Неподдельная радость товарища заставила Серегу окончательно забыть о размолвке.
– Окрестности осматривал. На всякий случай, – уклончиво ответил он.
– Жалко, что тебя не было. Тут такие дела творятся!
Серега насторожился.
– Что случилось? – осипшим от волнения голосом спросил он.
Илью слишком переполняли новости и грядущие планы, чтобы заметить беспокойство приятеля.
– Ко мне аборигены приходили. Сначала девчонки, а потом ребята местные. Прикольные чуваки. Прикинь, они все думают, что я из рая свалился.
Серега слушал, как Илья в красках описывал дневные визиты, как обучал здешних играть в шашки и получил за это зайца. Илья был неплохим рассказчиком. Если бы не нынешнее плачевное положение, Серега от души бы посмеялся над его байками. Самому ему было нечего рассказать про прошедший день. Разве что посмеяться над тем, как он обознался, приняв корягу за труп. Но во-первых, он не обладал таким красноречием, как Илья. А во-вторых, даже по прошествии времени ему было не смешно, когда он вспоминал охвативший его в лесу ужас.
Между тем Илья с воодушевлением сказал:
– Я такую фишку придумал – закачаешься. С завтрашнего дня мы тут большое дело развернем. Только ты мне поможешь. Ты в истории сечешь? – спросил Илья.
– Не то чтобы очень. Просто книжки исторические люблю.
– Годится. А то я в истории вообще слабоват. Чего не знаем, там туману напустим. Будем центурии писать.
– Чего?
– Вроде Нострадамуса. Предскажем все, что вспомним.
– По-моему, у тебя на почве славы крыша поехала. И как ты эти центурии подпишешь? Илья Кречетов, ученик средней школы?
– Я об этом не подумал. Да, прокольчик вышел, – Илья расстроился, но ненадолго: – Ничего. У меня еще одна мулька есть. Будем нести культуру в массы.
– Это как?
– Казино откроем. Шашки там, шахматы. Карты на бересте нарисуем. И народ просветим, и заработать можно. Я уже зайца заработал.
– Ты что тут навечно собрался остаться?
– Нет, но надо же как-то крутиться, пока я не узнаю, что к чему.
Беспечность Ильи возмутила Серегу до глубины души. Выходит, пока он носится как угорелый и пытается любой ценой найти способ вернуться домой, Илья развлекается и не думает что-либо предпринимать. Серега едва не задохнулся от возмущения и в сердцах воскликнул:
– Никогда ты ничего не узнаешь! Колдун занюханный. Ты просто боишься посмотреть правде в глаза. Тоже мне основатель Лас-Вегаса.
– Чего ты обиделся? Чего я такого сказал?
– Ничего. Ты лучше будешь в бирюльки играться и дрожать за свою драгоценную шкуру, чем хотя бы раз поступишь по-мужски, – с презрением выпалил Серый и опрометью выскочил из избы.
Заметив волкодава, Строжич подозвал его:
– Явился, гулена. Иди-ка я тебе каши дам. Изголодался, небось.
Серый подошел к миске. Странно, но есть не хотелось. После происшествия в лесу голод исчез. Стоило подумать о еде, как ему чудился смрадный запах и к горлу подступала тошнота.
«Что это я, совсем, что ли, с ума сошел? Там же была всего-навсего коряга», – напомнил он себе, но прежней уверенности не было. Если бы он мог с кем-нибудь посоветоваться, но кроме Ильи собеседников у Сереги не было, а после очередной стычки откровенничать с ним и делиться своими сомнениями не хотелось.
Он знал, что не успокоится до тех пор, пока не пойдет на злосчастную поляну и не удостоверится, что из-под земли торчит коряга. А вдруг это все же рука? Что если там захоронено тело? При этой мысли охота идти в одиночку отпала. Серый снова подумал о колдуне.
Ночь черной кошкой спрыгнула на землю. Она, как предвестница бед, на неслышных лапах прокралась по лесу, а на небе, точно фосфоресцирующие глаза хищников, загорелись желтые огни звезд. Некоторые из них мигали, щурясь во тьме. Другие смотрели жестко и прямо. Под их всевидящим взором мир притих. Лишь сверчки стрекотали в траве, баюкая и навевая сон. А может быть, это был не стрекот сверчков, а утробное урчание коварной ночи? Берегись задремать, потому что стоит тебе смежить веки, как она тотчас вонзит в тебя острые, как кинжалы, когти кошмаров.
Ночь принесла облегчение от изнурительной дневной жары, но в избе было по-прежнему душно. Только под утро свежие струи воздуха проникали в застойный, густой воздух помещения и приносили с собой прохладу. Несмотря на духоту, избалованный цивилизацией Илья не представлял, как можно спать под открытым небом, и упорно укладывался на полатях.
Серый обычно спал на полу, подле него, но в эту ночь остался на улице. Густая, всклокоченная шерсть волкодава была для него и матрасом, и одеялом. После ссоры ему было неприятно видеть Илью, и он нарочно избегал встреч.
Примяв местечко в траве, Серый устроился на ночлег. Однако в ту ночь ему так и не удалось отдохнуть. Едва он засыпал, как пережитый днем шок просачивался в сновидение, безжалостным буром ввинчиваясь в мозг. Ему снилось, что из-под земли вылезала скрюченная, почерневшая рука. Она тянулась к Сереге, пытаясь ухватить его корявыми пальцами. Серый отпрянул, но на что-то наткнулся. Обернувшись, он увидел вторую руку, потом третью, четвертую, пятую… Одна за другой они вырастали из-под земли и зловеще шевелили пальцами, как хищные растения в поисках жертвы. Крик застрял в горле у Серого. Он рванулся и проснулся.
Уши чутко ловили каждый шорох, будто ожидая продолжения кошмара наяву. Некоторое время он сидел, вглядываясь в темноту. Убедившись, что все спокойно, он свернулся калачиком, чтобы попытаться поймать обрывки сна. Голова пухла от невеселых мыслей. Казалось, с тех пор как он перенесся в прошлое, прошли не дни, а годы.
Незаметно он задремал, и его снова обступили липучие призраки. Ему чудилось, что он очутился на ярко освещенной улице Лас-Вегаса. Повсюду мигали и переливались мириады огней. Призывно распахнутые двери казино ждали гостей, но город был пуст. И тут Серега увидел Илью. Тот стоял возле горящего всеми цветами радуги входа в казино и жестом подзывал Серегу зайти. Серега взбежал по ступеням, ступил в полутемный зал. Илья, ухмыляясь, сообщил: «Сегодня в казино главный розыгрыш – собачья шкура».
Серегу со всех сторон обступила толпа. Среди них Серега узнал одноклассников и учителей. С искаженными яростью лицами они начали скандировать: «На живодерню!» И тут Серый с ужасом увидел, как его руки и ноги превратились в собачьи лапы. Он хотел сказать, что произошла ошибка, но язык словно отнялся. Круг сжимался все плотнее. Серега заметался и снова вырвался из сновидения в благословенную лунную ночь.
Вконец измученный, он понял, что поспать ему не удастся, и сдался. Наяву страхи отступали. Даже темная стена леса вовсе не казалась зловещей. К тому же здесь Серега был не один. Строжич тоже перебрался на летний ночлег, как только отпала необходимость дежурить возле постели больного. Живописная лежанка колдуна была устроена на деревянном настиле, примощенном на ветвях раскидистого дерева. Время от времени слышалось шуршание соломы, когда старик поворачивался с боку на бок, а изредка он с присвистом всхрапывал.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
