– Доля истины в твоих словах есть. Но, будем трезво смотреть на вещи, вдвоём выживать легче и интереснее, ведь так?
Роуз, нахмурившись, задержала на принце тяжёлый взгляд:
– Хотите сказать, что если я откажусь с вами спать, вы выгоните меня из пещеры?
На этот раз мимическая игра с ироничным поднятием брови была слишком подчёркнутой:
– О! И почему мне первому не пришла в голову эта светлая мысль? Отдайся мне красавица немедля, или ступай вон.
– Вести дальше этот разговор бессмысленно. Даже вы не настолько безумны, чтобы…
– У меня нет ни намерения, ни желания тебя угрожать. Помиримся, Роуз? Так будет лучше для нас обоих.
Она, сощурившись, перевела взгляд в огонь, обнимая себя руками:
– Разве мы уже не помирились?
– Это дурной мир. С камнем за пазухой. Мы не друзья.
– Нет, – согласилась она. – Мы союзники, соратники, которых вместе связывают обстоятельства и одна цель. Но я не могу доверять вам, даже если бы и захотела. На моём теле не все синяки успели зажить.
– Я не был бы с тобой столь груб, если бы ты не была столь упряма.
– То есть в том, что сделали вы, виновата я?
– Чего ты хочешь? – раздражённо шевельнулся он.
– В первую очередь обещаний, что вы больше не поднимите на меня руку и пальцем меня не тронете без моего разрешения.
– Хорошая поправка, – ухмылка вновь вернулась на его бледное, ненавистное лицо. – Оставляешь себе право передумать?
– Даже не знаю, зачем я вообще разговариваю с вами? – в сердцах бросила Роуз. – Вы не способны на то, чтобы исправиться к лучшему!
Пожав плечами, Айдаган вновь приложился к бутылке:
– Вера в то, что один человек может исправить другого – сладкий удел юности. На самом деле человек меняется редко – почти так же редко, как реки меняют своё русло. Но… оставаясь тем же, мы часто изменяет своё отношение к другим людям. Когда мы встретились с тобой, ты была просто хорошенькой девчонкой, которых в любом королевстве, как грязи. В будущем ты стала бы придворной дамой, а фрейлины для нас, принцев крови, это что-то нечто вроде вкусного стола, где можно брать понравившееся тебе блюдо. Так что, с моей стороны, конечно, поступок, о котором в песне вряд ли станут слагать, но… я планировал развлечься, а потом щедро оплатить убытки.
Роуз почувствовала острое желание располосовать ногтями это самодовольное надменное лицо.
– Признаюсь, меня не особо интересовали чувства этой смазливой красотки. Что я могу сказать в своё оправдание? Возможно, всё дело в том, что при дворе столь чистые и экзотичные розы не цветут. Там всё можно уладить – деньгами, титулами, землями.
– Если бы я вышла замуж за Бэйра, у меня бы всё это было! Вместе с честным статусом жены. А вы превратили меня в наложницу. Лучше бы мы не начинали этот разговор. Всё это стало немного утихать, отойдя на второй план, но вы лишь растеребили раны…
– Мне жаль.
Роуз замерла, вновь пристально вглядываясь в его лицо. Пытаясь понять, что стоит за сказанными словами: игра ли это? Или сказано от сердца?
– Я же говорю, когда мы встретились, вы были никем – невидимкой с хорошеньким личиком. Почему бы и не развлечься, попутно оказав услугу хорошенькой и влиятельной кузине? Но вам удалось убедить меня, по крайней мере, в одном – вы очень серьёзная девушка, Роуз, и совсем не годитесь для легкомысленных отношений. В определённые моменты ореол мученицы вам даже идёт.
– Поэтому вам так нравится его на меня надевать? – рыкнула она в ответ.
– Вы специально игнорируете мои попытки к примирению? Я не могу вычеркнуть из прошлого то, что случилось.
– Да. Но в будущем вы можете вести себя более достойно. Хотя бы по отношению ко мне. Тогда, возможно, я и смогу вас простить. И мы будем друзьями.
– Друзьями?..
– Роль наложницы никогда не казалась мне привлекательной.
– Это потому, что вы не познали все прелести роли жены.
– Ну, у жены, по крайней мере, есть хоть какие-то права.
