– Тернер, как ее там?
– Элизабет Тернер. Алехандро выследил ее по работам для рекламы и уже продал несколько ее картин.
Я внимательнее взглянул на полотно. У художницы была хорошая техника, и она умела придать фантазии убедительность.
– Может ли он устроить заказ на картину?
– Могу, разумеется. – Алехандро расцеловал Марит в обе щеки, а мне пожал руку. – Вы хотите картину? Вероятно, портрет?
– Не совсем. Где мы можем переговорить?
– В моем кабинете. – Он направился к холлу. – Марит, вы с нами?
Она покачала головой:
– Нет, как ни жаль, я оставлю тебя здесь. Тихо, и займусь подготовкой на завтра. Это сбережет нам время.
Я быстро поцеловал ее.
– Встречаемся у тебя через час?
Она опять покачала головой:
– И снова – нет. Встретимся в "Дэнни Плэйс" около восьми. Пообедай заранее. – Она озорно улыбнулась, но больше ничего не сказала и вышла из галереи. Я, в свою очередь, последовал за Алехандро на верхнюю галерею к двери в дальнем ее конце. Открыв кабинет, Алехандро жестом пригласил меня внутрь.
Здесь было так же просторно и чисто, как в галерее.
Алехандро работал стоя, за старинной конторкой, где не держал ничего, кроме черного телефона, блокнота и письменного прибора. Справа от двери был устроен уголок для переговоров: три удобных кожаных кресла и круглый кофейный столик. Он пригласил меня сесть, но меня задержали картины на стенах. За конторкой я увидел полотно явно кисти Пикассо, только я не мог его узнать. На левой стене висел Моне вместе с Сезанном и Поллоком. Позади, у самой двери, я увидел портрет работы Вьет Хельга, а напротив него – вариант «Подсолнухов» Ван Гога. Присмотревшись, я понял, что, хотя ни в одном каталоге нет этой картины, она столь же прекрасна и очаровательна, как и любая из тех, что я видел прежде.
Алехандро закрыл дверь.
– Вам нравится Ван Гог?
Я кивнул:
– Действительно нравится, но это, конечно, не подлинник. Иначе вы приняли бы куда более серьезные меры предосторожности. С другой стороны, это не копия известной картины, поэтому ее нельзя считать подделкой. Если бы вы решили продать ее в качестве недавно «найденного» полотна, то выручили бы немало. – Я взглянул на него. – Это вы написали?
Он покачал головой:
– Мой жребий в жизни – находить таланты, а не обладать им. Ее написал компаньон, умерший несколько лет назад. Те, другие полотна, написаны другими.
Я усмехнулся:
– Представляю, как соблазнительно было предложить богатому клиенту полотно, которое никто не осмелится отдать на экспертизу, особенно после, скажем, ограбления музея изящных искусств, получившего определенную огласку.
– Да, это было соблазнительно. – Алехандро скрестил руки на груди. – По сути, именно так я впервые стал работать на Койота.
– Как это?
– По каким-то причинам, известным только ему, Койот решил освободить кого-то от бремени частного собрания картин. Среди других полотен там был Дали сомнительного происхождения. – Алехандро сел и, закинув ногу на ногу, обнял колено руками. – Я слышал о краже, а потом мне позвонили. "Я Койот, – сказал мне звонивший. – Ваши люди проделали замечательную работу, и вашим клиентам, несомненно, интересно было бы узнать, насколько она замечательна".
Я присел на краешек кресла напротив него.
– Он вас шантажировал?
Алехандро прикрыл глаза.
– Это был не шантаж в прямом смысле слова, скорее предложение защиты. Он сказал, что я могу получить картины обратно, в обмен на информацию, которая есть у меня и может оказаться ценной для него. Он предположил, что, если бы мы работали вместе, это было бы выгодно для нас обоих.
– Мне не совсем ясно. Что он имел в виду, когда сказал, что вы можете получить картины обратно?
Алехандро улыбнулся, словно кот, слизавший сливки.
– Поразительно, сколько людей боятся повесить картину в комнату, проверенную экспертами по безопасности. Похоже, они считают, что в этой службе любой может стать вором. Пассивного «жучка» и так нелегко обнаружить, а найти «жучка», которого нет, совершенно невозможно.
– Понятно. – На месте Алехандро я тоже был бы удивлен и напуган, получив звонок от Койота, который раскусил меня и предлагает. Интересно было отметить, что Хэла Койот предупредил, а в случае с Алехандро использовал мягкое принуждение. Я догадывался, что, обрабатывая Рока, ему пришлось прибегнуть к более сильным средствам.
– Так что вы хотели бы. Тихо?
– Мне нужен Феникс, на котором гигантский паук-, скрипичник раскинул бы паутину по вершинам цитаделей и Центра. Пусть он цепляется за башню "Лорики Индастриз" или сидит на ней.
– Интересно. А в каком стиле?
Я задумался.
– Пожалуй, как можно ближе к фотореализму. Разумеется, это сюрреалистическая фантазия, только нельзя, чтобы она открывала слишком широкий простор для интерпретации. Оригинал должен появиться на выставке, но не подлежать продаже. Зато неплохо было бы отметить в каталоге, что можно заказать литографии.
Алехандро наклонил голову.
– Приманка. Вы хотите, чтобы я проследил за теми, кто будет о нем спрашивать, так?
– Прямо в точку. – Я встал. – Когда картина будет готова, я заплачу пять тысяч долларов. Кого вы можете предложить?
– Полагаю, вы хотите получить ее как можно скорее. – Я кивнул, и Алехандро мне улыбнулся. – Эстефан Рамирес работает в нужном стиле и быстро. Эти деньги ему пригодятся.
Я припомнил пятна краски на брюках Рамиреса.
– Хорошо. Я верну долг за то, что он для меня сделал. Как скоро?
– Возможно, всего два дня, считая от сегодняшнего.
Он очень быстро работает.
– Замечательно.
Алехандро встал и протянул мне руку:
– Очень приятно было иметь с вами дело, сэр.
– Мне тоже, сэр.
– Есть какие-нибудь мысли насчет названия?
Я кивнул:
– Пусть паук готовится проглотить «Лорику», и мы назовем картину "Пожирающий сообщницу". Если даже эта вещь ничего не вытряхнет, тогда я уже не знаю, что нам может помочь.
Глава 16
Покинув галерею Хигуэры, я решил поесть, прежде чем уйти из Меркадо. В двух псевдомексиканских харчевнях публика мне показалась вульгарной, так что я остановил выбор на китайском ресторане под названием "Сесаме инн". Не знаю, почему они держали филиал в Меркадо, но здесь я обрел знакомое и безмятежное святилище посреди пластиковых ацтекских ягуаров и грингоизированного Мехико.
Я заказал сингтао, поражаясь тому, как Китай умудряется экспортировать продукты, не будучи способным накормить свое собственное население, и устроился в отдельной кабинке. Присматриваясь к тонкой резьбе по дереву и рисункам на рисовой бумаге, я испытал смутное чувство, что когда-то был здесь или в похожем месте, но амнезия свела на нет все мои попытки связать прошлое с настоящим.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
