Райан и раньше одевался перед лежащими в постели девушками. И при этом всегда что-то болтал, что заставляло их смеяться, хихикать или улыбаться, а он снова хватал их, боролся, скатывался вместе с ними с постели, шлепал по голой заднице и говорил: "Пока!" С одними потом снова встречался, с другими – нет. Ему нравились девушки. Он никогда не принуждал девушку ложиться с ним в постель, если ей того не хотелось. Никогда не говорил: "Пошли, если ты в самом деле меня любишь". Джек забавлялся с девушками, а девушки забавлялись с ним. Думал, что позабавился и с Нэнси. Но теперь не был уверен, что это была просто забава.
Каждая другая девушка, которую Райан мог вспомнить, была для него живой личностью, а вот считал ли он когда-нибудь таковой Нэнси? Он не мог себе представить ее в одиночестве. Не мог представить зевающей, когда никто не видит. Впрочем, и десятидолларовую девку на заднем сиденье фургона, с двумя парнями и пивом по доллару за бутылку, он тоже не представлял личностью. Но думать об этом не было никакого смысла, и Джек снова увидел себя со стороны, шагающим в темноте по песку, при набегающем прибое.
Он поставил пивную коробку, сложил ладони лодочкой, прикуривая на ветру сигарету. Увидел свои руки в пламени спички. И отправился дальше – хваткий пес Джек Райан, который только что в очередной раз переспал, а теперь покуривает сигарету.
Вот Леон Вуди скажет...
Нет, Леон ничего не скажет. Это скажет он сам. Скажет, что хваткий пес только и думает, будто в очередной раз переспал, как любой хваткий пес, считающий себя хватким псом. Но это действительно было – он переспал. Попал на крючок, переспал и успокоился.
Но как бы то ни было, сейчас в первую очередь надо что-то сделать с пивной коробкой. Приближаясь к "Бей-Виста", Райан думал о пустом участке рядом с домом мистера Маджестика.
* * *
Джеки был точно таким, каким должен был быть, по мнению Нэнси. Очень простой, но держит себя под контролем и основательный. Как бы естественный. Аккуратное тело – костлявое, мускулистое, очень подвижное, которое он, может быть, тренировал с той минуты, как в первый раз открыл, что в мире есть девушки. Потом он обязательно должен выпендриваться, не спеша одеваться – она таким его себе представляла.
Джеки в полном порядке. Было бы забавно украсть деньги и встретиться с ним в Детройте, провести с неделю во Флориде или на Большой Багаме, а потом, прежде чем совсем покончить, привести его домой познакомить с мамочкой.
Лежа в постели, положив одну руку на живот, а другой поглаживая прядь волос, Нэнси словно слышала свой голос:
– Мама, это Джек Райан.
Она представила мать в тени пальмы. Ее портсигар, зажигалку, водку, тоник на столике со стеклянной крышкой. Мать опускает на колени толстый роман, снимает очки для чтения, держит их под подбородком и устремляет взгляд на Райана, а ее губы складываются в самую что ни на есть незаметную улыбку. Голова чуть наклонена набок, мать насторожена; она как бы кивает, но абсолютно не выдает себя взглядом: сдержанная, вглядывается в Джека маленькими глазами, похожими на коричневые камешки, осматривает, чует что-то неладное.
– Он из Детройта, мама.
Следи за глазами, за маленькими коричневыми камешками. Следи за Джеком Райаном. Он не смотрит на мать. Мать неплохо выглядит для своих сорока четырех лет: шикарная, лощеная, в белом наряде, с жемчугом, чтобы подчеркнуть загар. Но Райан в ней не уверен. Мамочка своей холодностью лишает его душевного равновесия. Он оглядывает патио, сует одну руку в карман, демонстрируя, что чувствует себя свободно, смотрит на маленький круглый плавательный бассейн, потом на дом, покрытый белой штукатуркой, пытаясь придумать, что сказать. Это было бы хорошо, подумала Нэнси. Забавно было бы привезти его и оставить. Забавно было бы понаблюдать, как мать его рассматривает, боясь, как бы он до чего не дотронулся, не подошел бы к ней; рассматривает спокойно, но боится пошевельнуться, сидит выпрямившись, ожидая, когда он уйдет.
– Мама, это Джек Райан. Он лазает по домам и едва не забил человека битой насмерть. – Это немножко встряхнуло бы ее.
Может быть. Хотя фокус с двумя мальчишками в Лодердейле, похоже, не встряхнул. С теми двумя мальчишками Нэнси познакомилась в Байя-Мар и привела их домой, когда матери не было, только горничная Лоретта.
Ей тогда было пятнадцать. Двое этих мальчишек до сих пор стоят у нее перед глазами, подбоченившиеся, в шортах, в облегающих футболках с номерами 29 и 30. Оба ростом выше шести футов, способные высосать банку пива быстрее чем за двадцать секунд, длинные и неуклюжие, но все равно маленькие мальчишки.
