Эльдар стоял в позе пораженного ударом человека. Он медленно повернул голову к Дронго и изумленно спросил:
— Это он говорил серьезно?
— Он всегда серьезен, — улыбнулся Дронго.
— А на будущее учти, — добавил отец, — что, кроме привычного анализа, нужно уметь правильно оценивать местные условия, обстановку, все, что тебя окружает. Убийство в Лондоне или в Нардаране — это совсем разные вещи. И даже в центре Баку ситуация совсем не та, что может сложиться в этом поселке. Надеюсь, на будущее ты это учтешь? Где наша машина?
— Вон там, — шепотом произнес Касумов.
Отец повернулся и пошел к машине. Дронго двинулся следом.
— Подождите, — схватил его за руку Касумов, — вам не говорили, что ваш отец — гений?
— А вот это совсем напрасно, — услышав его фразу, отец повернулся к нему лицом. — На самом деле я всего лишь внимательный наблюдатель. Зато он разбирается в таких вещах гораздо лучше меня. Просто иногда он торопится и не хочет обращать внимания на мелочи. А вообще-то я сделал выводы благодаря его обстоятельному рассказу. Мне оставалось только расставить акценты.
Дронго пожал плечами и шепотом сказал Касумову:
— Позвоните мне завтра. Надеюсь, теперь вам будет гораздо легче найти убийцу, — с этими словами он поспешил за отцом. Уже сидя в машине, он тихо признался:
— По-моему, ты был сегодня в ударе.
— Нет, — ответил отец, — ты был совсем маленьким, когда умер твой дедушка. Вот это был человек. Он был настоящим гением. А мы всего лишь жалкие подражатели. Но у тебя еще есть шанс немного отличиться.
Дронго улыбнулся, и больше они не сказали друг другу ни слова, пока машина не въехала в город.
ЧАСТЬ ВТОРАЯ
Город ненависти
Москва. 5 апреля 1997 года
Уже несколько дней полковник Мовсаев со своей группой пытался выяснить, какие грузы переправлял в Баку прибывший всего на один день в столицу России турецкий гражданин Натиг Кур. Проверка грузов на таможне аэропорта Домодедово подтвердила, что турецкий гражданин не привозил и не декларировал никакого дополнительного багажа во время прибытия в Домодедово. Следовательно, за одну ночь он сумел приготовить три ящика, которые проследовали с ним рано утром из Шереметьево-один.
В Баку был выслан срочный запрос на Сабирова, но ответа до сих пор не было. Мовсаев понимал, что любой ответ его не удовлетворит. Независимо от того, кем приходился заместитель председателя комитета турецкому гражданину, это была внутренняя проблема Азербайджана. А вот вывезенный груз был головной болью российских спецслужб, и нужно было максимально точно выяснить, какого рода грузы вышли из Москвы и, минуя таможенный досмотр, оказались в Баку и почему террористы, столь изощренные в выдумках, рискнули прислать своего человека всего на один день. Было ясно, что речь идет о чрезвычайном грузе, столь необходимом для террористов.
Они еще раз выехали в Шереметьево, чтобы допросить носильщиков, работавших в тот день на погрузке багажа в депутатской комнате, где были свои прикрепленные люди. Никитин проверил по спискам всех дежуривших в то утро сотрудников и распорядился, чтобы их вызвали в кабинет руководителя службы безопасности. Мовсаев приказал вызвать в первую очередь носильщиков багажа. В комнату вошли двое, один постарше, ему было лет пятьдесят, другой помоложе, ему было лет тридцать пять. Оба испуганно смотрели на сидевших в комнате людей.
— Может, вызывать их по одному? — шепотом предложил Никитин.
По правилам предусматривался допрос каждого свидетеля в отдельности, чтобы потом иметь возможность проверить их показания, но полковник покачал головой.
— Может, они помогут друг другу, — мрачно предположил он. — Садитесь, — показал он обоим на стулья. Носильщики осторожно сели. Присутствующий здесь же Тавроцкий нахмурился.
— Вам уже объяснили, зачем вы нам нужны? — спросил Мовсаев.
— Объяснили, — кивнул тот, что постарше, с несколько красноватым лицом.
У него были бегающие глазки.
— Вы дежурили девятнадцатого утром? — уточнил полковник.
— Мы. Нас уже об этом спрашивали.
— Как вас зовут?
— Николай Константинович.
— Вспомните, Николай Константинович, рейс на Баку. Утром девятнадцатого. Это вы работали в тот день?
— Да, вроде наша смена была.
— Вроде или ваша?
— Наша, — кивнул свидетель, — мы проверяли по графику.
— Значит, вы отправляли грузы всех пассажиров, находящихся в тот день в зале для официальных делегаций. Верно?
