но предварительно ее били плеткой.
— Господи! — вырвалось у Нико.
Теперь Доминик переходила к самому главному:
— Груди вырезаны, и, судя по всему, преступник унес их с собой.
— Как ты это объясняешь?
— Тот, кто проделывает подобное, имеет проблемы с материнским образом. Может быть, мать его била или бросила, когда он был маленьким.
Нико поднялся, за ним и Доминик Крейс.
— Можете начинать, — отдал приказ комиссар, кивнув Кривену и Видалю. — Обрежьте веревку так, чтобы сохранился узел, мы отдадим это в лабораторию.
Пьер Видаль вытащил из чемоданчика резиновые перчатки и раздал присутствующим, потом принялся за методичный осмотр. То и дело раздавались щелчки фотоаппарата, комментарии он записывал на магнитофон. Видаль старался не пропустить ни единой зацепки, ни намека на отпечаток пальца, искал любое, даже косвенное, подтверждение личности убийцы. В конце концов он зарисовал комнату и удостоверился, что ничего не пропустил в описании: расстановка мебели, предметов, положение тела, замечания о «сопутствующих обстоятельствах».
Тем временем комиссар Сирски отдал приказ Давиду Кривену обыскать квартиру.
Доминик Крейс удалилась: в ее присутствии в настоящий момент не было никакой необходимости.
2. Начало расследования
Работу они закончили только к ночи. Тело увезли на набережную Рапе в Патологоанатомический институт для проведения вскрытия по распоряжению прокуратуры. Комиссар Сирски решил вернуться на набережную Орфевр и расспросить Поля Террада. Кривен же отправился поторопить пятого и шестого номеров их группы: они уже начали обходить здание, где жила жертва, и кафе на площади, — может, какая-нибудь деталь наведет на след…
Нико проехал по бульвару Сен-Мишель до набережной Сены, повернул в сторону Нового моста и оказался на острове Сите. Уголовная полиция на набережной Орфевр, между Дворцом Правосудия, Парижской префектурой, больницей Отель-Дье и собором Парижской Богоматери, была создана в 1891 году. Во все времена здесь работала полицейская элита, воплощением которой бригада и была. Нико Сирски поступил сюда с гордостью. Окажутся ли они на высоте положения и теперь?
Заместитель директора Уголовной полиции Мишель Коэн ждал его. Хоть часовые стрелки и приближались к девятнадцати тридцати, на набережной Орфевр работали как в разгар дня. Преступления и правонарушения никогда не смогут уложиться в тридцатипятичасовую рабочую неделю… Несмотря на свои сто шестьдесят пять сантиметров роста, Коэн сумел заставить все бригады Уголовной полиции уважать себя. Тонкие и извращенные политические игры часто задевали и обитателей этого дома: делались назначения, за которыми следовали невнятные распоряжения. Министерские разборки, разрушенные карьеры — здесь все было возможно. Он был матерым профессионалом, политические симпатии его никому не были известны, да и вырос на набережной Орфевр: сначала светская бригада, потом — образцовая карьера. Вот уже пять лет он управлял центральными бригадами парижской Уголовной полиции. В коридорах набережной Орфевр даже ходили слухи, что этот человек имел наглость отказаться от главной дирекции Уголовной полиции, и все, чтобы не попасть в тиски политической зависимости. Тем более что результаты голосования в последние годы предлагали такое множество вариантов…
Коэн со своего третьего этажа поднялся на четвертый, в кабинет Нико Сирски. У этого невысокого, худощавого мужчины с черными вьющимися волосами, крупным носом и выдающимися густыми бровями были живые глаза. В пальцах он мял одну из своих толстых сигар, которые прилежно потреблял. Нико чуть не задохнулся от терпкого дыма, но Мишель Коэн не обратил на это внимания.
— Ну, мальчик мой, — с обычным напором начал Коэн, — как всегда, на амбразуре?
Разница в возрасте у них была тринадцать лет, и Коэн всегда относился к Нико с этакой отеческой привязанностью. Нико был его протеже, иначе говоря, духовным сыном. Знали об этом все и иногда подсмеивались. Однако репутацию Нико создавала его работоспособность, суровость, он блестяще вел расследования и прекрасно руководил людьми. Конечно, завидовали ему чрезвычайно. Возглавить криминальную бригаду в тридцать восемь лет — рекорд, есть о чем поговорить.
— Я говорил с нашим психологом, юной Крейс, — не удержался Коэн. — Есть две возможности. Либо вся эта мизансцена — уловка, оркестрованная кем-то из близких для того, чтобы предложить нам в качестве подозреваемого убийцу-психопата, либо это действительно больной, который не имеет ничего общего с жертвой и для которого это только начало. Как бы там ни было, это никакой не бродяга: преступление тщательно продумано.
Нико кивнул. Коэн любил сопоставлять доходившую до него информацию, а главное, ему нравилось демонстрировать, что он преуспел там, где остальные еще только начинали делать выводы. Начальником-то все-таки был он, и тут не возразишь.
— Судя по всему, зрелище было не из приятных, — заключил Коэн, как будто обращаясь к собеседнику за подтверждением.
— Жертве пришлось туго, — ответил Нико. — Можно только надеяться, что умерла она быстро.
— На это дело необходимо бросить все силы. Профессор Вилар уже работает, ночью у нас будет ее доклад.
Профессор Армель Вилар руководила Патологоанатомическим институтом. Профессионалом она была прекрасным и ничего не оставляла на волю случая. Нико обрадовался, что за экспертизу взялась она сама, и можно было не сомневаться, что Коэн разделял с ним это чувство.
Нико прервал молчание:
— Привезли Поля Террада. Я его сейчас допрошу. Группа Кривена работает на месте, стараются выяснить, чем жертва занималась в этот день. Что она делала, после того как встала с постели, куда ходила?.. Кого она могла встретить? На все эти вопросы мы должны ответить.
— Отлично. — Мишель Коэн удовлетворенно кивнул. — Продолжайте в том же духе. Подобное убийство — редкость, так что сообщай сразу, если что-то будет. Кстати, прокурор просил позвонить ему вечером.
— Конечно, обязательно, — ответил Нико самым спокойным тоном, на который только был способен.
Патрон проверял его, Нико это чувствовал. Сможет ли он вести дело и добиться результатов в столь необычной обстановке? Самый настоящий вызов тому, кого Коэн видел своим преемником. Тем более что если политические интриги его не очень-то касались, то вот с Министерством юстиции отношения складывались непросто. Они ждали от него установления строгой дисциплины в отношении офицеров Уголовной полиции. Разве не благодарили уже однажды одного директора парижской Уголовной полиции за то, что он запретил своим людям участвовать в операции, начатой судебным ведомством, под предлогом того, что ему неизвестны ее цели? От борьбы властей не спрячешься, к тому же она порой вредит работе.
Мишель Коэн направился к своему кабинету, не отказав себе в удовольствии привычно похлопать комиссара Сирски по плечу. Нико сообщит по телефону прокурору Республики мрачные детали с места преступления. Может быть, это убедит прокурора открыть судебную информацию. Через несколько дней Министерство по общественным связям должно было назначить специального судью для ведения дела.