Теперь Нэнси не поместила бы их в одну категорию с Джеком Райаном. Любой парень, младше двадцати одного, неженатый (новая категория) и которого никогда не арестовывали за преступное нападение, принадлежал к низшей лиге.
Они сидели у маленького овального бассейна с тремя упаковками пива – по шесть банок в каждой – и транзисторным приемником. Мальчишки убивали время, усаживаясь на ручки кресел, когда не пили пиво. Чернокожая Лоретта в белом форменном платье возникла в дверях солярия, хмурясь, пытаясь поймать взгляд Нэнси.
Один мальчишка сказал:
– Тебя ищет горничная.
Но Нэнси прикинулась, будто не видит Лоретту, и мальчишки уловили ее идею.
– Очень плохо, что за нами шпионят, – заметила Нэнси. – Будь мы одни, лучше бы позабавились.
Один мальчишка промычал:
– Угу. Другой спросил:
– Чем, например, занялись бы?
А Нэнси сказала:
– Например, искупались бы.
Один мальчишка сказал:
– Да мы плавки не взяли.
А Нэнси удивилась:
– Ну и что?
Она наблюдала, как оба пьют пиво, и обдумывала способ, как избавиться от Лоретты. Они не могли запереть горничную в ее комнате – у нее был ключ.
Поэтому взяли в комнате Нэнси пружинный матрас, тихонечко протащили его по кафельному полу к открытой двери Лоретты. Она их не заметила. А когда подняла глаза и они услышали ее глухой голос, дверь уже была плотно забита матрасом. Они хохотали, Нэнси хохотала вместе с мальчишками, прижавшись к матрасу спиной, пока они тащили стулья и втискивали их между матрасом и противоположной стеной.
Потом мальчишки выскочили из дома, сбросили одежду, нырнули. А Нэнси пошла в свою комнату и надела раздельный купальник-бикини. Затем погасила во всем доме свет и выключила подсветку в бассейне. Они завопили: "Эй, что стряслось?" А когда она вышла и они ее увидели, ухмыльнулись, один присвистнул, а другой сказал:
– Эй, вот это да!
Мокрые юные атлеты в мокрых обвисших трусах.
Они играли в догонялки, без конца ныряли, хватая под водой друг друга, прерываясь каждые несколько минут, чтобы выпить пива.
Наигравшись досыта, Нэнси рухнула в шезлонг отдохнуть, грудь вздымалась, а плоский живот опадал – она старалась отдышаться. Они сели, уставившись на нее, а она поднялась, потянулась, снова продемонстрировала им живот и заявила, что идет переодеваться.
Эй, может, кто-нибудь не возражает расстегнуть ей лифчик? Чертовски трудно дотянуться до этой застежки.
Естественно, оба не возражали. А пока толкались, боролись за место, Нэнси протянула назад руку и расстегнула застежку. Направляясь к солярию, знала, что они смотрят на нее. Вошла, закрыла за собой стеклянную дверь, заблокировала замок. Сняла лифчик. Стояла спиной к стеклянной двери, пока не почувствовала, что они рядом и один пробует повернуть ручку. И тогда посмотрела на них. Один из них сказал:
– Эй, да ладно тебе. Открой дверь.
Нэнси переводила взгляд с одного на другого: высокие крепкие атлеты пытались вести себя как ни в чем не бывало, стоя в мокрых трусах. Она сунула пальцы под пояс трусиков на бедрах и улыбнулась.
– Ну же! Открой!
– А что вы мне дадите? – спросила Нэнси.
– Ты знаешь что, – расхохотались оба.
– Ну же! – опять сказал один.
– Я ложусь спать, – объявила Нэнси.
– Открой дверь, мы с тобой!
– Что вы мне дадите? – снова спросила она.
Оба смотрели на нее, теперь серьезно, молча. Наконец, один спросил:
– А чего ты хочешь?
И Нэнси ответила:
– Пятьдесят баксов, Чарли. С каждого.
Она до сих пор видела дурацкое выражение их физиономий.
И выражение лица матери через несколько дней – никакое.
– Это правда, Нэнси?
Мать узнала про двоих мальчишек, потому что один из них оказался в приятельских отношениях со своим отцом. Маленький приятель рассказал большому. Большой приятель рассказал своей жене, а та – подруге, которая и сообщила матери Нэнси. Подруга заявила, что не верит ни единому слову, но, может быть, мать Нэнси захочет проверить. И вот сцена: мать сидит в гостиной, Лоретта стоит в нескольких шагах позади нее.
– Это правда, Нэнси?
Серьезные глаза матери коричневыми камешками смотрели на нее, и она, очень пристально глядя в них, ответила:
– Да, правда.