– Ага. Только возможности использовать их часто нет. Можете продолжать идеализировать своего прекрасного Бэйра, можете мне не верить, но на деле он не многим лучше меня. Думаете, ему никогда не случалось брать силой какую-нибудь смазливую крестьяночку?
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
– Я не хочу об этом думать. И я в это не верю.
– Потому, то его случайно нарекли вашим женихом?
– Потому что за время нашего знакомства Вольф показал себя благородным и смелым человеком, в отличии от вас, ваше высочество. А сейчас позвольте пожелать вам спокойной ночи.
– И тебе – приятных снов, – холодно ответил он.
Кипя от негодования, Роуз улеглась на своё ложе.
«Негодяй-негодяй-негодяй», – повторяла она про себя раз за разом.
А потом гнев испарился.
Она лежала и смотрела на тонкий, чёткий профиль на фоне багрового пламени. Свет окрашивал его волосы, подсвечивая голову золотистым нимбом. Принц был по-настоящему красив, и красота его было необычной, немного сказочной и чуть зловещей. Её не смогли умалить ни тяжёлая работа, ни недавние лишения. За такую красоту женщины готовы отдаваться мужчинам даже если те не знатны и не богаты, а он был – принцем.
Искушённым. Развращённым. И жестоким. У него не было нужны брать женщин силой, большинство были готовы сами в очередь становиться. И Роуз не обманывала себя – она не очаровала его своей прелестью до потери головы и разума. Ему в их ситуации интересно было именно ломать её. А дальше, если бы не резкий поворот судьбы, уровнявший их шансы, участь её была бы более, чем плачевна. Стал бы он оплачивать ей моральные издержки? Как же? Он продал бы её на ближайшем рынке – сдал на руки ближайшему работорговцу. И тут можно ещё считать, что проявил бы милость. Никто бы не хватился и не узнал о её печальной кончине, даже если бы её просто бросили за борт. На корм рыбам.
Как ни странно, размышляя обо всём этом, Роуз не чувствовала ни гнева на него, ни жалости к себе – как если бы речь шла о чём-то отстранённом.
Она была заперта в клетке с чудовищем. Но таких чудовищ много. Эгоистичный, самовлюблённый подонок, убеждённый в том, что мир вращается вокруг его царственной персоны и задолжал ему всё то, что только придёт во взбалмошную голову.
Люди для таких, как Лейнор Айдаган, как куклы. И они играют с людьми, играют с судьбой, с жизнью и смертью. Не зная к своим жертвам ни жалости, ни сочувствия.
«Только я не жертва, – подумала про себя Роуз. – Я выживу. Найду способ уйти с этого проклятого острова, или – куда мы там попали? Придумаю, как вернуться домой. А до этого заставлю это царственное ничтожество считаться с собой. Он меня больше не тронет. Теперь мы на равных».
Видимо, бутылка опустела.
Пламя костра опало. Подбросив в него сухих ветвей, Айдаган оживил, заставляя свернувшиеся огненные кольца вновь начать свою пляску.
Роуз так и заснула, созерцая его чеканный профиль и прислушиваясь к рокоту падающей воды.
Ей казалось, она только-только сомкнула глаза, как её разбудил голос.
– Просыпайся, соня. Солнце уже высоко.
Потянувшись и сладко зевнув, Роуз села на своём ложе.
– Вы успели приготовить завтрак? – удивлённо взглянула она на листья перед костром, где лежало нечто явно съестное.
– Стараюсь исправить ваше мнение обо мне к лучшему, – галантно склонил голову принц.
День выдался ясный. Вода, которой умылась Роуз, приводя себя в порядок, была тёплой. Завтрак, состоящий из поджаренных сухарей и фруктов, горячий кофе – всё было вкусно и делало начало дня если не прекрасным, то сносным, настраивая на радостный лад.
– Проблему с провиантом мы с вами на какое-то время решили, – снова заговорил Лейнор Айдаган. – Увы, но чьё-то несчастье для нас с вами оказалось большой удачей.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
– Вам обязательно сейчас говорить об этом и портить мне настроение? – огорчилась Роуз.
– Нисколько не желаю ранить ваше нежное сердце, но такова жизнь: чья-то смерть для кого-то означает выживание.
– Возможно, вы и правы, но я не хочу об этом думать.
