— Если ты не заботишься о других полисах, подумай о К-Ц, — буркнул он. — Это поможет нам, укрепит нас. Мы обязаны извлечь из этого максимум возможного.
Паоло был ошеломлен.
— Но у нас есть устав! Зачем нам укрепляться? Ты говоришь так, будто полису что-то угрожает.
— Как по-твоему, что будет, если мы найдем тысячу безжизненных планет? Думаешь, устав не изменится?
Паоло не продумывал такой сценарий будущего и ответил не сразу.
— Возможно, изменится. Но из всех К-Ц, где переделывали устав, некоторые граждане уходили и основывали новые полисы на прежний лад. Для начала есть мы с тобой. Можем назвать свой полис Венетти-Венетти.
— После того, как половина твоих друзей отвернется от физического мира? И Картер-Циммерман после двух тысяч лет ударится в солипсизм? И при этом ты будешь счастлив?
Паоло рассмеялся.
— Но… пока таких бедствий не предвидится, верно? Мы нашли жизнь. Очень хорошо, я согласен: это укрепит К-Ц. Эмигранты могли «сгинуть»… но, к счастью, все удалось. Я рад, я горд. Ты это хотел услышать?
— Ты слишком многое принимаешь на веру, — кисло произнес Орландо.
— А ты слишком заботишься о том, что я думаю. Я — не твой… наследник.
Орландо принадлежал к первому поколению, сканированному с живых тел, и долго не мог воспринять простой факт: само понятие поколения потеряло свой древний смысл.
— Ты не нуждаешься в том, чтобы я от твоего имени защищал будущее К-Ц, — отрезал Паоло. — Или будущее сверхчеловечества. Ты сам на это способен.
Орландо выглядел уязвленным — сознательно надетая маска, однако под ней все еще что-то крылось. Паоло ощутил укол жалости, но гордость не позволяла взять эти слова обратно. Отец подвернул обшлага красно-золотых одежд и повторил, исчезая из комнаты:
— Ты слишком многое принимаешь на веру.
За стартом микрозондов наблюдала вся банда, явилась даже Лайсла — правда, она надела траур, приняв вид гигантской темной птицы. Карпал нервно ерошил ее перья. Герман явился в виде членистой гусеницы на шести человеческих ногах с локтями вместо коленей; временами он сворачивался в диск и катался по балкам спутника Пинатубо. Паоло и Элена все еще говорили в унисон — они только что занимались любовью. Герман перевел спутник на низкую орбиту, прямо под один из зондов-разведчиков, и изменил масштабность всего окружения, так что нижняя поверхность зонда, утыканная аналитическими модулями и корректирующими двигателями, казалась замысловатым планетным ландшафтом, закрывающим половину неба. Атмосферные капсулы — керамические, каплевидные, по три сантиметра в длину — выстреливались из стартовых труб, проносились мимо, подобно камушкам, и исчезали во тьме, не пролетев и десяти метров. Все происходило аккуратно и точно, хотя отчасти было изображением действий в реальном времени, а отчасти — экстраполяцией. Паоло думал: «Мы вполне могли бы устроить чистую имитацию… и притвориться, что падаем вместе с капсулами». Элена взглянула на него виновато-предостерегающе и мысленно возразила: «Ага, но зачем тогда вообще их отправлять? Почему бы просто не изобразить океан Орфея, набитый разными формами жизни? И не изобразить заодно всех эмигрантов?». В К-Ц еретичество не считалось преступлением, никого еще не изгоняли за нарушение устава. Однако временами пытались классифицировать все акты имитации, и это ощущалось, как ходьба над пропастью по канату: акты, которые способствуют пониманию физической вселенной (хорошо); акты, которые попросту удобны, дают отдохновение, эстетичны (приемлемо); и те, что служат основой для отказа от реальности (пора подумать об эмиграции).
Голосование о запуске микрозондов закончилось: 72 процента «за», то есть перекрыто требуемое большинство в три четверти; пять процентов не голосовали. (Дело в том, что граждане, созданные после прибытия на Вегу, не допускались к голосованию… в Картер-Циммермане никто и помыслить не мог о подтасовке — Боже упаси!) Паоло удивил такой малый перевес: он слышал только одно правдоподобное объяснение того, как микрозонды могут причинить вред. Интересно, нет ли у проголосовавших против другой, скрытой причины, не имеющей отношения к экологии или гипотетической культуре Орфея? Например, желания и впредь наслаждаться неразрешимостью загадок планеты. Он с некоторой симпатией относился к таким порывам, но куда выше ценил предстоящее удовольствие наблюдения за жизнью Орфея, за ее эволюцией.
Лайсла сказала несчастным голосом:
— Моделирование эрозии береговой линии показывает, что на северо-запад Лямбды в среднем каждые девяносто орфеанских лет накатываются цунами. — Она продемонстрировала данные; расчеты казались достоверными, но теперь в них был только академический интерес. — Мы могли бы и подождать, — настойчиво повторила она.
Герман помахал ей своими глазами-стебельками и спросил:
— Берега, покрытые органическими остатками, да?
— Нет, но условия едва ли…
— Никаких оправданий! — Герман всем телом обвился вокруг балки и радостно задрыгал ножками.
Он принадлежал к первому поколению и был даже старше Орландо — его сканировали в конце XXI века, до того, как образовался Картер-Циммерман. Но за столетия Герман вымел из себя почти все конкретные воспоминания и десятки раз перестроил свое «я». Однажды он сказал Паоло: «Понимаешь, я думаю о себе, как о собственном пра-правнуке. Смерть не так уж плоха, если наращивать ее постепенно. Точная копия бессмертия…».
— Все пытаюсь вообразить, что будет, если другой клон К-Ц натолкнется на что-нибудь поинтересней — вроде существ, роющих ходы в земле, как черви, — пока мы изучаем эти плоты из водорослей, — сказала Элена. Сегодня она облеклась в тело более стилизованное, чем всегда: человеческое, но бесполое, безволосое и гладкое, с невыразительным лицом гермафродита.
— Если они роют ходы в земле, то где они были последние две тысячи лет? — спросил кто-то.
Паоло ответил со смехом:
— Вот именно! Но я знаю, о чем ты думаешь: нашли первую инопланетную жизнь, а она, похоже, разумна не более, чем водоросль. Но заклятье все-таки снято. Находим водоросли каждые двадцать семь световых лет. Может, нервная система найдется через пятьдесят? А разум — через сто?
Он умолк, внезапно осознав, что чувствует Элена: лучше бы не просыпаться, если первая инопланетная жизнь оказалась не тем, чего бы хотелось. Он предложил ей мысленный привой, выражающий приязнь и поддержку — она отказалась и проговорила вслух:
— Мне нужно войти в четкие границы, прямо сейчас. Хочу сама этим заняться.
— Понимаю.
Он разрешил неполной модели Элены, созданной, когда они занимались любовью, исчезнуть из его сознания. Модель не имела разума и уже не была связана с прототипом, но сохранять ее теперь, когда Элена пожелала самостоятельности, было бы в некотором роде проступком. Паоло серьезно относился к близости с женщинами. Его прежняя любовница попросила, чтобы он удалил из себя все, что о ней знал, и Паоло это сделал. Теперь он помнил о ней только одно: она попросила ее забыть.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
