к королю, которое он должен был вручить монарху в собственные руки при первой возможности. Кэсерил успел лишь отмыть дорожную грязь со своих рук и выглянуть в окно – там, внизу, под его окном, находился овраг, заполненный водой и окруженный густыми деревьями. 
Двигаясь к королевскому зверинцу, Кэсерил лишь однажды ошибся выбором маршрута. Зверинец был устроен вне замковых стен, через двор, и примыкал к конюшням. Собственно, найти его было нетрудно по странному запаху, который никоим образом не напоминал запах лошадиного навоза. Внимательно осмотрев арку входа, Кэсерил вошел и, дав своим глазам привыкнуть к темноте, осторожно двинулся вперед по проходу.
 Парочка помещений, когда-то бывших стойлами, была переоборудована в клетки, и там содержались два огромных медведя с глянцево-черной шерстью. Один медведь спал, лежа на ворохе свежей соломы, другой, завидев Кэсерила, вытянул морду и принялся нюхать воздух, с надеждой глядя на непрошеного гостя. На противоположной стороне прохода жили в высшей степени странные звери, которым Кэсерил не смог найти названия – они напоминали длинноногих козлов, но с длинными гибкими шеями, выпуклыми нежными глазами и густой мягкой шерстью. В отдельной комнате стояли клетки с большими, ярко раскрашенными птицами, которые, сидя на насестах, щелкали клювами и что-то бормотали, а по бокам коридора – клетки поменьше с маленькими разноцветными птичками, которые неумолчно щебетали, пели, чирикали и посвистывали. На выходе из птичника Кэсерил, наконец, увидел людей: грума в ливрее и толстого человека который положив ногу на ногу, сидел у низенького стола, удерживая за украшенный драгоценными камнями ошейник стоящего на столе крупного леопарда. Кэсерил замер, увидев, как близко человек поднес свою голову к разверстой пасти огромной кошки.
 Человек специальной щеткой расчесывал шкуру леопарда. Облако желтых и черных шерстинок поднималось над зверем, а леопард выгибался под щеткой, и в глазах его Кэсерил, моргнув и присмотревшись, увидел истинный экстаз. Кэсерил так увлекся разглядыванием зверя, что не сразу понял – перед ним стоит король Орико.
 Больше десятка лет, прошедших с той поры, когда Кэсерил видел этого человека в последний раз, не были к нему благосклонны. Орико никогда не был слишком привлекательным, даже в расцвете молодости. Ниже среднего роста, с коротким носом, который в юности был сломан во время падения с коня, а сейчас походил на сплющенный гриб, выросший в центре лица. Волосы, рыжеватые и кудрявые, с годами, правда, стали пожиже, зато тело, в отличие от волос, – только плотнее и толще. Лицо у короля было пухлое и одутловатое, с нависшими над глазами веками.
 Король мурлыкал что-то на ухо леопарду, а тот терся головой о тунику Орико, покрывая ее своей линяющей шерстью, после чего высунул язык размером с небольшую лопату и лизнул короля в укрытую парчой грудь, оставив мокрое пятно на королевском наряде. Рукава у Орико были засучены, и на них виднелись небольшие шрамы и царапины разной степени свежести. Леопард выгнул шею, ухватил Орико за руку и некоторое время удерживал в своих желтоватых зубах, не смыкая челюстей. Кэсерил снял ладонь с рукоятки меча и вежливо кашлянул.
 Когда король повернулся к Кэсерилу, тот упал на одно колено и сказал:
 – Мой государь! Примите самые почтительные приветствия от вдовствующей провинкары Баосии, поручившей мне передать вам это письмо.
 Он протянул пакет и добавил – на тот случай, если король еще не знает о прибытии своих брата и сестры:
 – Принц Тейдес и принцесса Изелль благополучно прибыли в ваш замок, мой государь.
 – О, да!
 Король кивнул груму, и тот, вежливо поклонившись, потянулся за письмом.
 – Их светлость поручила мне передать письмо непосредственно в ваши руки.
 – О, да, секундочку!
 Не без труда склонившись, король приобнял леопарда, после чего пристегнул к ошейнику серебряную цепь. Промурлыкав что-то еще в ухо зверя, он подтолкнул того к краю стола. Леопард легко спрыгнул; король с усилием встал и, протянув конец цепи груму, произнес:
 – Умегат!
 Вероятнее всего, это было имя грума, а не леопарда.
 Грум взял цепь и повел леопарда к клетке, находившейся чуть дальше по проходу, при этом довольно бесцеремонно подтолкнул коленом, когда зверь, остановившись, начал тереться о ее железные прутья.
 Орико взял письмо, сломал печать, бросив обломки воска на выметенный пол. Кивком он заставил Кэсерила подняться с колена и стал медленно разбирать изящный почерк провинкары, время от времени поднося бумагу ближе к глазам и прищуриваясь в тех местах, которые требовали большего напряжения глаз. Кэсерил, войдя в столь привычную для себя роль курьера, спокойно стоял, сложив руки за спиной и ожидая, что скажет король – отошлет или же станет задавать вопросы.
 Грум тем временем завел леопарда в клетку и вернулся. По происхождению он был явно рокнарийцем – можно было даже не знать его имени. Высокий, хотя с годами и ссутулившийся. Кожа, которая в юности, вероятно, отливала золотом, с годами утратила блеск и приобрела тона потускневшей слоновой кости. Тонкие морщины окружали глаза грума и уголки его рта. Вьющиеся, цвета бронзы, волосы, с годами подернувшиеся солью седины, были сплетены в две косички, которые на затылке сходились в одну – типично рокнарийский стиль. И выглядел он как чистокровный рокнариец, хотя в Шалионе было немало полукровок; у самого короля в обоих коленах, восходящих как к шалионским, так и к браджарским королям, были принцы и принцессы – рокнарийцы и рокнарийки. Отсюда, кстати, и фактура волос. На груме была ливрея Зангры, туника, лосины и накидка с вышитым символом Шалиона – королевский леопард на фоне замка. Грум выглядел гораздо более аккуратным и ухоженным, чем его хозяин.
 Орико закончил чтение письма и вздохнул.
 – Что, королева Иста по-прежнему грустит? – спросил он.
 – Естественно, она печалится по поводу разлуки с детьми, – уклончиво ответил Кэсерил.
 – Этого я и боялся, – отозвался король. – Но тут уж ничего не поделаешь. Лучше пусть она грустит в Валенде, а не в Кардегоссе. Я не хотел бы видеть ее здесь. С ней слишком… трудно.
 Потерев нос тыльной стороной ладони, король чихнул.
 – Напишите их светлости провинкаре о моем к ней почтении, уверьте ее, что ее внук и внучка находятся под моей братской защитой и покровительством, а их судьба – главная моя забота.
 – Я собираюсь писать ей вечером – известить о нашем благополучном прибытии. И передам ваши слова.
 Орико, кивнув, вновь потер переносье и, прищурившись, взглянул на Кэсерила.
 – Я вас знаю? – спросил он.
 – Не думаю, господин мой. Вдовствующая провинкара недавно назначила меня секретарем при принцессе Изелль. В юности я служил провинкару Баосии в качестве пажа, – добавил он.
 Он не упомянул