— Выходит, что да.
— Теперь, Николай Константинович, постарайтесь вспомнить, какой груз вы отправляли в тот день в Баку. Много было багажа?
— Да у них всегда много багажа бывает, — хитро прищурив глаза, уклонился от ответа допрашиваемый.
— Ты дурака не валяй, — строго посоветовал Тавроцкий, — тебя по важному делу сюда вызвали. Рассказывай, что знаешь.
— Я и говорю, что много багажа бывает. И все мы аккуратно отправляем.
Мовсаев Переглянулся с Никитиным, потом спросил:
— Интересующие нас люди вылетели в Баку утром девятнадцатого марта рейсом Аэрофлота. У них были не обычные чемоданы, а, судя по рассказу таможенников, три больших ящика, которые не досматривались. У вас ведь не каждый день грузятся на обычный пассажирский рейс большие деревянные ящики.
Он заметил, как дернулся молодой парень. Но промолчал. Николай Константинович снова хитро прищурился.
— Были, кажись, какие-то ящики. Все не упомнишь.
— А вот ваш молодой коллега о них помнит, — вдруг громко сказал Никитин.
Все сразу посмотрели на молодого человека. Тот испуганно дернулся еще раз, глянул на Николая Константиновича, опустил голову.
— Были ящики или нет? — повысил голое Тавроцкий.
— Чего уж там, — нерешительно произнес молодой носильщик, обращаясь к Николаю Константиновичу, — ты ведь помнишь про ящики. Видимо, важное дело, раз спрашивают.
— Очень ты умный, — разозлился тот, — у тебя память молодая, ты все им и рассказывай. А я не помню.
— Сколько было ящиков? — уточнил Мовсаев.
— Кажется, три, — ответил молодой человек, — но там были еще и чемоданы.
— Какие чемоданы?
— Не помню, два или три чемодана.
— Цвет какой? Вы ведь профессионалы, должны помнить.
— Два черных больших чемодана, кажется, фирмы «Делсей». Такие часто попадаются среди багажа. И один чемодан был коричневый, из мягкой кожи, такой обычный, простой, запирающийся на замок. Мы даже удивились, увидев этот чемодан.
— Сколько было пассажиров на Баку в тот день? — спросил Мовсаев у Тавроцкого.
— Мы все проверили, четверо. Одна семейная пара и двое наших гостей. У семейной пары в багаже отмечено два места, значит, эти чемоданы могли принадлежать им. А третий чемодан был наверняка того самого пассажира, который летел в паре с интересующим нас типом.
— Это еще нужно уточнить, — возразил полковник и снова посмотрел на носильщиков. — Значит, ничего так и не вспомнили, Николай Константинович?
— Были, — сказал тот не смущаясь, — были три ящика.
— Кто их вез к самолету?
— Ну я и вез.
— Тяжелые были ящики?
— Очень тяжелые, — выдохнул Николай Константинович.
— А в багажной квитанции указано, что вес груза обоих пассажиров был всего сто килограммов. Значит, учитывая, что оба пассажира летели бизнес-классом и могли провезти бесплатно по тридцать килограммов, они заплатили всего за сорок. Все правильно?
— Правильно, — кивнул носильщик.
— Получается, что каждый ящик весил всего двадцать — двадцать пять килограммов, — продолжал полковник, — какого размера были ящики, можете показать?
— Примерно сантиметров восемьдесят, — вспомнил Николай Константинович, — а может, и немного больше.
— Да нет, — уверенно сказал его молодой напарник, — больше метра были, мы еще принимать не хотели.
Мовсаев с Никитиным переглянулись.
— А когда оформлялся груз, вы где были? — спросил у молодого носильщика полковник.
— Рядом стоял, — тот взглянул на своего опытного товарища, но ничего больше не сказал.
«В чем дело? — подумал полковник. — Что они скрывают?»
— Какой высоты были ящики? — уточнил он.
— Примерно такие, — показал рукой Николай Константинович, — около полуметра.
— А ширина?
— Да примерно столько же, — ответил носильщик, не подозревая, какую ловушку готовит ему полковник.
— Так вот, — подвел итог Мовсаев, — если ящики были из дерева и были набиты даже ватой, то и тогда они вряд ли могли весить двадцать килограммов.
Все пятьдесят, не меньше.
Николай Константинович ошеломленно посмотрел по сторонам, потом на своего молодого товарища. Потом нерешительно спросил:
— Почему пятьдесят?
— Или больше? — напирал полковник. — Вы умышленно занизили вес груза, чтобы пассажиры не платили слишком большую пошлину. Правильно или нет?
Носильщик молчал. Полковник сказал что-то на ухо Тавроцкому, и тот, шумно поднявшись, вышел из комнаты.
