не успокаивался и последовал за ним, не отходя ни на шаг. Когда хозяин и слуга вышли на задний двор, безумие уже оставило Шан Сижуя, силы его иссякли, а душа, казалось, покинула тело. Он снял головные украшения и костюм и сидел в оцепенении перед зеркалом, пока Сяо Лай стирала с его лица грим. Остальных актёров и музыкантов поспешно отослали домой, а два солдата командующего Цао сторожили Шан Сижуя, понятия не имея, что же с ним делать.
Чэн Фэнтай, встав в дверях, холодно его окликнул:
– Шан-лаобань!
Шан Сижуй или не услышал его, или сделал вид, что не слышит, и никак не отреагировал. Сяо Лай бросила на Чэн Фэнтая взгляд и накинула на Шан Сижуя, сидящего с остекленевшим взором, плащ. Чэн Фэнтай, вспомнив его обычный вид, снова взглянул на него теперешнего и почувствовал, что его охватил испуг.
Слуга, который следовал за ним по пятам, принялся торопить его:
– Второй господин, давайте скорее вернёмся, командующий Цао уже заждался вас!
Чэн Фэнтай бросил на Шан Сижуя мрачный взгляд, и гнев, который и привёл его сюда, отступил.
Командующий Цао казался особенно радостным сегодня. Завидев Чэн Фэнтая, он схватил его за шею и заставил пить и есть вместе с ним до отвала. Будучи навеселе, он стукнул рукой по столу и потребовал немедленно показать ему новорождённого барчука. Чэн Фэнтай приказал кормилице принести ребёнка, и командующий Цао, увидев крошечного младенца в пелёнках, одним движением выхватил пистолет.
Гости вскочили со своих мест, бросив еду, а одна служанка разбила тарелку с овощами. Чэн Фэнтай, который переживал о супругах Чан, выпил намного больше, чем две чарки, однако на душе у него по-прежнему было невесело, он сидел не шевелясь с чаркой в руке и не отреагировал на пистолет. В пьяном запале он сказал:
– Пристрели-ка его! Если пристрелишь, будешь мне должен! Возместишь дочерью.
Командующий Цао заплетающимся языком проговорил:
– Такой хорошенький, такой толстенький и белолицый малышок, зачем же его убивать! – Он помахал пистолетом: – Это сделано в Германии, хорошая штука! Семь лет уже со стариком, да! Дарю моему племяннику на первую встречу! Пусть и он станет командующим, когда вырастет! – сказав это, он ущипнул малыша за щёчку, и тот заплакал.
Когда банкет закончился, Чэн Фэнтай вернулся в спальню совершенно не в духе, упал на кан и, зарывшись с головой в ватное одеяло, долгое время ничего не говорил. Вторая госпожа уже слышала, что случилось в саду, но не рассердилась, что происшествие затронуло её двоюродного брата, а лишь со вздохом сказала:
– Этот Шан Сижуй…
Чэн Фэнтай с глубокой ненавистью подхватил:
– Его нужно как следует проучить!
Вторая госпожа хорошо знала его нрав, он наверняка не сможет снести оскорбления, которое невольно нанёс ему сегодня Шан Сижуй, и через день-другой отправится искать его, чтобы расквитаться. Вторая госпожа боялась, что Чэн Фэнтай поднимет шум, который разлетится по городу ветром и дождём, и потому взволнованно проговорила:
– Ты не трогай его, слишком много тех, кто готов встать на его защиту! Он человек известный, трудно сказать, чем всё может закончиться.
Чэн Фэнтай холодно усмехнулся:
– Угу, трогать не буду. Пойду поучу его уму-разуму.
Назавтра как раз было воскресенье, и Чэн Фэнтай решил навестить супругов Чан, чтобы успокоить их. Государство выделило Чан Чжисиню новую квартиру с ванной комнатой в многоквартирном доме, и молодой паре жилось в ней весьма уютно.
Чэн Фэнтай дважды нажал на дверной звонок, и дверь ему открыла горничная:
– Кого ищет господин?
Заспанный Чан Чжисинь, повязывая пояс халата, выглянул из-за спины горничной, чтобы посмотреть, кто там пришёл:
– Господин Чэн?
Чэн Фэнтай с улыбкой проговорил:
– Я же сказал, что я муж твоей младшей сестры, не зови меня господином.
Чан Чжисинь улыбнулся, впустил Чэн Фэнтая внутрь, и сам, переодевшись, оперся о подоконник рядом с Чэн Фэнтаем, чтобы поговорить с ним.
Чэн Фэнтай спросил:
– Как двоюродная невестка? С ней всё хорошо?
Чан Чжисинь посерьёзнел:
– Не то чтобы хорошо. Вчера от всей этой шумихи у неё заболело сердце, она не спала всю ночь, думая уехать из Бэйпина. Только под утро она насилу успокоилась и сейчас отдыхает.
Чэн Фэнтай сказал:
– Я правда прошу извинить меня за вчерашнее. Это моя вина, я недостаточно предусмотрителен.
Чан Чжисинь улыбнулся:
– Здесь нет твоей вины. Ты ведь всё это время был в Шанхае, как ты мог знать о том, что происходило тогда в Пинъяне.
Чэн Фэнтай сказал:
– Нет, я знал, что случилось. Просто не ожидал, что Шан Сижуй до сих пор таит на вас обиду да ещё устроит такую жестокую сцену, – это всё моя крайняя невнимательность. Но, старший шурин, на этот раз вы не должны молча стерпеть оскорбления, как было тогда, и оставить это просто так, ведь, работая в судебной палате, это нельзя позволить. Шан Сижуй просто дерзкий безумец, что страшного он может сделать вам, кроме как выплеснуть на вас ушат грязи?
Его прямота и честность взяла Чан Чжисиня за самое сердце, породив у того чувство, что они и впрямь братья. Он сел рядом с Чэн Фэнтаем и завёл разговор по душам:
– Я не боюсь Шан Сижуя. Но вот Мэнпин, твоя двоюродная невестка, боится его до смерти!
Чэн Фэнтаю показалось, что он и правда делает из мухи слона:
– Чего бояться какого-то актёришки?
Как раз в этот момент горничная принесла им две чашки с чаем, Чан Чжисинь хотел было что-то сказать, но промолчал, вместо этого он дал горничной наказ:
– Пойди купи какие-нибудь закуски, только не обжаренные в масле, от них у госпожи болит живот. Посмотри, есть ли баоцзы с овощами и соевое молоко.
Кивнув, горничная ушла, а Чан Чжисинь прикрыл двери спальни и подал Чэн Фэнтаю сигарету, сам он тоже закурил и начал рассказывать:
– Есть вещи, узнав которые, люди могут извратить, а потому я рассказал об этом только Фань Ляню, а сейчас сообщу и тебе.
Чэн Фэнтай насторожённо кивнул.
Чан Чжисинь заговорил тихим голосом:
– В тот год в Пинъяне Шан Сижуй с кучкой базарных баб из труппы «Шуйюнь» загнали Мэнпин в безвыходное положение, ни один театр или труппа не смели принять её, к тому же Мэнпин осталась должна огромную неустойку, и всё, что она накопила, ей пришлось отдать. Мэнпин пришлось давать уличные выступления, будто она попрошайка, что просит милостыни. Обо всём этом ты наверняка слышал.
Но эти подробности Чэн Фэнтаю были неизвестны.
– Но знаешь ли ты, что ещё сделал Шан Сижуй? Он подговорил уличных хулиганов, и те стали приставать к Мэнпин. Если бы я опоздал в тот
