Девушка ощутила дурноту и, сделав несколько шагов, потеряла сознание. В себя она пришла в больнице – в результате террористического акта, помимо Кирилла Павловича, который оказался в эпицентре мощного взрыва, погибли семь человек и более пятидесяти получили ранения и увечья. От великого князя остались только ошметки парадной офицерской формы и чудом уцелевшая Андреевская лента, повисшая на фонарном столбе.
* * *
Французская газета «Le Parisien» об убийстве великого князя Кирилла Павловича, 31 октября 1921 года:
«ГРОМКАЯ» СЛАВА НЕСОСТОЯВШЕГОСЯ РУССКОГО ИМПЕРАТОРА:
АНАРХИСТ ВЗРЫВАЕТ КИРИЛЛА ПАВЛОВИЧА РОМАНОВА!
«...сила разорвавшейся бомбы (два с половиной фунта жидкого нитроглицерина) была такова, что великого князя, уже видевшего себя русским царем с короной Романовых на голове, разорвало в буквальном смысле слова в клочья. Месье Морис С., жилец одного из близлежащих домов, доставил в полицию мужской сапог, в котором находилась человеческая ступня: эту страшную находку почтенный буржуа обнаружил на собственном балконе. И сапог, и ступня принадлежат несостоявшемуся русскому императору Кириллу Первому...»
* * *
Убийство наиболее вероятного претендента на вакантный русский престол наделало много шума. Террористом оказался студент Сорбонны, увлеченный коммунистическими идеями. Он преклонялся перед вождями русской революции и решил уничтожить «императора», чтобы тот не сплотил вокруг себя силы, способные начать войну против Советской России.
Мари выписали из больницы следующим утром. Все газеты сообщали об ужасном террористическом акте и выдвигали свои предположения относительно того, кто станет новым императором.
В особняке девушку встретил заплаканный Артюр. Он получил от полиции сапог Кирилла Павловича и носился с ним, как с драгоценной реликвией.
– Мари, ты должна была защитить своего царя! О, если бы я только был подле Кирилла! Что же теперь будет?
Оглашение завещания Кирилла Павловича состоялось через неделю после церемонии пышных похорон. Газеты отмечали пикантную подробность – в гробу лежала окровавленная Андреевская лента и сапог: больше от «императора» ничего не осталось.
Кирилл Павлович обладал огромными капиталами. Все движимое и недвижимое имущество он завещал своему «личному секретарю» Артюру. Молодой человек, закатив к потолку наполнившиеся влагой глаза, прошептал:
– О, я знал, что император не забудет обо мне и после смерти!
Мари не получила ничего, ее имя вообще не упоминалось в завещании. Когда адвокаты покинули особняк, Артюр заявил:
– Мари, я не собираюсь торопить тебя, но... Думаю, тебе лучше всего съехать отсюда сегодня, ну, так и быть, завтра!
На прощание Артюр протянул Мари две бумажки по сто франков и медальон с изображением Кирилла Павловича. Девушка сняла крошечный темный угол на мансарде в доме по Рю Мартель. Что ей делать? Отправиться в Бертран, где правят Мишель-Оноре и родная сестра Кирилла Павловича?
Мари решила остаться в Париже. Она не собирается ни у кого клянчить денег и становиться бедной родственницей. Настало время начать новую жизнь!
Новая жизнь оказалась вовсе не такой, какой Мари ее представляла. Двести франков закончились очень быстро – ведь помимо комнатушки ей приходилось питаться и одеваться, а наступали холода.
Она думала, что найдет работу секретарши или журналистки – ее приняли в нескольких редакциях, внимательно выслушали, а на следующий день эти издания выпустили сенсационные статьи «Откровения дочери убитого императора» и «Принцесса оказалась на улице».
Комнатку Мари осаждали настырные репортеры. Хозяин, не выдержав, выставил девушку на улицу.
– Мне не нравится, что они донимают меня и жильцов, – заявил он. – Если вы русская принцесса, то поищите себе подходящий дворец!
Мари пришлось прятаться от «желтой» прессы, и через несколько недель от нее отстали, о ней забыли, ее предоставили самой себе. Найти работу оказалось непросто. Мари то и дело сталкивалась с петербургскими знакомыми – генерал Станевич батрачил швейцаром в отеле «Ритц», графиня Ульрих перебивалась стенографией, семейство золотопромышленника Дольгарина открыло мастерскую по пошиву одежды.
Прошло три месяца, и когда Мари предложили работу горничной (хозяйка, пожилая парижанка, долго пытала ее, проверяя, в самом ли деле Мари – падчерица «того самого взорванного русского царя»), девушка моментально согласилась.
Мадам Совари принадлежало несколько фабрик по производству кондитерских изделий. Она гордилась тем, что стала миллионершей.
