свое дело. И ребята все отличные, — ответила я ровным голосом, стараясь не выдать своих истинных чувств.
Артур ничего не ответил, но его палец коснулся нижней губы, и мне пришлось спешно отвести взгляд, чтобы не начать смотреть на него глазами голодной кошки.
— Повтори монолог, — вдруг приказал он. Не попросил, не предложил, а самым натуральным образом приказал.
Я сначала задохнулась от властного тона, но тут же взяла себя в руки. Он ведь не требует чего-то постыдного. И разве не сама я пришла репетировать? То, что не рассчитывала на лишних зрителей, другой вопрос, но может, он сможет помочь?
Я начала речь Катерины в саду сначала, и Артур тут же нахмурился. Как и на кастинге, он подался вперед, словно пытаясь что-то рассмотреть во мне, но перебивать не стал, и я, дочитав два четверостишия, замолчала.
— Скажи, ты же не девственница? — спросил он таким тоном, каким мог бы поинтересоваться у меня врач-гинеколог.
— Разумеется нет, — возмутилась я, и почему-то вспыхнули щеки. — У меня, вообще-то, парень есть.
— Ну да, ну да, я помню, Максим, — задумчиво произнес Артур, продолжая теребить нижнюю губу и разглядывать меня, как будто я новогодняя елка, на которую нужно повесить еще одну шишку, но он никак не решит, куда именно.
— Почему вы спрашиваете? — решила рассердиться я на столь бесцеремонный и, честно говоря, неуместный допрос.
— Да вот пытаюсь понять. Вроде не девочка уже, знаешь, что такое секс, мужчина даже есть. Так в чем дело? Почему на вполне невинных сценах ты тушуешься, как десятилетний ребенок?
— Я не тушуюсь, — попробовала я возразить. Разговор явно вел куда-то не туда, и мне это не нравилось. Особенно потому, что чувствовала: он прав.
— Разве? А я вижу, что стоит Владу к тебе прикоснуться, как ты вся деревенеешь. Так не должно быть, ты должна отвечать ему, а не прятать эмоции. Этому ведь учат в театральном.
— В театральном у меня все получалось, — с досадой проговорила я, пряча в этой досаде свою неуверенность. Сама-то я прекрасно понимала, что получалось у меня не очень, и виной всему была скованность, о чем не раз мне говорили преподаватели.
Артур никак не прокомментировал мой ответ. Он продолжал прикидывать что-то в своей голове. А я стояла на сцене, освещаемая светом рампы, вся у него на виду в этом кринолине и с высокой прической, осознав вдруг, как сильно открыты мои плечи и шея, и почувствовав даже дискомфорт, от которого по открытым участкам кожи пробежали мурашки. Артур же сидел в полумраке зала, и его выражение лица я могла лишь угадывать. Сегодня он не был облачен во все черное, но выглядеть Мефистофелем от этого не перестал. Я не смогла решить, какой образ нравится мне больше. Темные брюки и свободная белая рубашка, которая снова открывала треугольник на груди с поблескивающим крестиком, ему необыкновенно шли.
— Может, этот Максим тебя не удовлетворяет? — продолжил свой странный допрос Артур.
— Нет, у нас с ним все просто чудесно, — вспыхнула я еще больше, не понимая, стоит ли мне оскорбиться или пропустить хамский вопрос мимо ушей. И ведь если бы он пытался обидеть, я бы терпеть точно не стала. Но Артур спрашивал так, будто решал интересную задачку и пытался получить новые данные для уравнения.
— Тогда ты, наверное, его просто не любишь. А может, он тебя? Хотя, скорее всего, тебе просто сравнить не с кем.
— Ну хватит, — мое терпение все-таки лопнуло, и я поспешила к боковой лесенке, намереваясь спуститься со сцены и покинуть зал.
Сейчас Артур забрался слишком далеко, перешел грань, коснулся тех вопросов, которые не только не имеют к работе никакого отношения, но и его лично не касаются никоим образом. А еще он затронул тему, о которой я запрещала рассуждать даже самой себе. Да, я любила Максима. Но любил ли он меня? Мне стало больно, и я с обидой и злостью подумала, что Артур не имел никакого права так грубо и беспардонно лезть в мою душу.
Сбежать я не успела. Артур просто запрыгнул на сцену и оказался передо мной, заступил мне дорогу. Ну конечно! Я же со своей пышной юбкой не могла двигаться так ловко и быстро, как он. Не удивлюсь, если эти издевательские наряды придумали сами мужчины, чтобы бедные девушки просто не успевали от них смотаться.
Артур вдруг крепко обвил ладонями мою талию, и я оказалась к нему так близко, что перехватило дыхание, а ощущение сильной руки на пояснице показалось ужасно интимным. В нос ударил его запах, не сильный, какого-то незнакомого парфюма, но такой вкусный, что я забыла выдохнуть, желая дольше задержать этот запах в себе. Книга, которую я до этого держала в руках, все-таки свалилась на пол, но Артур даже не посмотрел на упавший реквизит.
— Давай сначала, — вкрадчивым голосом, от которого по позвоночнику пробежал ток, снова потребовал он, продолжая прижимать меня к себе и не отпуская моего взгляда.
— Эта сцена не предполагает объятий, — проговорила я строго, упираясь ладонями в твердую грудь, чтобы отвоевать хоть немного пространства. Точнее, попробовала строго, но получилось скорее жалобно.
— Я думаю, что близость тут не помешает.
Многообещающая улыбка озарила вдруг его лицо, я и подумала, какой же он красивый. Демон-искуситель должен был выглядеть и вести себя именно так, и то ему пришлось бы кое-чему поучиться у господина Данилевского.
— Прочитаю — отпустите? — спросила я.
— Нет, — прищурил Артур свои необыкновенные глаза. — Сначала я хочу увидеть тебя настоящую, твои истинные эмоции, а не глухую стену, которую ты нам всем демонстрируешь.
— Не знаю, что вы имеете в виду, но ваше поведение неприлично.
— Зато я знаю. И ничего неприличного в объятиях мужчины и женщины не вижу. Читай.
Я выдохнула. В конце концов, Влад меня на сцене тоже обнимает, но именно это часто мне мешает собраться. Может, Артур действительно поможет мне раскрепоститься? Только вот объятия Влада просто сильные и дружеские. А от рук Артура показалось, что сейчас вспыхнет кожа. Да что там кожа, вся одежда вот-вот охватится пламенем и осыплется пеплом, оставив нас в костюме Адама и Евы. Я отогнала непрошенные ассоциации и все же начала монолог заново.
Но стоило мне начать, как Артур сжал пальцы, сминая, собирая в них ткань платья на спине. Та тут же натянулась на груди, и я почувствовала, как корсаж трется о нежную кожу. Артур тут же ослабил хватку, будто это было его секундной слабостью, но ощущения ткани на груди, не стесненной бельем, никуда не делись,
