Это была правда. Кто бы ни распорядился сжечь Питера Клеменса, он сделал все так, что никому и в голову не могло прийти, будто эта смерть дело рук обычных разбойников и грабителей. Если этот человек надеялся таким образом отвести подозрение от себя и своих людей, он совершил ошибку. Однако безупречная честность значила для него больше, чем безопасность. Убийство входило в разряд ужасных, но понятных поступков, а вот допустить ограбление мертвеца он не мог.
Глава девятая
Ночью ударил мороз, предвещая целую неделю холодов. Снега не было, жгучий восточный ветер гулял по холмам, лесные птицы перебирались ближе к жилью, где им могли перепасть крохи со стола человека, и даже лисы прокрадывались ближе к городу. Так же повел себя и некий неизвестный, который иногда, как хищник, таскал одну-другую курицу из загона или кусок хлеба из кухни какого-нибудь отдаленного дома. Городским властям от хозяев усадеб, расположенных вблизи границ с предместьем, стали поступать жалобы на кражи из амбаров, стоявших вне оград, и из курятников, причем виноваты в этом были вовсе не лисицы или другие хищные звери. Один из жителей Долгого Леса принес в город даже рассказ об убитом месяц назад и выпотрошенном олене, что свидетельствовало о наличии у мародера хорошего ножа. Теперь холод гнал тех, кто скрывался в диких местах, ближе к городу: можно было проводить ночи в хлеву или сарае, где все-таки теплее, чем в открытом лесу.
Король Стефан этой осенью задержал при дворе шерифа Шропшира, приехавшего к Михайлову дню отчитаться, как обычно, о положении дел в графстве, а потом взял его с собой, когда отправился к графу Честерскому и Вильяму Румэйру в Линкольн, так что дело о разорителе курятников вместе с другими делами о нарушении мира и порядка во владениях короля попало в руки Хью.
- Вот и ладно! - сказал Хью. - Все равно хорошо бы без помех закончить дело Клеменса, раз уж оно зашло так далеко.
Он хорошо понимал, что, если он хочет сам довести его до конца, у него остается не слишком много времени, потому что король рассчитывал быть к Рождеству обратно в Вестминстере, а значит, и шериф может вернуться в свое графство буквально через несколько дней. А лесной дикарь орудовал на восточном краю леса, что вызывало у Хью интерес по ряду причин совершенно иного рода.
В стране, измученной гражданской войной, где трудно было сохранить законность и порядок, всякий дурной поступок приписывался какому-нибудь беглецу, прячущемуся в диком лесу, и такое предположение часто оказывалось верным. Хью не питал особых надежд и был очень удивлен, когда один из его сержантов, торжествуя, доставил в тюрьму замка вора, обкрадывавшего недостаточно осторожных жителей предместья. Торжество было вызвано не личностью пойманного - именно такого и ожидали, - а тем, что у него нашли кинжал с ножнами. Это свидетельство его злодеяний сержант и передал Хью. На кинжале оставались еще следы запекшейся в пазах клинка крови - видать, чьей-либо курицы или гуся.
Это был очень красивый кинжал, с украшенной крупными камнями рукояткой такой формы, чтобы кинжал удобно было держать в руке; металлические ножны были обтянуты тисненой, некогда цветной кожей, теперь почерневшей, потерявшей краски, а возле острия совсем стершейся. На ножнах еще висел кусок тонкого кожаного ремешка. Хью уже видел раньше петлю, к которой этот кинжал или его собрат, очевидно, крепился.
Войдя в теплое помещение внутренней тюрьмы замка, Хью бросил быстрый взгляд вокруг и приказал стражнику:
- Давай его сюда.
В очаге горел хороший огонь, и рядом стояла скамья.
- Сними с него цепи, - велел Хью, только глянув на развалину, которая некогда была крупным мужчиной, - и пусть сядет к огню. Если хочешь, стереги его, но сомневаюсь, чтобы он попытался бежать.
Пленник мог бы выглядеть внушительно, если бы на его крупных, длинных костях сохранились мускулы, но он был совершенно истощен, и, несмотря на наступившую зиму, на нем не было ничего, кроме жалких лохмотьев. Наверное, он был не стар, об этом говорили его глаза и спутанные бесцветные волосы, да и его руки и ноги, хоть и невероятно худые - одни кости, обтянутые кожей, двигались, как у молодого. Оказавшись у огня и согревшись после сильного мороза, он раскраснелся и даже как будто распрямился, став почти своего обычного роста. Однако голубые глаза на лице с ввалившимися щеками по-прежнему с немым ужасом смотрели на Хью. Он был похож на попавшего в ловушку дикого зверя, который весь напрягся в ожидании удара. Не переставая, он тер запястья, с которых только что сняли тяжелые цепи.
- Как твое имя? - спросил Хью настолько мягко, что человек, застыв, уставился на него, боясь поверить, что к нему обращаются таким тоном.
- Как люди зовут тебя? - терпеливо повторил Хью.
- Харальд, милорд. Меня зовут Харальд. - Раздался звук, похожий на перестук костей скелета, и хрип, низкий, сухой и слабый, - у человека был кашель, который все время мешал ему говорить. А имя у него было такое же, какое некогда носил король, и было это на памяти еще поныне живых стариков, таких же светловолосых, как этот несчастный, сидевший перед Хью.
- Расскажи мне, откуда у тебя кинжал, Харальд. Ведь это оружие богатого человека. Да ты и сам, наверное, понимаешь. Посмотри, как искусно он сделан и украшен драгоценными камнями. Где ты нашел его?
- Я не крал, - проговорил несчастный, дрожа, - клянусь! Его выбросили, он никому не был нужен...
- Где ты нашел его? - спросил Хью чуть резче.
- В лесу, милорд. Там есть место, где жгут уголь. - Он описал поляну, заикаясь и моргая, стараясь многочисленными подробностями убедить в том, что говорит правду. - Там был погасший костер. Я брал иногда оттуда дрова, но жить так близко от дороги я боялся. Нож лежал в золе, его потеряли или выбросили. Он никому не был нужен. А мне нужен... - Он затрясся, глядя на бесстрастное лицо Хью полными ужаса светлыми глазами. - Я воровал, чтобы только не умереть с голоду, милорд, клянусь.
Наверное, к тому же он был не очень удачливым вором, поскольку дошел до крайней степени истощения, и непонятно было, как он вообще еще жив. Хью глядел на него с интересом, строго, но не слишком сурово.
- И давно ты в бегах?
- Вот уже четыре месяца, милорд. Но я никогда не убивал и воровал только еду. Нож нужен был мне для охоты...
"А, ладно, - подумал Хью, - обойдется король без одного-другого оленя. Этому бедняге они были нужнее, чем Стефану, и по справедливости Стефан должен бы сам отдать их ему". Вслух Хью произнес:
- Человеку не прожить в лесу теперь, когда пришла зима. Тебе лучше побыть какое-то время тут у нас, Харальд. И кормить будут тебя каждый день, хоть и не олениной.
Хью повернулся к сержанту, настороженно прислушивавшемуся к разговору:
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
