приведу ее на этой неделе, – она развернулась, чтобы уйти, как раз в тот момент, когда вошла медсестра Николь, держа в руках шприц с бледно-желтой жидкостью. – Что это? Обезболивающее? Еще триста долларов… – она выбежала из палаты.
У Николь было довольное выражение лица, когда она вставляла шприц в одну из трубок, которые питали мою руку.
– Как вы себя чувствуете, мистер Бишоп? Какой-нибудь дискомфорт? Полагаю, начинает побаливать.
– Да, это так.
– По шкале от одного до десяти?..
– Шесть.
«Шесть, поднимающееся до пятидесяти».
– Это должно помочь, – Николь ввела лекарство и сделала пометку на доске у моей постели. – Это ваша жена?
– Нет, – сказал я. – Все… сложно.
– Как мой статус на Facebook[5], – Николь рассмеялась.
Она проверила аппарат, который контролировал мой пульс и уровень кислорода, затем приблизилась ко мне и осторожно наклонила меня вперед.
– Мне нужно осмотреть вашу рану.
Я почувствовал, как медсестра откинула больничный халат и осмотрела рану у меня под лопаткой. Она болела так, словно по ней ударили отбойным молотком.
– Красивая татуировка на спине. Я не фанат, но эта выглядит как произведение искусства.
Я хотел сказать ей, что большинство людей считают свои татуировки искусством, но я был не в состоянии говорить. Мои зубы были слишком крепко стиснуты от боли.
– Рана чистая, – опустив меня обратно, сказала она. – Признаков инфекции нет. Доктор Лоундс зайдет немного позже, чтобы проверить ваше состояние, и мы попытаемся помочь вам немного пройтись сегодня днем.
– Так скоро?
Моя грудь заболела сильнее только от одной этой мысли, и я задался вопросом, когда же, во имя всего святого, подействует обезболивающее.
– Что? – Николь изобразила изумление. – Такой большой сильный парень. Встанешь на ноги в мгновение ока. Кроме того, это предотвращает пролежни и эмболии. И несмотря на твое паршивое состояние, врачи прогнозируют, что ты выйдешь отсюда через десять дней, плюс-минус.
«Где-то плюсы, где-то минусы…»
Слова Драка и черное дуло пистолета, направленного мне в голову, всплыли в моей памяти. Я стряхнул эти воспоминания.
– Десять дней лучше, чем пара месяцев, – я выдавил из себя улыбку. – Это раньше, чем я предполагал. Ладно, хорошо. И… мне, вероятно, нужно будет поговорить с кем-нибудь об оплате. Я слышал, что в больницах есть уполномоченный для этого.
– Да, – Николь поправила капельницу надо мной. – Но я не хочу, чтобы ты беспокоился об этом сейчас. Тебе нужно сосредоточиться на том, чтобы поправиться, ладно?
– Да, – я вяло кивнул. Нет смысла беспокоиться о том, чего я не в силах изменить.
– Хочешь посмотреть телевизор? Твой поступок транслируют по всем новостям. Тебя называют Всемирным Героем!
– О нет… – я закрыл глаза.
– О да! Не хочешь посмотреть?
– Конечно, нет.
– Дорогой, пятьдесят три человека остались в живых благодаря тебе. Ты должен признать это, – сказала Николь, уперев руки в бедра.
– Я просто хочу отдохнуть.
– Мммммм.
Она уже собралась уходить, как вдруг что-то привлекло ее внимание. Она наклонилась и подняла с пола бейсболку, ту самую, в которой Алекс приходила ночью.
– Твоя симпатичная рыжеволосая подруга… эм… обронила.
– Александра Гарденер, – тихо произнес я.
– Может, мне разыскать ее и сказать, чтобы она пришла и забрала это? – Николь подмигнула мне и понимающе улыбнулась, протянув бейсболку. А затем оставила меня одного.
Я повертел головной убор в руках. Боль в моей груди уменьшалась. Лекарство подействовало, и мысли унесли меня в другое