– Я начинала в прачечной, – заявила она Мари, – мой отец был нищим бретонским крестьянином, у меня, в отличие от вас, милочка, не было ни фамильного состояния, ни аристократического происхождения. Вы должны научиться работать!
Мадам Совари и две ее дочери всячески шпыняли Мари, и девушка поняла – ее взяли горничной только для того, чтобы говорить знакомым:
– Дорогая, знаешь, кто заправляет мне постель и чистит ковры? Та самая Мари, падчерица убитого императора!
Многие из любопытных навещали мадам Совари, чтобы взглянуть на Мари. Ей было до слез обидно, но она не могла бросить работу.
От рассвета до заката Мари и десять других горничных наводили порядок в огромном особняке. Мадам Совари была чрезвычайно придирчивой, заглядывала в поисках пыли под каждую кровать, постоянно жаловалась на нерасторопность и глупость прислуги.
Мари смирилась с тем, что проведет остаток жизни в горничных. Мадам не такая уж и строгая, иногда бывает весьма милой, особенно когда вспоминает о молодости. Ее дочери немного капризные, могут ударить по лицу, если подашь им не то платье или слишком холодное или слишком горячее какао, но это ничего. Платит мадам не очень много, это и понятно: Париж переполнен рабочей силой – масса эмигрантов из России, еще больше девиц из провинциальной Франции, которые, как бабочки на свет, слетелись в столицу в поисках лучшей доли.
Мадам Совари обожала давать приемы, желая продемонстрировать всем богатство и могущество, которых она достигла. После таких обедов служанкам и горничным милостиво дозволялось лакомиться тем, что не доели господа. Как-то Мари столкнулась с Артюром: тот сорил деньгами, которые достались ему по завещанию Кирилла Павловича. Молодой человек сделал вид, что не узнал Мари. Когда она подавала ему кофе, он намеренно толкнул ее. Горячий напиток выплеснулся на белоснежную манишку.
– Мари! – в ярости закричала мадам Совари.
Артюр злобно улыбнулся и, отшвырнув смятую салфетку, произнес:
– Мадам, у вас чрезвычайно неловкая прислуга. Мне пора!
Хозяйка вытащила Мари в коридор и обрушила на нее град оплеух.
– Дрянь, мерзавка, тупица, неловкая гусыня, идиотка! – визжала мадам. – Тоже мне, принцесса на горошине! Он – почетный гость, возможный жених для одной из моих дочерей, а ты облила его кофе. Ты уволена!
Мстительный и мелочный Артюр этого и добивался, поняла Мари.
– Уволена, слышишь, принцесса? Выметайся из моего дома сейчас же, или я вызову полицию, и тебя упекут в каталажку!
Мадам Совари задыхалась, выплевывая ругательства: утонченная и изнеженная столичная дама уступила место визгливой и грубой торговке.
– Вынуждена вас разочаровать, мадам, – сказала Мари. – Ваши планы выдать одну из дочек замуж за Артюра вряд ли сбудутся – он был любовником моего отчима!
Оставив мадам с выпученными глазами и открытым ртом посреди коридора, Мари наскоро собрала вещи и покинула особняк. У нее было около двадцати франков, этого хватит на неделю, а что дальше?
Мари брела по улице – справа и слева от нее возвышались громады особняков. Те, кто живет там, не ведают нужды и не знают забот. Почему на ее долю выпало столько несчастий? Мадам Совари позаботится о том, чтобы она не нашла себе работы.
Поддавшись внезапному импульсу, Мари перелезла через ограду одного из особняков – в отличие от остальных, окна в нем не светились. Хозяева в отъезде! Она не воровка, она только возьмет немного еды и денег.
Мари обошла особняк – никого. Разбив чемоданом окно, она влезла на кухню. В животе заурчало, когда девушка наткнулась на головку сыра и свешивающийся с потолка свиной окорок. Она ведь с утра ничего не ела. И хозяева не будут против, если она позаимствует совсем немного.
Она с наслаждением вонзила зубы в ломоть окорока. Девушка и не услышала, как дверь на кухню распахнулась. Сверкнула свеча, кто-то провизжал:
– Стоять или я стреляю! У меня ружье!
Владельцы особняка были в отъезде, но старый дворецкий охранял дом. Услышав звон бьющегося стекла, он схватил ружье и вызвал по телефону полицию. Мари арестовали на кухне, она так и не успела толком перекусить.
Она пыталась объяснить, что у нее и в мыслях не было ничего плохого, но никто не слушал девушку. Мари забрал полицейский фургон, который доставил ее в участок. Последовала рутинная процедура снятия отпечатков пальцев – при помощи валика Мари вымазали ладони черной краской и приложили их к бумаге, сделали фотографии – анфас и в профиль, завели протокол.
