Мать потом рыдала так безутешно, что разрывалось сердце. И душу грела только одна надежда, что уж теперь-то все переменится, мать разведется, и они наконец-то уйдут из этого ненавистного, безрадостного дома.
Но ничего не изменилось, потому что именно в этот момент у отца появились деньги. Шальные, немереные. А мать деньги ценила. Высоко. Наверное, больше всего на свете. И уж точно выше собственного достоинства.
Она тогда будто с цепи сорвалась — увешалась бриллиантами, как елка, шуб себе накупила, барахла всякого. Квартиру построила пятикомнатную, обставила испанской мебелью, набила добром под завязку. Машина, само собой, появилась. «Тойота-лендкрузер» — не хухры-мухры. Пару раз она ее шибанула, за что ей отец холку намылил по полной программе, но потом ничего, научилась — водит лихо.
Отец за руль по известным причинам не садился. Но денежки отстегивал исправно. У него теперь был собственный лимузин с водителем и офис в Москве. Что-то они там строили грандиозное, на века. Но пил он, как и прежде, по-черному. И допился. Сначала до белой горячки, а потом и до инсульта, после которого остался инвалидом с парализованными ногами и невнятной речью.
Теперь он всегда был дома, сидел в своем кресле на колесиках, несчастный и злой. Спиртным не баловался — жить хотелось больше, чем выпить. Хотя Катя и не понимала, чего цепляться за такую никчемную, тоскливую жизнь.
А мать за ним ухаживала, хотя Катя подозревала, что дело здесь было не в человеколюбии, а в каких-то там дивидендах, исправно капавших с каких-то там вложений. С каких именно, мать пока не знала, а отец не торопился раскрывать перед ней свои тайны. Опасался, видно, за свою драгоценную шкуру.
Однажды ночью, проходя мимо родительской спальни по малой нужде, Катя слышала, как отец слезливо молил:
— Помоги мне. Помоги! Ведь я же мужик! Мне надо…
— Да какой же ты мужик? — насмешливо открестилась мать. — Никогда-то им не был, а уж теперь и подавно. Помоги себе сам. Знаешь, есть такая передача? Руки, слава Богу, еще работают.
— Су-ука! — завыл отец.
Потом, в Новый год, мать примчалась откуда-то в последний момент, наметала на стол и, сверкая благоприобретенной голливудской улыбкой, провозгласила тост:
— Ну, Аркаша, я тебе желаю, чтобы в этом году ты поправился!
— А я тебе желаю, чтобы в этом году ты сдохла, — сказал отец.
Через восемь месяцев он умер.
За недолгое время его домашнего сидения они не то чтобы сблизились с Катей, но все-таки были рядом. И на похоронах, глядя в его лицо, ставшее странно значительным и прекрасным, Катя так горько, так отчаянно плакала, что начала икать. И икала еще пять дней. Мать даже водила ее к врачу, и тот сказал: «На нервной почве».
Вот тогда-то в их жизни и появился невзрачный мужичок Роман Ефимович Шиловец, который в материных глазах обладал по крайней мере двумя неоспоримыми достоинствами: тугим кошельком и двойным гражданством — российско-американским. Мать носилась с ним как курица с яйцом и, укрепляя позиции, родила Кате братика Сашу.
Российско-американский подданный, как честный человек, женился. Правда, общество свое никому особо не навязывал — жил в основном в Америке. Мать моталась к нему туда время от времени, с собой брала маленького Сашу. Катю оставляла в Москве на попечении тетки Шиловца, больной старухи, одиноко доживающей в его большой трехкомнатной квартире на Старом Арбате.
Она, то бишь мать, все эти годы лелеяла безумную надежду, что новоиспеченный муж позовет ее к себе в Аризону. Но тот воссоединяться с любимой супругой не торопился. И Катя сильно подозревала, что отчим вряд ли когда и соберется. А то ему плохо! Или в Штатах своих девиц не хватает, чтобы выписывать из России хваткую бабенку не первой свежести? Как говорится: а на фига козе баян? Сидит себе дома, ухаживает за капризной больной старушкой, и ладно. Но это он, конечно, погорячился — не на ту напал.
Ибо если гора не идет к Магомету, что делает Магомет? Совершенно верно! Идет к горе. И искушенная Катина мама решила не ждать больше милостей от лукавого супруга и поставить его перед свершившимся фактом.
План был таков: уехать с Сашенькой в Аризону, свою пятикомнатную квартиру сдавать за две, а то и три тысячи баксов, а Катю переселить к больной старушке на Арбат, заодно, кстати, застолбив дорогостоящую жилплощадь в центре Москвы. А еще лучше — пристроить бесхозную дочку в мужские надежные руки, а то девка молодая, неопытная, да и слаба на передок.
Вот тут-то Леша и появился. Ну просто как по заказу, по мановению волшебной палочки. И то, что доктор прописал: еще не «папик», но и не сопляк — самостоятельный мужчина с вполне приличными доходами. Жаль, конечно, что женат и ребенок — лишняя волынка и алименты. Но это неизбежное зло они как-нибудь переживут. А остальное — его трудности.
Мать вцепилась в него, как собака в кость, но она, конечно, абсолютно права. Сколько у нее, у Кати, было парней? Несть числа. И где они теперь? История умалчивает. Ночку переспал — только его и видели. Да и от ночки-то этой никакой радости. Всю обслюнявит, пару раз тыркнется — и готов. А уж о деньгах и речи не идет! Не то чтобы девушку сводить поужинать или там колечко какое-никакое подарить — сам норовит на халяву пожрать, попить, а потом еще и потрахаться.
А тут, поглядите-ка! Продуктов навезет полный холодильник, поесть приготовит, да так вкусно — ум отъешь. Посуду помоет, да еще и полы подотрет. Мать на него только что не молится. Говорит: «Покупайте квартиру, я половину оплачу». А где им взять на вторую половину? Это она спросила? У Леши таких денег нет, а у нее и подавно. Сидит на своих бабках как собака на сене — сам не гам и другим не дам. Чего жмется? Сказала «а», говори и «б». Или покупай квартиру, или эту отдай. Чего тебе эти деньги, если у мужа в Америке бизнес, как ты считаешь? И сама, слава Богу, полностью упакована. Так нет! Хочет и на елку влезть, и жопу не ободрать. А она, Катя, через нее приличного мужика потеряет. Вот и крутись тут сама из последних сил.
Ну ничего! Ее тоже на кривой козе не объедешь. Как говорится, не лыком шиты, не пальцем деланы. Ей бы только его из дома выманить, Лешу, заставить сюда перебраться, а там уж она своего не упустит. Если что, можно и забеременеть. Он, конечно, мужик осторожный, осмотрительный, но осеменителя найти не проблема — было бы желание. А желание-то у нее есть! Ох, есть! И какое желание! Тут главное — ввязаться в драку. А драться она умеет…
22
ВЕРА
— А от нас кормилец ушел.
— Верунчик, это ты, что ли?
— Это я.
— Кто ушел?
— Ну Лешка, конечно, кто же еще?
